8. Некоторые братия подверглись скорби на месте жительства своего и по причине этой скорби вознамерились оставить это место. Для совещания они пошли к авве Аммону. Они шли по берегу реки, а старец в это время находился в лодке, плывшей по реке. Поравнявшись с ними и увидев их, старец просил лодочников пристать к берегу, вышел из лодки и, подошедши к братиям, сказал им: я – Аммон, к которому вы идете. Он успокоил их и, вследствие его наставления, они возвратились в место жительства своего. Скорбь, постигшая их, не была душевредною, – была лишь скорбию человеческою.
9. Пришел к авве Аммону брат из Скита, и сказал ему: посылает меня отец мой на послушание; исполняя это послушание, боюсь впадения в блуд. Старец отвечал на это: в то время, как подвергнешься напасти, воззови к Богу: Боже сил! За молитвы отца моего исхити меня из напасти. Однажды брат, исполняя послушание и пришедши в некоторый мирской дом, застал в нем девицу одну, которая повлекла его к греху, и даже заперла за ним двери дома. Брат воскликнул к Богу громким голосом по завещанию аввы Аммона – и немедленно очутился на пути, ведущем в Скит.
10. Авва Аммон рукоположен был во епископа. В этом сане он действовал из благодатного настроения и духовного разума, приобретенных монашеским жительством. Однажды привели к нему на суд беременную девицу и требовали от него церковного наказания для девицы. Епископ оградил ее крестным знамением и повелел дать ей шесть пар полотен, говоря: ей предстоит труд родов: как бы не умерла она или не умерло дитя ее: на цену этих полотен по крайней мере могут быть совершены похороны. Обвинители девицы сказали ему: что ты делаешь? Дай ей епитимию. Он отвечал им: братия! Разве вы не видите, что она близка к смерти? Как же мне возложить на нее еще что-либо?
Авва Аммон уклонился от действования по требованию плотской ревности обвинителей и вместе подействовал нравственно на девицу, оказав ей неожиданное ею милосердие и представив ей живо близость смерти. Смягченное милосердием сердце, при воспоминании о смерти, очень способно к покаянию.
11. Пришел однажды авва Аммон в некоторое местопребывание иноков, чтоб разделить с братиею трапезу. Один из братии того места очень расстроился в поведении: его посещала женщина. Это сделалось известным прочим братиям; они смутились и, собравшись на совещание, положили изгнать брата из его хижины. Узнав, что епископ Аммон находится тут, они пришли к нему и просили его, чтоб и он пошел с ними для осмотра кельи брата. Узнал об этом и брат и скрыл женщину под большим деревянным сосудом, обратив сосуд дном кверху. Авва Аммон понял это и ради Бога покрыл согрешение брата. Пришедши со множеством братии в келью, он сел на деревянном сосуде и приказал обыскать келью. Келья была обыскана, женщина не была найдена. Что это? – сказал авва Аммон братиям: Бог да простит вам согрешение ваше. После этого он помолился и велел всем выйти. За братиею пошел и сам. Выходя, он взял милостиво за руку обвиненного брата и сказал ему с любовью: брат! Внимай себе.
12. Однажды, по обычаю того времени, некоторые из христиан пришли судиться пред епископом своим. Болезнуя о несогласии между христианами по причине, не заслуживающей внимания христиан, епископ представился юродивым пред пришедшим к нему собранием. Одна из бывших тут женщин сказала подруге своей: старец помешался в уме. Святой Аммон, услышав это, подозвал ее к себе и сказал ей: столько лет подвизался я в пустынях, чтоб стяжать это помешательство, и для тебя ли потерять мне его?[201]
13. Некоторый брат впал в тяжкий грех. Он пришел к авве Аммону и сказал ему: я впал в такое-то согрешение и не имею сил для покаяния: оставляю монашество и иду в мир. Старец уговорил брата остаться в монашестве, обещаясь принять на себя труд покаяния в грехе его пред Богом. Взяв на себя грех брата, старец начал приносить покаяние в этом грехе. Только один день он пребыл в покаянии, как и последовало откровение от Бога, что грех прощен брату ради любви старца[202].
[14.] Однажды авва Аммон пришел к авве Пимену и спросил его: если я приду в келью брата моего или он придет ко мне по какой-либо нужде, позволительно ли беседовать с ним свободно о всех предметах? Авва Пимен отвечал: не одобряю такого поведения, потому что юность нуждается в самоохранении. Авва Аммон сказал на это: как поступали старцы в таких случаях? Авва Пимен отвечал: старцы, находясь в преуспеянии, не нуждаются в таком самоохранении: они, не имея ничего чуждого в сердце, не имеют его и в устах своих. Опять авва Аммон спросил: если случится беседовать с братом, из чего лучше заимствовать беседу, из Писания или из отеческих изречений? Старец отвечал: если не можешь молчать, то говори лучше из отеческих изречений, нежели из Писания. Объяснение Писания сопряжено с великой опасностью для души[203].
Многие иноки тех времен, по причине неправильного объяснения, которое они давали разным местам Священного Писания, впали в ереси. Объяснение Писания даруется Божественной благодатью. Монах, не имеющий этой благодати и стремящийся к объяснению Писания из своего самомнения и невежества, непременно делается виновным пред Святым Духом, изрекшим Писание: за дерзость свою он отвергается Богом, делается добычею падших духов. Из такового толкования Писаний пророческих и апостольских возникли все ереси и расколы.
Последняя повесть относится, очевидно, к позднейшему Аммону – не к тому, который беседовал с Антонием Великим.
В повестях об Аммонах сохранилось для нас следующее сведение о горе Нитрийской. В этой пустыне жило до пяти тысяч монахов. Они проводили различное жительство, сообразно произволению и способностям своим. Некоторые из них жили наедине, отшельниками, другие – вдвоем и втроем; иные жили и в значительном числе, составляя общежития. Было до пятисот мужей, достигших христианского совершенства: они пребывали далее, в самой глубокой пустыне[204]. – Такое разнообразное жительство, удовлетворявшее свободному произволению и способностям, очень способствовало монашескому духовному преуспеянию.
1. Сказывали об авве Аммое: когда он ходил в церковь, то не позволял ученику своему идти возле себя, но приказывал следовать поодаль. Если ученик приближался, чтоб спросить о чем-либо, Аммой, дав ответ, немедленно отсылал от себя, говоря: не позволяю тебе оставаться близ меня по той причине, чтоб в беседу нашу о душевной пользе не вкралось праздное слово.
2. Авва Аммой был болен в течение нескольких лет. Ему, как больному, приносили многое. Приносимое складывалось во внутреннюю келью. Он лежал на одре и ни разу не позволил помыслу своему посмотреть во внутреннюю келью, что там находится. Когда ученик его, Иоанн, входил в эту келью и выходил из нее, авва закрывал глаза, чтоб не видеть, что делает ученик во внутренней келье, зная, что Иоанн – истинный монах.
3. Двенадцать лет авва Иоанн Фивейский служил больному старцу, авве Аммою. Хотя Иоанн много трудился для старца, но старец в течении всех двенадцати лет ни разу не сказал ему: спасайся! Когда же настало время кончины аввы Аммоя и собрались к нему старцы, он взял Иоанна за руку и сказал ему: ты – спасен! Ты – спасен! И, обратившись к старцам, присовокупил: это – ангел, не человек[205].
4. Однажды пришел некоторый брат к авве Аммою, чтоб получить наставление от него. Брат пробыл семь дней при старце, но старец не дал ему никакого наставления. Брат собрался в обратный путь; провожая его, старец сказал с воздыханием: брат! Внимай себе! Что же касается до меня, то мои грехи соделались мрачной стеной между мной и Богом[206].
Авва Анув сказал: с того времени, как я принял святое крещение и наречен христианином, ложь не выходила из уст моих[207].
В те времена принимали святое крещение наиболее в зрелом возрасте.
Поведали о некотором старце, что он провел пятьдесят лет в великом воздержании, не употребляя вовсе хлеба и употребляя воду в самом умеренном количестве. Этот старец говорил: я умертвил в себе страсть блуда, сребролюбия и тщеславия. Услышав, что старец говорит это, авва Авраам пришел к нему и спросил его: говорил ли ты то и то? Старец отвечал: говорил. Авва Авраам сказал на это: вот, ты входишь в хижину твою и находишь на постели твоей женщину: можешь ли не подумать, что это – женщина? Нет! Но я борюсь с помыслом, чтоб не прикоснуться к ней. Авраам: значит, ты не умертвил страсти блудной; она жива в тебе, но связана. Опять: положим, ты идешь по пути, видишь камни и обломки глиняных сосудов, а посреди них золото. Может ли ум твой обойтись без всякой мысли о золоте? Старец: нет! Но я борюсь с помыслом, чтоб мне не взять золота. Авраам: значит, страсть жива, но связана. Опять: если придут к тебе два брата, из которых один любит тебя и превозносит похвалами, а другой ненавидит и злословит, – примешь ли их с одинаковым сердечным чувством? Старец: нет! Но буду бороться с помыслом моим и стараться делать добро ненавидящему меня наравне с любящим меня. Авраам: следовательно, страсти живы, но связаны святыми помышлениями[208].
