Старец же ответил:
– Истину говорю вам: не разгневайте Единого, тогда ничего не успеет против вас гнев человеческий. Если же Единого разгневаете – Христа, никто помочь вам не сможет. А человек, если и разгневается, снова смягчится.
Ученик не смел больше возражать наставнику и возвратил послу великокняжескую грамоту.
Присылала посла и мать великого князя, Мария Ярославна, которая была великой почитательницей добродетельного старца, а также супруга князя, гречанка София Фоминична[42], которая прислала преподобному грамоту и золота. Старец ничего не взял и велел все вернуть назад, а ученику своему даже выговорил за то, что ему все докучают. Присылали в монастырь к болящему подвижнику многие бояре и простые миряне, но об этом ему уже и не докладывали.
Видя святого старца в великой немощи, Иннокентий сказал ему:
– Сильно неможется тебе, отец Пафнутий?
Старец ответил:
– Сам видишь – изнемогаю, но не чувствую болезни выше сил моих.
Подвижник не вкушал больше пищи. Прикажет себе что-нибудь изготовить, но когда приносили, то, похвалив, он отдавал все братии с словами:
– Кушайте, и я с вами.
Наступила ночь. Подвижник сидел на одре своем и творил про себя молитву Иисусову. Утреню ему прочли в келии.
В понедельник, 28 апреля, подвижник с помощью братии отстоял Божественную литургию. После службы он ничего не вкушал; только выпил немного сыты. Иннокентий думал, почему это старец не делает никаких распоряжений о монастыре, и, поборов смущение, спросил преподобного:
– Отец Пафнутий! Прикажи при жизни своей написать завещание об устроении монастыря: как жить после тебя братии и кому быть игуменом.
Помолчав недолго, старец со слезами сказал:
– Братия, сами собою сохраняйте чин церковный и строй монастыря. Не переменяйте сроков церковной молитвы. Священников почитайте, как и я, и не лишайте их платы, чтобы не оскудела Божественная служба, ибо от нее зависит успех во всем. Не затворяйте трапезы своей от странника, заботьтесь о милостыне, просящего не отпустите ни с чем. Трудитесь в рукодельях; но удаляйтесь от мирских бесед; заботливо храните сердце свое от помыслов лукавых. После вечернего правила не сходитесь для беседы: пусть всякий безмолвствует в своей келии. Церковной молитвы никогда не отлучайтесь, разве по немощи; исполняйте весь устав, правило церковное и все предписания церковные кротко, немятежно и молчаливо. Одним словом, поступайте так, как я. Если не презрите моей заповеди, верую Вседержителю Богу и Непорочной Деве Богоматери, Господь не лишит это место всех благ Своих. Но знаю, – пророчески прибавил преподобный, – что по отшествии моем в монастыре Пречистой будет мятежник; он смутил мою душу и внесет мятеж в братию. Однако Пречистая Царица усмирит мятеж и бурю, подаст тишину обители Своей и живущей в ней братии[43].
Сказав это, старец умолк от изнеможения. Ночь его прошла в обычных молитвах.
29 апреля, во вторник, преподобный безмолвствовал, потому что готовился к приобщению Христовых Таин в праздник Преполовения святой Пятидесятницы, который в тот год приходился на 30 апреля. Старец пел псалмы, молебны, каноны и священные стихи. Так продолжалось целый день. Иннокентий и келейник преподобного молча внимали этому необычайному пению, не смея ничего сказать, ибо подвижник заповедал им ничем не развлекать его. Ночь провел болящий без сна в молитве, почти все время стоя на ногах и присаживаясь только на короткое время.
Только настал день (среда), преподобный Иосиф прочел для святого правило ко причащению. Литургию старец отстоял в храме и приобщился Животворящих Таин Христовых. Приняв, по обычаю, благословение от служащего иерея, преподобный был веден братией в келию. Став в сенях своей келии, с обеих сторон поддерживаемый учениками, преподобный посмотрел на образ Пречистой Богородицы и, душевным оком обращаясь ко всей братии, со вздохом и слезами сказал:
– Господи Вседержителю! Испытующий сердца и помышления, Ты знаешь все. Если кто пожалеет о мне, воздай ему, Господи, сторицею в сем веке, а в будущем даруй жизнь вечную. Если же кто порадуется о смерти моей, смерти грешного человека, не поставь ему, Господи, сего во грех.
Слышавшие это ужасались и каждый обращался к суду своей совести. Когда же ввели старца в келию, он с радостным лицом начал утешать братию, как будто бы хотел, чтобы они забыли только что сказанные слова. Вспомнив прежние слова святого, что болезнь его не тяжка, братия подумали, что ему становится легче. Они понуждали его вкусить пищи, но старец не хотел. Выпил немного сыты, потом отдал ее братии со словами:
– Пейте чащу сию, чада; пейте, как мое последнее благословение, ибо я больше не буду от нее пить или вкушать.
Много говорил он братии и еще утешительных слов, потом возлег на одре своем, на котором через день скончался. Иннокентию, служившему ему при болезни, преподобный завещал сосуд меда, а потом послал братию в трапезу, ибо настало время обеда. Иннокентий, не отходивший от своего больного учителя, быстро возвратился с трапезы и увидел его лежащим на одре, потом, помолчав немного, спросил преподобного:
– Отец Пафнутий! Ты не поправляешься, потому что целую неделю совершенно не вкушаешь пищи. Что молчишь, господин мой? Кому приказываешь монастырь свой – братии или великому князю? Почему не говоришь ты ничего?
Святой ответил:
– Пречистой.
Затем, немного помолчав, сказал ему:
– Брат Иннокентий! Правду ли ты говоришь? – заметив, что старец смущается, Иннокентий молчал. – Мне, брат, кто приказывал монастырь? Сама Пречистая Царица изволила. Она возлюбила это место прославления имени Своего, воздвигла храм Свой, собрала братию и меня, нищего, много времени питала и покоила вместе с братией. И теперь, когда я, смертный человек, смотрю в гроб и не могу помочь себе, Сама Царица Небесная может устроить полезное Своей обители, как Она начала это. Ты знаешь сам: не княжеской властью, не богатством сильных, не золотом и не серебром воздвиглась эта обитель, но изволением Божиим и волею Пречистой Его Матери. На Нее возлагаю всю надежду: Своею милостью Она покроет меня на мытарствах от насилия мрачных и лукавых духов, а в день Праведного Суда избавит вечной муки и причтет к избранным. Если же я получу благодать, то не промолчу молиться о вас ко Господу. И сами вы будьте поэтому усердны: живите чисто; не только так, как жили при мне, но еще и лучше; содевайте спасение со страхом и трепетом, чтобы ради ваших добрых дел я почивал мирно, чтобы вселились добре пришедшие сюда после меня. Да обретете вы покой по кончине своей. Пусть каждый пребывает в том звании, в котором призван. Не возвышайтесь паче меры – это не полезно вам, но и душе вредно. Не возноситесь над немощными братьями ни мыслью, ни делом, но долго терпите о них, как о членах своих. Ей, чада, спешите делать добро!
Сказав это, святой в изнеможении замолчал.
Немного спустя пришел в монастырь посланный от Геронтия[44], митрополита Московского; пришли новые послы от великого князя и великих княгинь. Они настойчиво добивались свидания с преподобным и его беседы. Долго Иннокентий отказывался и отлагал говорить о них болящему старцу, но наконец доложил о посланных. Старец оскорбился на своего ученика и говорил ему, что все 60 лет своего иночества он постоянно обращался с князьями, боярами и другими мирянами.
– Теперь я понял, что нет никакой пользы от этого, – одно испытание для души. Своим милосердием, не хотя смерти грешника без покаяния, дал мне Господь шесть дней для покаяния; а ты мне не даешь покоя, наводишь на меня мирян. Уж теперь мне нельзя и из келии выйти, чтобы они не докучали мне?
Иннокентию стало очень прискорбно и то, что он смутил старца, и то, что не получил разрешения для посланных. Выйдя из келии, он передал им ответ преподобного и просил их оставить монастырь. Но, выйдя из обители, посланные ночевали в близлежащем селе, чтобы наутро повидать подвижника. Следующую ночь, последнюю ночь своей жизни, святой старец провел без сна, в непрестанной молитве: то пел псалмы, то читал молитву Иисусову.
Наступил четверг, 1 мая, день кончины преподобного Пафнутия. Подвижник повелел отслужить литургию ранее обыкновенного. Сам он думал идти к ней, собирался спеша и говорил про себя: «Вот, пришел день».
В недоумении братия смотрели друг на друга, не понимая, что говорит старец. Иннокентий спросил его, о каком дне говорит он.
– О том дне, о котором говорил вам раньше, – ответил святой.
Ученик начал перечислять дни: воскресенье, понедельник, вторник…
Преподобный сказал:
– Этот день – четверг, о котором говорил я вам и раньше.
Братия были в недоумении. Повели старца в церковь, но не успели выйти из келии, как пришел преподобный Иосиф и возвестил ему, что посланные от знатных лиц миряне ожидают его; что, сверх бывших вчера, пришли новые: все они собрались и стоят на пути подвижника в церковь. Тогда преподобный оскорбился тем, что они заградили ему путь в храм Божий, и не пошел из келии. Отпустивши братию в церковь, он сел в сенях и сказал: «Это все делает Иннокентий, он так распорядился».
