Поэтому храмы наши, думаю, никогда не опустеют. Но только вот христианство имеет в виду не одних лишь пожилых женщин с их покорной непритязательностью и самоотверженным стремлением внести в подаваемые записочки всех близких. Иисус желает дать нам не просто утешение, но жизнь, и «жизнь с избытком». Он хочет преображения человеческих сердец через обращение к Отцу в духе и истине. Один из опытных служителей Церкви как–то заметил, что степень подлинного возрождения Церкви определяется числом мужчин, участвующих в ее жизни.
Поскольку такой религиозный настрой и такая непритязательность не свойственны остальной части нашего населения, то, соответственно, люди других возрастов или другого склада не в состоянии 3—4 часа стоять в переполненном душном помещении, где происходящее остается для них совершенно непонятным. Они, естественно, начинают, мягко говоря, смущаться многим в нашей Церкви: почему у вас служат на непонятном языке, зачем целовать икону, руку священника, зачем поклоны и т. п. И чаще всего итог таков: «В Бога я верую, а в церковь ходить не буду. Ничего мне это не дает!» Действительно, обычному взрослому человеку почти невозможно прийти к вере только через посещение церкви, то есть посещение богослужения, поскольку оно рассчитано не на обращение вновь пришедших, а на уже уверовавших. Это еще возможно для пожилых женщин, которым свойственно исключительно эмоциональное восприятие богослужения и которых удовлетворяет пение и чтение отдельных благочестивых фраз, не выстраивающееся в систему (что было названо одним автором «женским типом религиозности»). Но для гораздо большего числа наших современников свойственно не только эмоциональное, но и рациональное, разумное восприятие мира. И когда такие люди оказываются в храме, то они, естественно, хотят понять, для чего собрались верующие, что значит молиться, что значит верить в Бога и, вообще, что такое Бог? То есть большинству людей свойственно задавать вопросы и получать на них вразумительные ответы. Но, к великому сожалению, этого в нашей Церкви, нет, и еще более печально, что на собственно православном богослужении этого не было и раньше, причем на протяжении многих веков.
Несколько лет назад я спросил одного священника: «Бывает ли у вас в храме молодежь?» — «Да, бывает, — ответил он, — да что толку, ведь это все шизофреники».
Меня, помню, сильно удивил его пессимизм. Однако позже, наблюдая за немногими верующими молодыми людьми, я обратил внимание на одну характерную особенность. Если молодой человек начинает ходить в храм, привлекаемый именно самим богослужением, а не хорошими, например, проповедями какого–либо священника, если он приходит к вере, как приходят пожилые женщины, — через богослужение, а не так, как большинство молодых людей — через друзей и книги (когда участие в богослужении является не первым шагом к вере, а, скорее, уже результатом веры), — так вот, если никакого, так сказать, просветительного влияния нет, а есть только интерес к долгим праздничным службам, акафистам, к тому, что в этой церкви служат так, а в другой несколько иначе, если есть какая–то особая любовь к торжественным службам и вообще к повседневному церковному быту, то печальный факт состоит в том, что в таком молодом человеке, как правило, заметны какие–то психические отклонения от нормы, иногда очень сильные, просто клинические. По–видимому, психологический склад, являющийся нормой для пожилой малообразованной женщины, патологичен для молодого человека.
Это в меньшей мере относится к церковным молодым женщинам, хотя и у них в аналогичных случаях также нетрудно заметить, что за почти старушечьей консервативностью, почти нездоровой приверженностью к форме стоят более или менее явные нарушения психики. Но, повторяю, это гораздо реже и слабее выражено, чем у молодых людей, и, скорее, является результатом одиночества, чем исходных особенностей психики.
Разумеется, автор ни в коем случае не желает быть понятым таким образом, что сама по себе любовь к богослужению есть какой–то болезненный признак. Ни в коем случае! Внешняя сторона православной службы всегда привлекала чуткие к Божественной правде и красоте сердца. Красота нашего богослужения иногда целые народы приводила ко Христу. Достаточно вспомнить святого Стефана Пермского, обратившего целый народ. Да и в обращении русского народа, как известно, великолепие византийского богослужения сыграло, пожалуй, решающую роль. Речь идет лишь о том, что нередко происходит обращение не столько ко Христу, сколько к богослужению, особенно у людей впечатлительных, легко ранимых. Происходит определенное «бегство от мира», причем не к сути христианства, а лишь к его форме. Понятно, что во Христе прежде всего нуждаются «не здоровые, но больные», слабые, незащищенные. И здесь, конечно, важно помочь молодому человеку или девушке увидеть не только красоту службы, но и красоту той великой Истины и Правды, которые несет Христос, прославляемый за нашим богослужением. Тогда «форма» и «содержание» Православия не будут разобщены, а станут целостным христианским мироощущением.
То, что мы говорили о церковных молодых людях «со странностями», делает понятной еще одну характерную особенность нашей Церкви — практически полное отсутствие среди остальной («нормальней») части церковной молодежи рабочих. Вся немногочисленная, но все же реально существующая церковная молодежь — почти сплошь интеллигенция. В настоящее время сложилась такая ситуация, что для вхождения в Православие необходимы либо психологическая установка, присущая пожилым женщинам, либо семейная традиция, не отвергнутая молодыми людьми, либо культурный уровень заметно «выше среднего». Поскольку молодежь из рабочих этого не имеет, она остается совершенно вне Православной Церкви, несмотря на то, что сейчас очень многие из них принимают крещение, как мужчины, так и женщины.
В самом деле, в Православии приход к вере людей из интеллигенции обычно происходил через влияние друзей и через книги, поскольку, как уже говорилось, для человека, привыкшего осмысливать окружающее, пробиться к существу веры через одно лишь богослужение почти невозможно. Поэтому книги здесь играли основную формирующую роль.
Разговоры с друзьями были лишь толчком к вере, лишь постановкой вопроса о возможности веры в Бога. Религиозные книги — это был либо антиквариат (дореволюционные издания святых отцов и др. книги, также ксерокопии с них), либо «самиздат» и «тамиздат». Ясно, что рабочая молодежь, которая и вообще–то читает меньше, такие книги вообще не читала, так как они к ней просто не попадали. Контакта между молодыми людьми из рабочих и верующей православной интеллигенцией практически не было, поскольку и последние чаще всего люди нетехнических специальностей. Так что не было и никаких разговоров на тему о вере с молодежью из рабочих, никаких побудительных влияний. Однако детей молодые рабочие семьи в большинстве своем все равно крестили, в отличие от интеллигенции, где крестили детей только в действительно верующих семьях. Впрочем, в настоящее время детей крестят уже, по–видимому, почти все, независимо от участия или неучастия родителей в жизни Церкви.
Сказанное выше о приходе в нашу Церковь молодежи, главным образом из интеллигенции, относилось к началу 80–х годов. Однако в основном это справедливо и для современной ситуации, хотя положение в этом, как и во многом другом, резко изменилось, начиная с лета 1990 года, с избранием нового патриарха — Алексия II. Во многих московских приходах открылись воскресные школы для детей. В среднем в каждой такой школе занимаются от 80 до 200 ребятишек в возрасте от 6 до 14 лет. Здесь в основном дети прихожан данной церкви, причем социального преобладания интеллигенции незаметно. Внучат нередко водят бабушки, а родители, даже не будучи сами практикующими верующими, как правило, не возражают, отчетливо осознавая, что «в церкви плохому не научат». Эти ребятишки в самом деле наша надежда на будущее. События Священной Истории воспринимаются ими совершенно естественно и живо. Этому, кстати, помогают и телевизионные программы, во многом содействующие религиозному образованию детей, в особенности, судя по собственному опыту проведения таких занятий, в этом отношении эффективна серия мультфильмов «Супер–Книга», где библейские события передаются увлекательно и наглядно.
Отрадна популярность, которой пользуются начавшие свою работу также в 1990 г. школа катехизаторов при Комиссии Священного Синода и Православный Университет. Правда, на занятиях первой из них нередко вместо изложения православного вероучения преподаватели увлекаются обличением вероучения других конфессий, делая это в духе и стиле XIX века, нередко с ошибками. Едва ли следует начинать чудесное дело богословского образования будущих катехизаторов с насаждения духа вражды и нетерпимости к нашим братьям–христианам Запада, католикам и протестантам. Разумеется, там, где это необходимо, следует указать на различия вероучений, но, очевидно, духу христианской любви (а именно ей следует прежде всего учить будущих наставников молодежи и новообращенных) больше соответствует спокойное разъяснение исторических корней имеющихся различий и обоснование того, почему Православная Церковь придерживается именно такой точки зрения, а не иной. Здесь необходимо постоянно подчеркивать, что правильность православного вероучения должна всегда подтверждаться прежде всего не гневными обличениями в адрес «еретиков» и декларацией нашего монопольного права на обладание истиной, а нашей христианской жизнью — ее плодами: любовью, милосердием. Важно показывать нашу веру из наших дел. Иначе мы рискуем превратить Православие из проповеди любви и мира в религиозное санкционирование всякого рода нетерпимости, самопревозношения и гордыни.
