903
«Пророка и Предтечу пришествия Христова — Иоанна Крестителя, проводившего девственную жизнь в пустыне, покрывавшегося кожаной одеждой и питавшегося суровой пищей, подвижники христианства считают первообразом иноческой жизни» (Ха–занскмм П. История православного монашества на Востоке. Ч. I. М., 1854. С. 24–25).
Обозначение второй Ипостаси Святой Троицы, то есть Сына (Логоса) в качестве «безначального» (αναρχον), хотя и встречалось в доникейской церковной письменности, стало общеупотребительным лишь с эпохи арианских споров. Ибо одно из основных положений Ария было то, что «Сын после Отца. Отец, как причина, безначально предсуществу–ет Сыну. И хотя Отец не всегда был Отцом и Сына не было до рождения, тем не менее время было создано Сыном и потому явилось после Него. Но в письме к Евсевию Арий, кажется, склонен к представлению временного промежутка между бытием Отца и бытием Сына» (Сажумлое Д. История арианства на латинском Западе (353–430). СПб., 1890. С. 27–28). Поэтому св. Афанасий, возражая арианам и опираясь на ряд мест из «Евангелия от Иоанна» (Ин. 14, 6; 10, 14; 8, 12; 13, 13), говорит: «Слыша, что Бог, Отчая Премудрость и Отчее Слово, так о Себе говорят, кто еще усомнится в истине и не поверит тотчас, что словом еежь означается вечное прежде всех веков и безначальное бытие Сына» (Сеяжмжель ^фяняемм Делмкмм. Творения. Т. II. М., 1994. C. 192).
Ср. у св. Василия Великого, который в «Слове о подвижничестве» предписывает избравшим узкий и тесный путь иночества не употреблять в излишке хлеб, вино и елей, воздерживаться от пьянства, опьянения и житейских попечений (άπο κραιπάλης μέθης μερίμνων βίωτίχων άπεχεσθαί). См.: ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 376; Сеж. Дяемлмм Делмкмм. Слово подвижническое 12, 2 // Сеж. Дяемлмм Делмкмм. Творения. Т. 2. С. 137.
Слово συνε<σαχτος в древнецерковной письменности обычно обозначало незаконное сожительство христиан обоего пола, посвятивших себя девству. Впервые данный термин встречается в послании Антиохийского ^бора 268 г., осудившего образ мыслей и поведение Павла Самосатского. Среди прочего здесь говорится: «Что касается женщин, его «духовных дщерей», как их называют в Антиохии, «дщерей» священников и диаконов, его окружающих, он вместе с ними скрывает и этот и другие смертные грехи, хотя прекрасно знает о них. Мы знаем, возлюбленные, что епископ и все духовенство должны подавать народу пример в делах добрых, и прекрасно знаем также, сколько духовных лиц пало потому, что вводили к себе в дом женщин» (Деееемм Пяжфмл. Церковная история. М., 1993. С. 275). Начиная с Первого Вселенского Собора, указанное слово вошло устойчивым элементом в лексику канонического права (см.: iampe С. W. R. Op. cit. P. 1317–1318). Суть же пагубности греха такого незаконного сожительства хорошо выразил св. Григорий Богослов: «Сколько девство предпочтительнее супружества, столько непорочный брак предпочтительнее сомнительного девства. Посему и ты, ревнитель совершенства, или вполне возлюби чистое девство, если имеешь к тому и силу, и расположение, или избери супружество, как говорят, после первого второе, также доброе, плавание. Но избегай тех, которые хотят совместить и ту и другую жизнь — и безбрачную, и брачную, то есть примешивать к меду желчь, к вину грязь, к священному Салиму злоче–стивую Самарию» (Сеж. Грмгормм Богослое. Стихотворения богословские, 2. Советы девственникам. // Сеж. Грмгормм Богослое. Творения. Т. 2. С. 74).
В древнецерковной литературе понятие «ложь, обман, хитрость» (άπατη) обладало не только негативными смысловыми ассоциациями. Например, Ори–ген замечает: «Одна ложь, которая от Бога (ή απάτη ή από Θεοΰ), и другая, которая от змия» (Origene. Homelies sur Jeremie. T. II / Ed. par P. Nautin // Sources chretiennes. № 238. Paris, 1977. P. 266). Св. Григорий Нисский, развивая эти мысли александрийского учителя, говорит, что Бог Слово, воплотившись ради нашего спасения, «обманул» диавола, который под покровом человеческой природы не признал Божества. В том и состояла праведность воздаяния лукавому, что этот обольститель был, в свою очередь, обманут (ό άπατεών άπαταται). Однако если диавол осуществил обман, чтобы погубить естество человеческое, то праведный, благой и премудрый Бог использовал мысль об обмане ради спасения погубленной твари (см.: Gr^goire Nysse. Discourse catechetique. P. 118–122). В русле этих идей, вероятно, выдержано и развитие мыслей Иперехия: мир (κόσμον подразумевает царство греха) стремится «прельстить» человека, используя всяческие уловки, но монах, обладающий духовным опытом, искусно обходит все западни лукавого и тем самым как бы «обманывает» его и лежащий во зле мир.
Ср. у св. Кирилла Иерусалимского, который, используя тот же глагол στρατολογεω, обращается к оглашенным: «Вы будете избираемы в воинство великого Царя» (Сеятмтелъ Хмрмлл №русалмжскмм. Поучения огласительные и тайноводственные. М., 1991. С. 32).
Иперехий и сочетает понятия «целомудрие» (σωφροσύνη) и «девство» (παρθενία), и различает их. Под последним, вероятно, следует понимать девственность в физическом преимущественно аспекте, а под первым — целокупную чистоту души и тела человека, дарующую ему нерастленное видение мира. Примерно в том же духе высказывается и св. Амвросий: «Заслугу производит не одно только телесное девство, но также и чистота мыслей» (Творения св. Амвросия Медиоланского по вопросу о девстве и браке в русском переводе / Перевод с латинского А. Вознесенского под редакцией профессора Л. Писарева. Казань, 1901. С. 118).
В некоторых рукописях к этому изречению еще добавляется: «. ибо одно только благо должно изобиловать в нем».
Буке.: гражданку неба (ούρανοπολί'την); Иперехий переводит, так сказать, в «антропологическую плоскость» (γ^ίνον σώμα — ούρανοπολί'την ψυχήν) обычное противопоставление жизни иноческой и жизни мирской. Ср., например, у св. Иоанна Златоуста: «У них (монахов. — А. С.) всё отлично от нашего: и одежда, и пища, и жилище, и обувь, и речь. И если бы кто послушал разговор праведных и наш, тот хорошо бы узнал, что они граждане небесные, а мы недостойны даже и земли» (Иже во святых отца нашего Иоанна, архиепископа Константина града, Златоустого. Избранные творения. Толкование на святого Матфея Евангелиста. Кн. 2. С. 708).
Понятие «мир» (ειρήνη) мыслится у древних церковных писателей часто как слово, обозначающее одно из сущностных свойств Бога. Ср., например, у Дионисия Ареопагита: «Давай же мирными гимнами восхвалим божественный мир. Ведь он всех объединяет и порождает и создает всеобщее единомыслие и согласие. Поэтому и желают его все, что их разъединенное множество он обращает в цельное единство и разделенных всеобщей междоусобной войной соединяет в единородное сообщество. Ведь именно благодаря причастности к божественному миру старейшие из единящих сил объединяются и внутри самих себя, друг с другом и с единым и совершенным Началом и Причиной всеобщего мира». Данный «мир» у Дионисия тождественен «покою», поскольку он говорит о τ^ς θείας ειρήνης καί ησυχίας (см.: Дмонмемм ^реопяжж. О Божественных именах. О мистическом богословии. С. 303–304). Поэтому христиане, как чада Божии, суть «миротворцы» (ο< ε<ρηνοποίο<; — Мф. 5, 9), и этот евангельский идеал, согласно Иперехию, находит свое высшее выражение в монашестве.
Это изречение Иперехия становится более понятным, если учесть то обстоятельство, что в святоотеческой письменности пост обычно сопрягается с молитвой. Например, св. Григорий Палама говорит об их «созвучии и взаимной любви друг к другу» (τό τής προσευχής *α< τής νηστείας σύνοδον χα< φίλάλληλον), ибо пост как бы «собеседует» с молитвой, которая «ведет беседу» с Господом (см.: Сеяжмжель Урм2о–рмм Лалажа. Беседы. Т. 1. С. 122. Текст: ΓΡΗΓΟΡΙΟΥ ΤΟΥ ΠΑΛΑΜΑ. ΑΠΑΝΤΑ ΤΑ ΕΡΓΑ, 9. Σ. 330). Поэтому и Иперехий, подразумевая, вероятно, такое сопряжение поста и молитвы, указывает, что без них все дело монаха (и вообще христианина) зиждется на песке.
Образ «гавани», «пристани» (λιμήν) постоянно встречается в древнецерковной литературе. Часто, например, его использует преп. Макарий, который, в частности, сравнивает христиан с купцами–мореходами, стремящимися при благоприятном ветре поскорее достичь гавани, ибо боятся изменения погоды и бури на море. Согласно преподобному, и христиане, даже когда их посещает благодать и овевает благоприятный ветер Святого Духа, остерегаются «вихря супротивной силы» (άνεμος τής εναντίας δυνάμεως), могущего вызвать смятение и бурю в их душах. Поэтому необходимо для них многое усердие, чтобы достичь «гавани упокоения» (τον λιμένα τής αναπαΰσεως), то есть «совершенного мира» (τον τέλειον κόσμον), «святого града», «небесного Иерусалима», «Церкви первородных» (см.: Ma^anos/Symeon. Reden und Briefen. Bd. I. S. 163). И преп. Ипатий Руфинианский в том же духе поучает своих монахов: «Стремящийся вкусить благодати Божией плачет днем и ночью о том, как угодить ему Богу, пересечь море века сего и невредимым войти в гавань Христову (ε<ς τον λιμένα τοΰ Χριστού)» (Ca/Anicos. Vie d'Hypatios. P. 158). Для Ипе–рехия монастырь есть образ этой эсхатологической «небесной Гавани».
