Мы считаем вселенную устроенной разумно. То есть, не случайно. Атеисты объясняют, что она развивается по определенным законам. Поэтому в ней есть многочисленные признаки высочайшей организации (сложная структура пространства, движение небесных тел, наконец – органическая жизнь). Но они не могут объяснить, откуда взялись законы природы, если не от первопричины.
Они вынуждены предположить, что законы функционирования являются частью вселенной. Атеисты постулируют существование вечной материи с атрибутами разумности – законами природы. Но чем такое понимание лучше теософии? Я рискну предположить, что современный атеизм есть стремление просто изложить теософию квази-научными терминами.
Мы просто говорим: Б. существовал вечно, к нему неприменимо время. Атеисты формулируют: до Большого Взрыва, при сжатии вселенной в точку, время остановилось.
Мы говорим: до создания мира, помимо Б., ничего не было. В Нем была вся материя и все пространство. Вне Его ничего не было. Атеисты поправляют: вселенная была свернута в бесконечно малую точку. В ней были вся материя и все пространство. Вне ее ничего не было.
Мы говорим: мир был создан как проявление Б. После сотворения мира Б. не растворился в нем, Он продолжает существовать отдельно. Атеисты переформулируют: после Большого Взрыва, из точки произошла вселенная. Но эта точка не перестала существовать, она и сейчас является центром вселенной.
Не различается и метод. Мы познаем Б., наблюдая Его творения, проявления в мире. Атеисты узнают законы природы, анализируя вызванные ими действия.
Существование Б. так же эмпирически недоказуемо, как и отсутствие Его существования. Атеизм есть таким же предметом веры, как и религия.
Многие научные тезисы не ожидают эмпирического подтверждения? Что было до Большого Взрыва, породившего Вселенную, и что находится за ее пределами? Что породило эту Вселенную, откуда возникла энергия и принципы развития Вселенной? Не приводит ли нас ответ на эти вопросы к Тому, Кого принято называть Б.?
Единство Б. Действительно, допустив неизоморфность Б., в частности, политеизм, мы вынуждены предположить и существование некоей связи, общения, взаимодействия между этими частями или богами. Такая связь могла бы изменяться, адаптироваться, совершенствоваться. Экстраполируя назад, мы вынуждены предположить, что в некоторый момент эффективная связь отсутствовала. В тот момент имелся некий набор изоморфных, не связанных между собой частей Б. Тогда что-то должно было породить возникновения связей – процесс, аналогичный созданию мира, и требующий наличие отдельной движущей силы, Б. Если же предположить, что связи между богами оставались всегда неизменными, то внешне этот континуум выглядит как единый, неизменный, вечный объект – нечто, что мы привыкли называть Б.
Иудейское понимание Б. С одной стороны, тезисы Торы представляются нам наиболее реалистичными: без лица Б., земли на трех слонах, неизвестно откуда взявшихся и как организованных душах. С другой стороны, важен и принцип неизменности Торы, когда при переписывании сохранялись буквы и шрифт – обеспечивая отсутствие искажений, по меньшей мере, с начала документированной истории.
Поскольку христианство, как мессианское учение, делает упор на воскресении, скажем и о душе. Современная проблема клонирования людей отлично осветила этот вопрос. Рассмотрим, например, двух абсолютно идентичных людей с точно скопированной накопленной в мозге информацией. Каждый из них четко понимает, что другой – это не он сам, хотя они полностью одинаковы на физическом уровне (включая физическое хранение информации). Можно смоделировать и несколько иначе. Если человеку пересадить органы, кожу, конечности, он все равно не станет сомневаться, что он остался сам собой. Предположим, что найден способ физической замены мозга с сохранением в новом мозге ранее накопленной информации. Даже после такой замены, «я есть» сохранится. Причем, оно не относится к информации: ведь едва ли человек отождествляет себя со своим опытом. Именно эту уникальность, это «я есть», не отождествляемое с физической субстанцией и не копируемое, но только неизвестным образом переносимое, я и склонен называть душой.
Вряд ли можно уверенно ответить, как появились Евангелия. Едва ли реально возникновение Матфея и Луки из некоего источника, будь-то Марк, Фома или Q [7]. Прежде всего, Марк явно выглядит как конспект, сокращенное и упрощенное пособие для проповедников. Фома откровенно заимствует популярные гностические концепции.
Трудно представить себе, как авторы Матфея и Луки сознательно добавляли к Марку заведомо (они это знали!) фальсифицированный исторический фон, в то же время не изменяя текста Марка. Испытывали ли они пиетет к Марку, который препятствовал внесению исправлений? Конечно, нет. Отношение к текстам тогда было довольно свободным, а авторитет апостолов еще не был упрочен традицией. Тем более, авторитет Марка, вроде бы (едва ли), ученика Петра (тоже апостола не без оппонентов) был никакой. Абсурдно предполагать, что, при тогдашнем обилии евангелий, фальсификатор стал бы ограничивать себя только Марком. Может, Марк представлял собой уже тогда общепринятую версию? Тоже нет: это была лишь одна из версий, не более того. Может, Марк был известен своей объективностью? Но достаточно прочесть описания чудес, чтобы видеть, что самая дикая обработка Марка не сможет сделать его еще менее достоверным.
Фома явно не был основным источником даже в виде, очищенном от поздних гностических наслоений. С чего бы фальсификатор стал выбрасывать множество тезисов Иисуса? Между тем, Фома был использован Лукой. Уже от него многие перикопы [8] Фомы перешли к Матфею. Невозможно однозначно определить, заимствованы ли они самим Матфеем (и тогда Евангелие появилось позднее Луки и множества прототекстов), или (более вероятно) они были добавлены к изначально довольно короткому тексту Матфея.
Талмуд в b.Shabb116 приводит известную историю, как патриарх Гамалиил и его сестра Мама Саломея подшутили над христианским судьей, поочередно предлагая ему взятку, и добиваясь каждый раз противоположного решения. Эпизод относится к 1в. (после 70г.), но записан был много позже. Вопрос не в его достоверности.
Судья использует Евангелие, резко отличное от известных нам. «Со дня вашего изгнания Закон Моисея был взят назад, и дан закон Евангелия». Т.е., деятельность Иисуса (дан новый закон) относится к периоду после 70г. (или даже, если считать упоминание Гамалиила анахронизмом, после 135г.), когда иудеи были изгнаны из Иерусалима. Кстати, такая датировка отлично согласуется с предположением о возникновения христианства в 68-70г.г. из секты ессенов.
По словам судьи, в Евангелии написано: «сын и дочь наследуют одинаково». Ничего подобного в современных редакциях не содержится. Даже если раввины цитировали по слухам, последние должны были на чем-то основываться – т.е., такая концепция, вероятно, существовала.
Наиболее интересно: «Я посмотрел в конец книги, и там написано: ‘Я не пришел прекратить Закон Моисеев или добавить в него’». Аналогичный текст имеется у Матфея в Мф5:17. Таким образом, еще во 2-4в.в. (когда мог быть записан Shabbat) Евангелие от Матфея оканчивалось на пятой главе из современных 28.
Q мне представляется довольно умозрительной гипотезой. Представим себе текст, настолько авторитетный, что с него дословно (!) списаны наиболее популярные Евангелия. И ни одного его упоминания христианами (хотя сохранились тексты или ссылки на множество малозначительных и откровенно фальсифицированных документов). И ни одной копии или отрывка. И никакого упоминания в самой ранней антихристианской критике, хотя это прямое доказательство фальсификации канона. Очень странный получается пиетет: дословно цитировать Q, но свободно фантазировать и дополнять его собственным текстом.
Предположив существование Q, его необходимо датировать 60-70г.г. Но это совершенно противоречит отсутствию списков высказываний Иисуса в 50-х г.г., когда Павел писал Послания. Иначе мы вынуждены будем объяснить, почему Павел не использовал тезисов Иисуса, когда они могли однозначно разрешить споры.
Концепция единого источника Q противоречит тому факту, что почти идентичные или сходные тезисы Матфея и Луки помещены в совершенно различный контекст. Понятен процесс, в котором каждый из этих евангелистов независимо подбирал, куда вставить тезисы. У Матфея это получилось совсем плохо, у Луки – в целом довольно реалистично. Но для чего могло понадобиться одному или обоим евангелистам полностью заменять контекст, разбивая текст на отдельные фразы и вставляя их совершенно в другие места?
Трудно предложить однозначное объяснения происхождения Евангелий. Если и были какие-то источники, то это, скорее, набор прототекстов, нежели упорядоченное евангелие.
