В течение своей продолжительной пастырской деятельности в Антиохии, св. Иоанн настолько сжился и сроднился с своими пасомыми, что все его помыслы сосредоточивались только на одном, как бы лучше и действеннее назидать их, вернее охранять от заблуждений и полнее раскрывать пред ними ту истину, что вера в Иисуса Христа есть источник всяких благ. Выше этой цели он уже и не ставил себе ничего, и надеялся среди них именно закончить и свою жизнь. Правда, бывали времена, когда до крайности утомленный трудами и подавляемый огорчениями вследствие легкомыслия и безумств своего народа, он невольно бросал тоскливые взгляды к окружающим горам, где он когда-то подвизался в святом уединении в годы юности, где так мирно и отрадно жить на лоне безмятежной природы в уединении с Богом и где действительно продолжали вести такую жизнь многие из "земных ангелов", как он любил называть отшельников. Иногда он даже временно удалялся в эти горы, чтобы отдохнуть и освежиться от истощающих трудов и шумной суеты городской жизни; но трудовая жизнь пастыря теперь уже настолько овладела им, что он не мог навсегда порвать с нею и потому всегда после непродолжительнаго отдыха вновь возвращался к своей возлюбленной пастве, также тосковавшей по своем отсутствующем пастыре, и от глубины искренняго сердца говорил: "хорошо вижу, что я не могу оставить этого местопребывания и что мне надлежит оставаться здесь до конца моих дней[24]". Но Промысл Божий судил иначе. Великий светильник церковный, некогда выведенный из подспуднаго уединения в пустыне и поставленный на свещнице церковном среди многолюднаго города, давал вокруг себя такой сильный и благотворный свет, что ему мало было и этого города. Свету его надлежало возсиять на всю вселенную, и для этого светильник нужно было поставить еще выше, в самом средоточии православнаго христианскаго мира. И это сбылось. В 397 году скончался престарелый архиепископ константинопольский Нектарий, и таким образом овдовела первенствующая кафедра восточной вселенской церкви. На эту-то славную кафедру Промысл Божий и возвел св. Иоанна, чтобы сделать из него не только великого святителя, но и великаго мученика за правду.
Глава третья. Св. Иоанн Златоуст на престоле константинопольском (398-404 гг.)
Когда св. Иоанн доканчивал свою пастырскую деятельность в Антиохии, в политическом состоянии мира совершилась важная перемена. В 396 году скончался император Феодосий, который вместе с собою унес в могилу и последние отблески величия Римской империи. У него осталось два сына - Аркадий и Гонорий, и он, чтобы не возбуждать неприязни между ними, а главным образом не считая ни одного из них способным принять на себя все бремя управления громадной империей, притом явно клонившейся к упадку, разделил между ними империю, предоставив Гонорию запад, а Аркадию - восточную ея половину. Оба они были еще люди молодые и притом недостаточно щедро наделенные от природы для того, чтобы с достоинством и успехом проходить возложенное на них трудное служение. Неудивительно поэтому, что действительными правителями государства были не они, а окружающие их приближенные, среди которых первенствующее место занимали - на западе знаменитый полководец Стилихон, а на востоке не менее знаменитый царедворец евнух Евтропий. Последний, выйдя из рабскаго состояния, благодаря разным случайностям и особенно своему природному уму, сумел заслужить благорасположение к себе покойнаго императора Феодосия, перед смертью возлагавшаго на него важныя поручения, и после его кончины конечно сделался главным опекуном молодого Аркадия и действительным правителем государства. Этот эвнух и был тем орудием, чрез которое Промысл Божий привел св. Иоанна на кафедру константинопольскую. Когда, по смерти архиепископа Нектария, возник вопрос о преемнике ему, то разрешить его было не легко. Положение было весьма важное и потому не мало заявлялось притязаний на него. Аркадий не знал, что делать и кого предпочесть. Тогда выручил его из затруднения Евтропий. Как человек не чуждый религиозности, он интересовался церковными делами и в бытность свою в Антиохии не преминул послушать знаменитаго антиохийскаго проповедника. Иоанн произвел на него своими проповедями сильное впечатление, и теперь Евтропий и подсказал императору, как было бы хорошо для церкви столичнаго города его империи иметь во главе своей такого знаменитаго пастыря. Аркадий согласился и немедленно областеначальнику востока Астерию дано было тайное поручение взять и привезть Иоанна в столицу. Распоряжение было неожиданное и для Иоанна и для антиохийскаго народа, и исполнить его было нелегко. Антиохийцы ни за что не согласились бы добровольно разстаться с своим возлюбленным пастырем, а всякое насилие повело бы к мятежу. Поэтому дано было распоряжение взять Иоанна хитростью, что и сделано было Астерием, который, вызвав Иоанна за-город, как будто для совместнаго поклонения мощам св. мучеников, приказал взять его в колесницу, которая и помчалась в Константинополь. Смиренный пастырь, узнав о действительной цели его вызова за-город, конечно погоревал, бросая прощальный взгляд на родную Антиохию, где он так много потрудился для блага своего возлюбленнаго народа; но послушный Промыслу Божию вполне примирился с этим обстоятельством и спокойно приближался к царствующему граду. Император милостиво встретил знаменитаго пастыря и, чтобы придать больше торжественности и блеска его хиротонии, вызвал для этого многих епископов, которые, во главе с патриархом александрийским Феофилом, и рукоположили Иоанна 26 февраля 398 года в сан архиепископа константинопольскаго.
Теперь Иоанн не был уже простым пастырем-проповедником провинциальнаго города. Он был архиепископом столицы, патриархом царствующаго града, возседал на престоле второго Рима. Положение его было весьма высокое, но вместе с тем и трудное. Церковь константинопольская, основанная по преданию св. ап. Андреем, пережила много превратностей, и со времени возведения Византии на степень столицы восточной империи приобрела великое, первенствующее на востоке значение. Она в действительности была средоточием церковнорелигиозной и духовной жизни всего востока. Но вследствие такого именно положения она сильнее всего и обуревалась различными веяниями. В столице находили себе приют и опору всевозможныя лжеучения, которыя быстро прививались среди легкомысленнаго, преданнаго наслаждениям населения и приверженцы которых умели находить себе доступ даже к императорскому двору. Вследствие этого бывали времена, когда лжеучение, особенно арианство нагло торжествовало свою победу в столице, угрожая совершенно вытеснить православие. Так именно было еще недавно, при Григорие Богослове, который, прибыв в Константинополь, с прискорбием видел, что все важнейшия четырнадцать церквей столицы находились в руках ариан и православие ютилось только в одной домовой церкви, которая под его благотворным пастырством сделалась источником возстановления или воскресения православия. Но хотя православие было возстановлено, однако влияние лжеучения было так велико, что и этому великому архиепископу-богослову трудно было пасти столь распущенную и в духовном и нравственном отношении паству, и потому он вскоре по возведении его в сан архиепископа отрекся от этого высокаго сана. Преемником ему был избран Нектарий - из светских придворных сановников. Этот иерарх отличался благочестием, но он был слишком слаб для столичной кафедры, и хотя его правление было ровным и спокойным, однако все ясно чувствовали, что на престоле столицы требуется иной пастырь, который имел бы достаточно мужества для того, чтобы не только умолять, но и запрещать, и вообще показывать твердость церковной власти, когда потребуют того обстоятельства. У Нектария не было такого мужества, и потому после него столичная церковь осталась в довольно неустроенном состоянии. Народ, всецело преданный наслаждениям и страстям, не уважал своих пастырей, а последние, не исключая и епископов, вели также совершенно мирскую жизнь. Все это глубоко поразило и огорчило Иоанна. Если он в Антиохии видел так много недостатков и пороков, с которыми и вел непримиримую борьбу, то там это были недостатки неразумной паствы, которая нуждалась во вразумлении со стороны пастырей; а здесь и сами пастыри требовали неменьшаго вразумления и наказания. И св. Иоанн мог сразу понять, на какое трудное и ответственное место поставлен он Промыслом. Еще в юности он сознавал всю высоту и тяжесть епископскаго служения и потому-то и уклонился от него, скрывшись от своего друга Василия. Теперь, помимо своей воли оказавшись на кафедре первенствующей церкви, он еще более мог убедиться в этом. Но теперь он уже не избегал тяжести своего служения. Напротив, поставленный на столь высоком и трудном месте, он как истинный пастырь церкви порешил показать себя достойным своего звания и мужественно вступил в отправление своего многотруднаго служения.
