В детстве мы играли с куклами, следуя нашим прихотям; мы строили крошечные дома из песка и глины, чтобы удовлетворить наше мгновенное удовольствие, а затем обращались к новым игрушкам; даже сейчас мы играем в ту же игру в наших отношениях с Матерью с равным легкомыслием и импульсивностью. Иногда такое понимание нахлынивает в моём уме.
В Виндхьячалском ашраме в ходе беседы Мать сказала Брахмачари Камалаканте: «Даже после стольких лет очень немногие люди понимают, что я хочу, если бы они понимали, то никогда бы не задавали такие бездумные вопросы, как: «Что вы хотите? Каково ваше желание?» Нужно искренне пытаться понять меня настолько, насколько лежит в пределах ваших возможностей, и чтобы понять, чего я хочу, нужно освободить свой ум от гордости своими достижениями, желания чести и славы, от гнева и печали, от самомнения и, наконец, от самоволия, которое приводит человека к тому, что он чувствует себя свободным агентом во всех своих действиях».
Если бы под Ее вдохновляющим влиянием мы могли бы постоянно очищать себя, молча следуя тому, что Она предписывает нам делать, мы бы поняли нашу миссию, найдя в наших жизнях возможность увидеть славу Ее Универсального Материнства.
Однажды я гулял с Матерью по земле Рамны. Она не говорила. Я понял, что на Нее низошел дух абсолютного молчания. Она вернулась после бесцельного хождения в течение некоторого времени. В течение восьми-десяти дней Она была абсолютно безмолвной. От Нее не исходило ни песен, ни жестов, ни предложений, ни даже улыбки. Она обычно сидела тихо, погруженная в Себя. Если кто-то говорил с Ней, Ее глаза или внимание не были привлечены к этому. Она сидела замкнутая, как статуя Бхагавана Будды. При еде Ее губы приоткрывались лишь немного, чтобы снова закрыться вскоре после приема очень маленького кусочка. Во время этого состояния молчания казалось, что вся Ее связь с внешним миром была полностью прервана. Через восемь или десять дней Она начала бормотать несколько ломанных слов. У нас было впечатление, что Она снова переучивается использовать свои голосовые органы и восстанавливать силу речи. Так прошло три дня, когда Она постепенно возобновила свой нормальный образ речи. Мне посчастливилось видеть Мать дважды или трижды в подобных состояниях.
Во время этих фаз молчания Ее умиротворяющая внешность, Ее твердое, но безмятежное самообладание, Ее милостивые взгляды и сияющее лицо — всё это вызывало нашу любовь и почтение. Чем больше человек смотрел на Нее задумчивыми глазами, тем больше становилось желание смотреть на Ее лицо. Сначала, после Ее свадьбы, когда Мать молчала три года, многие выражали свое горе, думая, что Она была совершенно глупой, и говорили: «Увы, это жалость, грубая несправедливость Бога; Он сделал эту прекрасную девушку глупой, хотя Он даровал Ей все лучшие качества женственности».
Мать говорит: «Если вы желаете соблюдать настоящее молчание, ваше сердце и ум должны слиться так тесно, в одну мысль, что вся ваша природа, внутренне и внешне, может как бы заморозиться в состояние инертного камня. Но если вы просто хотите воздержаться от речи, это совсем другое дело».
Доступны четыре фотографии йогических поз Матери. Первая фотография обсуждалась в первой главе; вторая был снята после длительного периода болезни. Но когда были сделаны третья и четвертая фотографии, Она сначала сидела естественным образом, но выражения супраментального состояния поглощения пришли к Ней позже.
СОСТОЯНИЕ САМАДХИ
Когда к Матери обратились с мольбой позволить нам узнать различные стадии садханы, Она указала на четыре уровня:
(i) Сосредоточение интеллектуальных сил на фокусной точке. Это как поджечь сушку топлива. Когда влажное дерево высохнет под воздействием огня, пламя ярко вспыхнет. Подобным образом, когда силой созерцания Божественного наш ум освобождается от тумана и влаги желаний и страстей, он становится светом. Это состояние ментальной чистоты, которое в определенных случаях вызывает состояние безмолвного слияния с определенным настроением или с избытком эмоций и волнения, выходящих за пределы возможности контроля. Все эти настроения происходят из одного высшего существования, но только в особых направлениях.
(ii) Сосредоточение своих эмоциональных способностей. Оно вносит состояние телесной инертности, погружения в одно святое чувство, возникающее из одного неделимого супраментального состояния. На этом уровне тело может быть уподоблено сгоревшему углю с огнем, очевидно, потухшим. В этом состоянии почитатель проводит часы вместе в состоянии внешней инертности; но в глубине его сердца поднимается непрекращающийся поток возвышенных эмоций. Когда это состояние созревает, чувство черпает могущественные силы из всей души, и подобно тому, как сосуд переполняется, когда в него наливается слишком много воды, он распространяется по всему миру мощным потоком под интенсивным давлением расширения.
(iii) Слияние внутренней и внешней жизни. Это состояние как у горящего угля. Огонь пронизывает каждый атом внутренней и внешней оболочки; все светятся одним Божественным Светом. Почитатель живет, движется и пребывает в одном блаженном океане Света.
(iv) Полное сосредоточение, когда почитатель теряет сознание двойственности — функционирования трех гун [тригуна]. Это как состояние угля, сгоревшего до пепла. Там нет различий во внутреннем и внешнем, здесь и там это состояние погружения в Высшего, Всеединство. Вибрации мыслей, чувств или желания исчезают совсем. Это напоминает идеальное спокойствие спящего озера под голубым небом.
Самадхи Матери представляет собой чудесное зрелище: мне очень повезло, что я смог стать свидетелем таких самадхи несколько раз. Ниже я отмечаю некоторые из моих опытов.
В некоторые дни, когда Она ходила или сидела в комнате после того, как случайно вошла в нее или после смеха и произнесения нескольких слов, Ее глаза стали широко открытыми с пустым взглядом, и все Ее конечности расслабились таким сверхъестественным образом, что Ее тело, казалось, как бы таяло на полу.
Тогда мы могли заметить, что подобно мягкому золотому диску заходящего солнца вся яркость Ее нормальных манер и выражений постепенно исчезала с Ее лица в таинственные глубины. Некоторое время спустя Ее дыхание замедлялось, а иногда и вовсе прекращалось. Ее речь полностью прекращалась. Ее глаза оставались закрытыми. Ее тело холодело; иногда Ее руки и стопы становились жесткими, как бревна; иногда они свисали свободно, как куски веревки, падая в любом направлении, где бы они ни находились.
Ее лицо сияло алым оттенком из-за интенсивности внутреннего Анандама: Ее щеки сияли небесным светом; Ее чело выглядело ярким и безмятежным с божественным спокойствием. Все Ее физические выражения были приостановлены; все же из каждой поры Ее тела излучалось необычное свечение — безмолвное красноречие молчаливой внутренней речи. Все присутствующие чувствовали, что Мать погружается в глубины божественного общения. Так проходило около десяти до двенадцати часов а затем предпринимались усилия, чтобы вернуть Ее на физический уровень с помощью киртана и тому подобного, но всё тщетно.
Я сам не мог вывести Ее из состояния самопоглощения. Не было никакой реакции, когда сильно терли Ее руки или стопы, и даже кололи их острыми иглами. Ее сознание вернулось, когда пришло подходящее время. Это не зависело ни от какого внешнего стимула.
Когда Мать вернулась к физическому сознанию, Ее дыхание вернулось и становилось всё глубже и глубже; вместе с этим ожили все движения Её конечностей. В определенные дни, вскоре после такого пробуждения, Ее тело снова возвращалось в свое прежнее инертное состояние и как бы снова склонялось к состоянию самадхи. Когда веки были открыты кончиками пальцев, в Ее глазах было пустое неотзывчивое выражение, и вскоре веки снова автоматически закрывались.
