Перед тем как рассказать эту увлекательную историю, мы должны прежде всего рассмотреть деятельность нескольких движений, отдельных личностей, а также иные явления, заставившие древних христиан уточнить, какие же книги имеют силу авторитета в вопросах веры и жизни. Одни обстоятельства, оказывавшие давление извне, имели религиозную природу; другие носили социально-политический или в более широком смысле культурный характер.
Одним из главных противников христианства был гностицизм — синкретичная философско-религиозная доктрина, бурно развивавшаяся параллельно христианству в течение первых четырех веков по Р. X. В то время существовало несколько разновидностей гностицизма, но для большинства из них характерно убеждение, что избранные души, будучи божественными искрами, временно плененными физическим телом в результате катастрофы, предшествовавшей появлению космоса, могут обрести спасение через особый гнозис ( — “знание”) своего происхождения и предназначения. Цель обширной гностической литературы — не только разъяснить верующим происхождение и устройство видимого мира и возвышающихся над ним миров невидимых; в ней говорилось, и это самое важное, о средствах, с помощью которых человек может победить силы тьмы и возвратиться в сферу высшего Бога.
В Новом Завете есть несколько указаний на то, что атака гностицизма на христианство уже началась. То здесь, то там мы находим острую полемику с теми, кто искажает учение, настаивая на верховенстве знания (Кол 2:8 и 18; Тит 1:16; 2 Тим 3:7), приспособив под это термин гнозис (1 Тим 6:20). В ересях, разоблаченных во Втором послании Петра и Послании Иуды, заметно сходство с сектой офитов или каинитов. Они принадлежат наиболее раннему периоду столкновений христианства с гностицизмом. Настоящее сражение между ними развернулось с середины II века. К этому времени получили развитие несколько систем гностической мысли, которые называли себя христианскими, поскольку отводили Христу более или менее очевидное центральное место. Такой синкретичный гностицизм в случае успеха скрадывал основные специфические черты христианства. Неудивительно, что Ириней, Ипполит и другие Отцы Церкви энергично противодействовали подобным тенденциям, чтобы защитить христианство от внутреннего разрушения.
До 1945 г. для реконструкции гностических систем мы располагали только цитатами Отцов в сочинениях, направленных против оппонентов. Но в том году несколько крестьян наткнулись в Наг-Хаммади, на восточном берегу Нила в Верхнем Египте, на то, что, как выяснилось потом, было гностической библиотекой. Рукописи датируются 400 г. и позже и включают около 50 трактатов на коптском языке, сведенных в 13 рубрик. Общий объем составил около тысячи страниц. Большинство из них представляют собой первоисточники, существенно дополняющие наши знания о гностицизме, почерпнутые из писаний Отцов. В целом вновь открытые документы не только подтверждают наше предыдущее впечатление о гностицизме как об утомительно многословной доктрине, но и доказывают, что Отцы не выдумывали. Искажения — следствие не вымыслов, а сознательного отбора цитат.
По таким источникам мы можем полнее представить себе проблемы, стоявшие перед Церковью. Мы не собираемся здесь установить и проследить, как развивались все школы гностического богословия. Важно отметить три черты, которые кажутся нам характерными для некоторых систем. Это, во-первых, философский дуализм, отвергавший видимый мир из-за его иноприродности по отношению к высшему Богу; во-вторых, вера в подчиненного бога (Демиург), который сотворил мир; в-третьих, некоторые системы проводили принципиальное разграничение между Иисусом и Христом, выводя отсюда, что Христос Искупитель имел реальное бытие только по видимости (докетизм, от — “казаться”).
Цель настоящей главы определить, насколько глубоко гностики интегрировали писания Нового Завета и как далеко они зашли в сочинении подложных евангелий, деяний и апокалипсисов. Чтобы воспрепятствовать всему этому, Церковь была вынуждена: а) привести свое собственное вероучение в строгую систему, чтобы опровергать ложный гнозис, опираясь на точные дефиниции; б) определить, какие писания можно признать авторитетными, так как у каждой гностической школы было собственное откровение; в) выработать правильный взгляд на взаимоотношения между иудаизмом и христианством, на непреходящую ценность Ветхого Завета, которую отрицали многие гностики.
Церковь возражала притязаниям гностиков, утверждая, что их системы нельзя обнаружить в Четвероевангелии, Деяниях, Посланиях апостола Павла в том виде, в каком их использовали общины. Гностики соглашались, но говорили, что это учение Господь возвестил не широким массам, а только самым приближенным ученикам. В доказательство они ссылались на "евангелия", написанные ими для этой цели. Эти гностические “евангелия” часто охватывают период между воскресением и вознесением Христа, о котором в канонических Евангелиях сказано очень мало. Гностики сочинили и другие тексты, в которых апостолы передают то, что им тайно возвестил Господь. Естественно, гностики утверждали, что истинное учение воскресшего Господа отчетливее всего выражено в этих писаниях, а не в Евангелиях и посланиях, используемых во вселенской Церкви. Параллельно “тайным” преданиям гностики знали и даже вобрали в свое учение и собственно церковные книги, которые интерпретировали в своей весьма специфической манере.
Церкви непросто было защититься от гностицизма. Определенные элементы в самой евангельской традиции казались очень схожими с притязаниями гностиков. Например, в повествовании о преображении говорится, что Иисус, открыв свою мессианскую славу трем ближайшим ученикам, приказал им никому не рассказывать того, что они видели, пока Сын Человеческий не воскреснет из мертвых (Мк 9:9). Точно так же в начале Книги Деяний (1:3) упоминаются распоряжения воскресшего Господа своим ученикам, но без дальнейших разъяснений. Это можно понять так, что именно тогда Он и сообщил тайное учение. Именно с такой преамбулой даже в нееретической книге Послание Апостолов (см. с. 179–181, ниже) помещено особое поучение.
По-видимому, защищаясь от гностицизма, Церковь должна была определить, что именно входит в состав истинного благовествования и подлинных апостольских писаний. Стремясь предотвратить спекулирование тайными преданиями, которые практически невозможно проконтролировать, она бдительно следила за тем, чтобы не признать своим ничего, что не имело гарантии апостольского происхождения. Косвенным последствием стало то, что обесценилась устная традиция, которую, как мы видели, Папий около 130 г. все еще предпочитает книгам. С другой стороны, чтобы предотвратить искажения смысла Писания, Церковь настаивала на соблюдении “правила веры” как нормы для истолкования Библии.
Одним из самых ранних ученых-гностиков был Василид, учивший в Александрии в правление императора Адриана (117–138). Ириней[191] и Ипполит[192] по-разному передают содержание его учения, однако большинство ученых согласны в том, что Ипполит делает это аккуратнее, в то время как Ириней дает популяризованную форму системы Василида. Поскольку гностические доктрины постоянно и быстро эволюционировали, церковным полемистам не было дела до исторических разысканий. Они разоблачали учения в тех формах, в которых те влияли на жизнь Церкви.
В 30-е гг. II века Василид написал значительный труд в 24 книгах под названием «Экзегетика». До нашего времени дошло лишь несколько фрагментов. Согласно Гегемонию[193], в 13-й книге толковалась притча о богаче и Лазаре (Лк 16:19–31). Климент Александрийский цитирует несколько отрывков из 23-й книги, где Василид, говоря о грехе и страдании, делает безошибочную ссылку на Нагорную проповедь, а именно на слова о прелюбодеянии и убийстве (Мф 5:21–30)[194]. Здесь же он приводит утверждение из Послания апостола Павла к Римлянам: “Я жил некогда без закона” (7:9)[195]. Ориген замечает, что Василид толковал отрывок из Послания к Римлянам о твари, которая совокупно стенает и мучается, ожидая откровения сынов Божьих (8:19)[196].
У Иринея мы узнаем (Против epeceuй. 7, 2; III. 18, 6), что Василид отрицал реальность страданий Иисуса на кресте. На своем пути к Голгофе Иисус передал крест Симону Киринеянину, которому Он вверил и свой облик. В результате Симон был распят под видом Иисуса, а настоящий Иисус Христос стоял рядом невидимый, в облике Симона, посмеиваясь[197] над своими врагами, а затем восшел к Отцу. По Клименту Александрийскому (Строматы 7, 17), последователи Василида хвастались, что их учитель получил особые сведения у некоего Глоция, который, как было сказано, был переводчиком апостола Петра.
