Наряду с греческими философами, в Александрии во множестве толпились иудеи, египетские жрецы и восточные мудрецы. Иудеи появились в Александрии вскоре после ее основания, весьма скоро покорились своему изгнанию и очень быстро забыли даже свой отечественный язык, так что скоро почувствовалась необходимость перевода священных еврейских книг с еврейского языка на греческий. Вступив в ближайшие сношения с образованными язычниками, александрийские иудеи не могли остаться чуждыми греческой культуре. В Александрии они научились более справедливо судить об язычниках, которые некогда были для них только идолопоклонниками и варварами. Они подражали даже великим языческим писателям, составляли греческие поэмы, исторические трактаты, вроде произведений Фукидида, и пользовались методами платоновской философии для истолкования различных мест Св. Писания. По примеру греческих философов, александрийские иудеи образовали в Александрии настоящую философскую и литературную школу, известную в истории под именем иудейской Александрийской школы. Представители этой школы Аристовул и современник Иисуса Христа Филон пытались примирить иудейство с философией Платона путем аллегорического толкования священных книг Ветхого Завета и подготовили почву для возникновения еретического гнозиса, того странного смешения христианских идей с чуждыми философскими системами и религиозными учениями, которое требовало такой напряженной борьбы со стороны пастырей христианской Церкви в первые два века христианской эры..
По свидетельству Евсевия,[285] жители Александрии впервые услышали евангельскую проповедь от евангелиста Марка. Уже в самом начале евангельской проповеди среди уверовавших было много людей, отличавшихся «самым мудрым и строгим подвижничеством» (δί άσκήσεως φιλοσοφωτάτης τε και σφοδροτάτης). Это коротенькое замечание Евсевия о членах вновь основанной Церкви весьма хорошо характеризует александрийских христиан с их философскими и аскетическими стремлениями. По справедливому замечанию Морица, «здесь еще раз явно обнаружилась противоположность между тенденциями восточного умозрительного гения, породившего великие метафизические системы, и тенденциями западного гения, которые с наибольшей ясностью обнаружились в Римской церкви, занимавшейся преимущественно вопросами практическими и внутренней организацией. И если Римская церковь была колыбелью католической иерархии в настоящем ее виде, то Александрийская церковь сделалась очагом христианской науки».[286]Распространяя христианство в среде образованных людей, стоявших на уровне современной им языческой науки и философии, александрийские проповедники в силу необходимости должны были сравнивать христианское учение с философскими доктринами язычников, указывать предчувствия истины в памятниках древней мудрости и раскрывать несравненное превосходство нового учения перед всеми языческими системами. Сверх того, Александрийская церковь очень скоро должна была начать борьбу с ересями, искажавшими христианство, особенно с гностическими сектами, которые быстро распространились в такой благоприятной для них среде, какую представляла Александрия с ее смешанным населением. Поэтому неудивительно, что Александрия сделалась центром богословской науки, колыбелью христианской теологии, местопребыванием знаменитой школы, скоро вступившей в упорную борьбу с языческими философскими школами.
Весьма вероятно, что уже со времен апостолов во всех более или менее значительных городах существовали христианские школы или огласительные училища, где преподавались начальные основания христианской веры. Учителями были в этих училищах сами епископы или пресвитеры и диаконы, а может быть и низшие клирики. По крайней мере, относительно Александрии мы имеем прямое свидетельство блаж. Иеронима, что в этом городе «со времен евангелиста Марка всегда были церковные учители».[287] Правда, из упоминаемых Евсевием катехетов Александрийской школы первым является Пантен, но нам кажется, едва ли можно выводить отсюда заключение, будто свидетельство блаж. Иеронима есть не что иное, как «легенда, не заслуживающая серьезного внимания».[288] В самом повествовании о Пантене Евсевий называет учреждение огласительных училищ «древним обычаем»[289] и тем ясно дает понять, что церковная школа в Апександрии существовала и до Пантена. Если Евсевий ничего не говорит о предшественниках Пантена, то это молчание вполне естественно объясняется тем, что со времен Пантена Александрийское огласительное училище уже выделилось из ряда других училищ подобного рода характером преподавания и изложения христианских истин и значительно расширило задачи своей деятельности. Начиная с Пантена, лица, стоявшие во главе его, занимаются уже не одним только оглашением в узком смысле этого слова, т. е. устным наставлением готовящихся к крещению в основных истинах христианской веры, но и научно-философским обоснованием этих истин, раскрытием их с помощью научного экзегезиса и церковного предания, полемикой с языческими учеными и философами и охраной чистоты христианского учения от искажений фантастическими вымыслами еретиков.
Это расширение задач Александрийского огласительного училища было естественным следствием появления образованных язычников и иудеев среди членов Александрийской церкви. В числе александрийских христиан несомненно скоро стали появляться и ученики языческих философов, а иногда даже лица, стоявшие прежде во главе философских школ. Доказательством могут служить примеры Афинагора, управлявшего в самой Александрии школой платоников идо конца своей жизни носившего философскую мантию,[290] Пантена, бывшего некогда учеником стоиков,[291] и других лиц. Обратившиеся в христианство языческие философы, без сомнения, продолжали наставлять своих учеников с той лишь разницей, что теперь они излагали уже принятое ими новое учение. Это новое преподавание учителей, еще прежде составивших себе известность среди образованных язычников в Александрии, производило некоторую сенсацию в городе, и в одних возбуждало симпатии, а в других — явно враждебные чувства. Одни приходили слушать новых проповедников, другие — спорить с ними. Многие из тех и других, подготовленные к христианству чтением священных книг Ветхого Завета и произведений иудейских и языческих философов, принимали христианскую веру и становились ревностными учениками христианских проповедников. Успехи этих проповедников, бывших ранее языческими философами, известность, которую они скоро приобретали своим преподаванием, очевидно, должны были обратить на них внимание Александрийских епископов. Так случилось, например, с Оригеном. К нему еще в ранней молодости его приходили язычники, изъявляя желание слышать слово Божие. Епископ Димитрий, узнав об его успехах, вверил его управлению училище оглашенных.[292] Церковь скоро увидела, какую большую пользу могло принести религиознофилософское преподавание истин христианской веры. Оно было единственным средством привлечь в лоно христианской Церкви людей пропущенных, философов, ученых, заставить их признать чистоту и превосходство христианской веры, одним словом, сообщить христианству пнторитет научно и философски обоснованного учения. Но достижение таких высоких целей возможно было только для людей, хорошо .шакомых с современной им наукой и философией. Александрийские гпископы вполне ясно сознавали это и старались вверять огласительное училище Александрии лицам, известным своими обширными полнаниями в области светских наук и языческой философии.
Повествование Евсевия о трудах знаменитых предшественников с». Дионисия в Александрийской школе и сохранившиеся до нашего времени творения Климента Александрийского и Оригена ясно свидетельствуют о том, с каким блестящим успехом исполняли они свое дело. 11о свидетельству Оригена,[293] уже Пантен приобрел немалую опытность и деле исследования еретических учений и мнений философов об истине и своими познаниями принес пользу многим. Иероним повторяет >ту похвалу.[294] Об ученике и преемнике Пантена Клименте Евсевий свидетельствует, что «в своих "Строматах" Климент не только рассыпает цветы Божественного Писания, но заимствует и у язычников места, казавшиеся ему полезными, изъясняет многие мнения греков и варваров, опровергает лжеучение ересеначальников, излагает довольно исторических сказаний, доставляя через то материал для разностороннего образования, и ко всему этому присоединяет и мнения философов».[295]I Ιο свидетельству того же Евсевия,[296] к Оригену приходили «многие ученые мужи, привлекаемые повсюду разнесшейся славой его имени и желавшие удостовериться в богатстве его духовных познаний». Еретики и знаменитые философы учились у него «не только божественной, по и внешней мудрости». Более способных слушателей Ориген «вводил в круг наук философских, преподавал им геометрию, арифметику и другие предуготовительные предметы, знакомил их с различными системами философов и объяснял написанные ими сочинения, делая на каждое из них свои замечания, так что у самих язычников прослыл философом». Слушатели простые и менее образованные изучали под его руководством «науки, входившие в круг обыкновенного воспитания». Рекомендуя им изучение этих наук, Ориген говорил, что оно облегчит им «уразумение и изъяснение божественных писаний». Для этой же цели «познания светские и философские он считал нужными и самому себе». Иракл, бывший сначала помощником,[297] а потом преемником Оригена,[298] пять лет брал уроки у учителя философских наук и даже оставил обыкновенную одежду и стал ходить в философском плаще. Занимая должность пресвитера в Александрии, он не переставал изучать и «эллинские книги».[299] Уже эти общие замечания Оригена и Евсевия о деятельности знаменитых катехетов Александрийской школы достаточно ясно свидетельствуют о высоком значении, какое она имела не только для Александрии, но и для всей Церкви. На это же указывают, по-видимому, и особые названия этой школы, встречающиеся у древних писателей. Александрийская школа называется у них не только скромным именем «огласительного училища» — ή του κατηχεΐν διατριβή,[300] τό της κατηχήσεως διδασκαλεΐον,[301] ή της κατηχήσεως διατριβή,[302] schola κατηχήσεων,[303] — но и такими именами, как «школа святых словес» — διδασκαλεΐον τών ιερών λόγων,[304] «церковная школа»—schola ecclesiastica,[305]«священное училище божественных наук» — τό ιερόν διδασκαλεΐον τών Ιερών μαθημάτων,[306] ή έν 'Αλεξανδρεία διατριβή τών ιερών μαθημάτων,[307] «божественная школа» — ή κατ' 'Αλεξανδρείαν θεια διατριβή.[308] Употребляя такие наименования, церковные историки как бы выделяют Александрийскую школу из ряда огласительных училищ. Благодаря неутомимой деятельности Пантена, Климента, Оригена и Иракла, школа эта сделалась «настоящим рассадником христианства, семинарией, в которой получали образование многие учители и предстоятели Церквей, академией, из которой выходили ученые защитники христианства».[309]
