Алексей Осипов - Путь разума в поисках истины. Основное богословие

Ознакомительная версия.

Наш крупный ученый академик Л. С. Берг († 1950 г.) писал: «Основной постулат, с которым естествоиспытатель подходит к пониманию природы, — это тот, что в природе вообще есть смысл, что ее возможно осмыслить и понять, что между законами мышления, с одной стороны, и строем природы — с другой, есть некая предустановленная гармония. Без этого молчаливого допущения невозможно никакое естествознание» [65]. Иными словами, основанием науки является вера ученого в разумность мира. Эту мысль очень четко выразил А. Эйнштейн: «Моя религия — это глубоко прочувствованная уверенность в существовании Высшего Интеллекта, который открывается нам в доступном познанию мире» [66]. Приведенное высказывание хорошо соотносится со словами апостола Павла:

«Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы»

(Рим. 1, 20).

Ценность телеологического аргумента в том и состоит, что он ставит человека перед альтернативой: признать ли Разум причиной удивительных законов, по которым столь целесообразно устроен мир, или же таковой причиной считать слепой случай [67]? По-видимому, только предубеждение может склониться к последнему.

Онтологоческий аргумент (греч. ών, ουσα, όν — причастия м., ж., и ср. рода наст. времени от ειμί — быть, существовать) — аргумент, исходящий из идеи совершенного Существа. Логика его такова: если в нашем уме есть понятие о Существе всесовершенном, то такое Существо необходимо должно существовать, поскольку, не имея признака бытия, Оно не было бы всесовершенным. Мы мыслим Бога Существом всесовершенным, следовательно, Он должен иметь и свойство бытия.

Впервые этот аргумент сформулировал архиепископ Ансельм Кентерберийский († 1109 г.). Р. Декарт († 1650 г.) дополнил его мыслью о том, что нельзя представить себе происхождения в человеке самой идеи Бога без Его реального существования [68]. Лейбниц († 1716 г.) присоединил к нему довод о том, что Бог должен существовать, поскольку в понятии о Нем не содержится внутренних противоречий. Русский философ С. Н. Трубецкой (1862-1905 гг.), исходя из понятия Бога-Абсолюта, понимаемого как «всеединое бытие», принимал онтологический аргумент за основу в вопросе о бытии Бога.

Психологический — от греческого слова η ψυχή — душа, дух, сознание. Основная идея его была высказана еще блаженным Августином († 430г.) и развита Декартом. Сущность его заключается в следующем. Поскольку идея Бога как Существа всесовершенного, вечного присутствует в человеческом сознании, а таковая идея не могла произойти ни от впечатлений внешнего мира, как глубоко отличного от представлений о Боге [69], ни как результат чисто мыслительной деятельности человека, его психики [70], — следовательно, источник этой идеи принадлежит Самому Богу. Подобную мысль высказывал в свое время знаменитый римский оратор, государственный деятель и мыслитель Цицерон († 43 г. до н. э.), который писал: «Если бы истина бытия Божия не была понята и признана в нашей душе, то одно мнение не могло бы ни быть постоянным, ни подтверждаться давностью времени, ни состариться вместе с веками и поколениями людей: ибо мы видим, что прочие вымышленные и пустые мнения с течением времени исчезли. Кто теперь думает, что существует гиппокентавр или химера?.. Время изобличает мнения ложные, подтверждает истины природные» [71].

Аргумент этот приобретает особую значимость в связи с историческим аргументом.

На этот аргумент, как на самый надежный, ссылается уже Цицерон. «Мы считаем, — говорит он, — нужным указать на то, что нет племени столь дикого, нет человека, настолько потерявшего сознание о нравственных обязанностях, душу которого не освещала бы мысль о богах. Многие о богах думают неправо, но это обыкновенно происходит от нравственного развращения и порочности: все однако же убеждены в том, что есть сила и природа божественная. И такое признание не от предварительного уговора и соглашения людей; это памятование о богах утвердилось не в силу государственных постановлений или законов, но во всяком этом деле единомыслие всех народов должно быть почитаемо законом природы» [72].

Подобное же пишет и известный греческий писатель, философ Плутарх († 120 г.): «Обойди все страны, ты можешь найти города без стен, без письменности, без правителей, без дворцов, без богатств, без монеты, но никто не видел еще города, лишенного храмов и богов, города, в котором не воссылались бы молитвы, где не клялись бы именем божества…» [73].

Действительно, истории не известно ни одного атеистического племени. Чем же можно объяснить этот уникальный факт? Поскольку все атеистические гипотезы, предлагающие различные варианты т. н. «естественного» происхождения идеи Бога в сознании человека, оказались несостоятельны [74], то остается лишь одно и последнее — признать, что эта идея, которой жило все человечество всю историю своего существования, не есть плод «земли», но имеет своим источником Самого Бога.

Этот аргумент в зависимости от принимаемого основания имеет два вида. Один из них исходит из факта присутствия в человеке идеи и чувства нравственного (т. н. «нравственного закона» [75], другой — из идеи нравственного и духовного совершенства человека как высшей цели, к которой стремится нравственное существо.

Первый вид. То, что в нас существует нравственный «закон», повелевающий делать добро и осуждающий в голосе совести зло, — несомненный факт. В этом убеждает личный опыт, опыт окружающих, существование общественного мнения, законов, заповедей и т. д. Каков источник этого закона?

По этому вопросу имеются разные точки зрения. Основными из них являются: биологическая, автономная, социальная и религиозная.

Биологическая точка зрения объясняет возникновение нравственного закона в человеке его стремлением к удовольствию и пользе, которые, таким образом, являются единственными критериями различения добра и зла. С этой точки зрения все, что дает человеку возможность наилучшим образом «устроиться в жизни» и приносит наибольшие наслаждения, — хорошо и нравственно, и, напротив, все, что мешает этому, — плохо. Предпосылкой подобного взгляда на нравственность является то обстоятельство, что человек рассматривается здесь не более как животное (только с компьютером в голове), в котором нет и не должно быть ни души, ни присущего человеческой природе стремления к истине, красоте, правде, любви бескорыстной к Богу. Полнота т. н. счастья на земле — вот единственное божество, которому в жертву приносится все: и совесть, и правда, и отцы, и дети.

При всем примитивизме и неприглядности этой точки зрения, рассматривающей жизнь и нравственность чисто утилитарно, она у значительного числа разумных существ, даже, по-видимому, не согласных с таким пониманием жизни, является основной жизненной установкой. Причина понятна: «кожа» побеждает ум. Очевидно, что этот взгляд не только чисто волюнтаристски исключает «вертикальное» измерение человеческого сознания, в силу которого человек в поисках истины, в борьбе за правду нередко оставляет и богатство, и славу, и наслаждения, но в нем игнорируется и самая элементарная действительность этой жизни, прямо и непрерывно показывающая, на каком тончайшем волоске висит любое человеческое благополучие: всего один «не вовремя» лопнувший сосудик лишает человека во мгновение ока всех благ и наслаждений, самой жизни.

Поэтому подлинное кредо этого понимания жизни: «Мы живем один раз, и после нас хоть потоп», — звучит как насмешка над разумом и смыслом, как «пир во время чумы», ибо человеку предлагается, по существу, не более как насладиться мигом полета… в пропасть (закрыв при этом покрепче глаза).

Вполне очевидна и другая ошибка этого взгляда. В любом человеческом обществе далеко не каждый поступок, который приносит наслаждение или пользу его совершившему, считается нравственным. Часто, напротив, он рассматривается как аморальный и противозаконный. И даже в самых «свободных» цивилизациях, дошедших, кажется, до предела моральной «освобожденности» человека, все же остается идея его нравственного достоинства и совершенства, состоящая, «как ни странно», в господстве личности над низменными инстинктами и чувственным эгоизмом. И во все времена нравственный закон давал себя знать в практической жизни народов, требуя часто от человека во имя «каких-то» высших идей и чувств не только отречения от удовольствий, но и жертвы самой жизнью, жертвы нередко прямо «вредной» с точки зрения общественной пользы.

Ознакомительная версия.