Об апофатическом богословии см.: С. Булгаков. Свет невечерний. М., 1917, с. 103 сл. Автор почему-то обошел молчанием индийскую мысль, однако в книге собран обширный материал из античной и патриотической литературы.
22. Дионисий Ареопагит. О божественных именах, I, I. Пер. игумена Геннадия Эйкаловича. Буэнос-Айрес, 1957.
Когда христианские учители говорят о непостижимой и невыразимой Божественной сущности, они имеют в виду ту "глубину", которая как бы стоит за триединым Ликом Бога, обращенным к миру. Триипостасность - Отец, Слово и Дух - дана в Откровении. Между тем высочайшая Сущность не может быть открыта, ибо она абсолютно трансцен-дентна твари. Именно в признании этого трансцендентного "средоточения Божества" сходится апофатическое богословие Индии, Греции и христианства. (В Ветхом Завете трансцендентность Бога выражена в термине "кадош", святость. Об этом будет сказано в пятой книге цикла - "Вестники Царства Божия").
23. Мундака, II, 2, 1. Пер. М. Хельзиг.
24. Брихадаранъяка, IV, 3, 32.
25. Тайттирия, II, 1. Пер. В. Шеворшкина.
Глава шестая
АБСОЛЮТ И ВСЕЛЕННАЯ. ПУТЬ К СВОБОДЕ
Нет ничего, что не было бы Брахманом.
Если что-либо кажется не Брахманом,
то это обманчиво, словно мираж в пустыне.
Шанкара
На чем зиждется мироздание? - ставят вопрос Упанишады/1/. И они же дают ответ: только на Брахмане, хотя Вселенная и не сознает этого. Аскет Уддалака объяснил это своему сыну, вновь прибегая к сравнению с деревом: "Как эти соки не знают различий и не говорят: я сок этого дерева, я - сок того дерева, точно так же, дорогой мой, все эти творения, входя во сне в Сущее, поистине не знают этого и не говорят: мы входим в Сущее". Бессознательное состояние, транс - вот что приводит мир и человека к их подлинному истоку, к неподвижной божественной Субстанции.
Человек не должен поддаваться обманчивой картине многообразия природы; в действительности существует только Единое. В Катхе-упанишаде мы читаем:
Этот пуруша*, что бодрствует в спящих,
Порождающий множество желаний,
Он поистине чист. Он - Брахман.
Поистине его называют бессмертным. На нем зиждутся миры.
И никто не переступает через него. Это поистине ТО.
Как единый огонь, входя в мир,
Сообразует свой облик с различными обликами,
Так и единый внутренний Атман всех существ
Сообразует свой облик с различными обликами,
Но остается вне их/2/.
-----------------------------------------
*В данном тексте "пуруша" означает "дух".
Индийский средневековый философ Шанкара, который развивал основное учение Упанишад, выразил это соотношение Сущего и бытия в следующей лаконичной фразе: "Пистине весь этот мир - Атман; нет ничего отличного от Атмана"/3/.
Таким образом мы находимся на почве "адвайты" - безусловного и чистейшего монизма, подлинна только первичная Реальность.
Но как из этой субстанции, о которой можно говорить лишь в отрицательных терминах, мог возникнуть пестрый мир существ и явлений? Брахманизм хочет и на это дать ответ. И здесь намечается рубеж, отделяющий в Упанишадах живой религиозный опыт от игры ума и произвольных фантазий. Пытаясь построить теорию возникновения Вселенной, они оказываются во власти противоречий, прибегают к помощи сказаний и старых мифов/4/.
В одних случаях брахманы утверждали, что Атман создал элементы материи, а вслед за ними - Пурушу, некое космическое прасущество. В других случаях говорится, что Дух-Пуруша, именуемый Праджапати, т. е. "Владыка твари", решив увеличиться и размножиться, создал опору мира - Брахмана. При этом творение мира рассматривается и как результат тапаса - самоумерщвления Праджапати/5/.
Особенно большую роль в брахманских космогониях играл сексуальный элемент - наследие мифологии. Брихадараньяка повествует: в начале был лишь один Атман. Охваченный чувством одиночества, он из самого себя создал себе жену. Но она, избегая его объятий, устремилась в бегство. Атман стал преследовать ее, и тогда она прибегла к хитрости и начала принимать облик разных существ: коровы, лошади, овцы. Однако Атман не отступал и овладевал ею, оборачиваясь то быком, то жеребцом, то бараном. И от этой причудливой любовной игры с превращениями возникли животные и мир.
Иногда первоосновой мира брахманы называют космическое яйцо, иногда различные стихии. Перекликаясь с греческим философом того времени Фалесом, они говорят о воде как начале всех миров. "Эти воды создали Истину, Истина это Брахман; Брахман создал Праджапати, Праджапати - богов"/6/. В другом месте богами-создателями названы пища, вода, жизненное тепло.
Брихадараньяка рассматривает материю и дух как две стороны, два аспекта Реальности. Предвосхищая Спинозу, она учит: "Поистине есть два облика Брахмана - телесный и бестелесный, смертный и бессмертный, неподвижный и подвижный, сат и тьят"/7/.
В Майтри-упанишаде дана еще одна мифологическая космогония, согласно которой Праджапати был в состоянии произвести лишь косную материю. Оживить же ее он смог только тогда, когда вошел в нее сам. При этом вхождении он разделился на пять энергий, которые и стали принципом мироздания.
При всей пестроте и запутанности брахманских космогонии их, однако, роднит одна общая идея: в творении они видят не что иное, как рождение, эманацию, излияние мира из недр Абсолюта.
"Как паук выпускает из себя и вбирает в себя паутину, как растение возникает на земле, как волосы возникают на голове человека, так из Непреходящего возникает все в этом мире"/8/.
Тем самым зачеркивается грань, которая отделяет Абсолют от твари, они оказываются по своей природе тождественными.
Тут мы видим коренное отличие брахманизма от библейского Откровения, утверждающего чудо творческого акта как основу отношения Бога и мира/9/. Слово Творца вызвало Вселенную из небытия. Мир не есть Божество, и именно поэтому между Несозданным и тварью возможны встреча, союз, диалог. В брахманизме такому отношению нет места, ибо все есть Бог.
Но даже и не это нужно считать главной противоположностью между индийским взглядом и Откровением Библии. Она заключается в том, как осмысляется причина явления мира.
Библия видит ее в божественном Разуме - Логосе и в божественной Любви. Бог есть все, говорит Адвайта. Бог есть Любовь, учит Евангелие; бытие есть создание любви Сущего. В царстве премирного Молчания звучит зиждительное Слово. "Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть".
Мир создан Разумом и Любовью, поэтому он наделен свободой. И даже тогда, когда, пользуясь этой свободой, он удаляется от Бога к небытию, он продолжает оставаться в сфере Любви. "Так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного..." Высшая любовь оказывает свое творческое воздействие и на падший мир.
Любовь!.. Апостол Иоанн не побоялся употребить это слово, слишком старое и земное, ибо как иначе мог выразить он ту истину, что мир сотворен ради совершенства и гармонии, для участия в Полноте Божества?
В непостижимом творческом акте Абсолютное выходит из своей запредельности, становится "Богом" для мира, его Создателем и Спасителем.
Не так понимали основу миротворения ясновидцы Индии. Опьяненные священным мраком экстаза, единожды прикоснувшись к мистической чаше, они оказались не в силах постичь истинное назначение зримого мира. Он утратил для них всякую ценность, стал лишь бредом, чудовищной грезой, которая время от времени затемняет абсолютное Сознание. Они предположили, что Брахман, стремясь испытать низшие виды существования, входит в им же рожденный мир, наслаждаясь неведомыми ощущениями. Бессмертный, движется
Он по своему желанию.
Золотой пуруша, одинокий лебедь.
Передвигаясь во сне,
Создает себе Бог много обликов,
Развлекаясь с женщинами, пируя,
Находясь перед лицом опасности.
Каждый видит его увеселения,
Но никто не видит его самого/10/.
Но, испытав этот сон, то радужный, то кошмарный, Брахман в конце концов ощущает жажду покоя и стремится уйти в свое исконное состояние - турию. "Насладившись в глубоком сне, окончив странствие, посмотрев на добро и зло, по обыкновению возвращается к своему первоначальному состоянию, ко сну".
Таков вечный и неизменный круговорот космоса, в котором он то выплескивается из Брахмана, то вновь утопает, растворяется в Бездне.
Упанишады называют явление мира тапасом, самоограничением Божества, но в этой "жертве" нет ничего возвышенного, нет любви, ибо она совершается лишь ради Лилы, божественной Игры. Об Игре говорили и христианские мистики: по словам Мейстера Экхарта, "Игра идет в природе Отца". Но здесь это символ ликующей полноты в недрах Предвечного, а у брахманов "Лила" означает сам вселенский круговорот с его циклами. Божество как бы развлекается выхождением из себя и возвращением в покой.
В некоторых Упанишадах встречается уже совсем странное утверждение, будто Брахман входит в мир, обольщаемый собственным порождением. Обманчивый покров преходящего, псевдомир, Майя, завлекает Вечного и Единого "как птицу в силок". Вот поистине тупик, в котором оказалась религиозная мысль, лишенная понятия о божественной Любви и Разуме! В глазах брахманов все бытие становится в конце концов плодом грехопадения самого Божества, а Вселенная чем-то недолжным и бессмысленным.
