Оказалось – призвание. Отрок делал большие успехи. Настолько большие, что учитель, придворный врач, стал часто брать его с собой во дворец.
Там его углядел император Диоклетиан. Полюбил. Приблизил.
Пантолеон постепенно научился лечить не хуже учителя, оставив во врачебном искусстве далеко позади всех остальных докторов, а их немало было в огромном городе.
Любовь матери навсегда согрела сердце мальчика. Он и вырос добрым, безвозмездным врачом. Как только научился исцелять болезни, пошел в темницы, к заключенным, к самым бедным.
В это время в Никомидии тайно проживал будущий священномученик, христианский пресвитер Ермолай, один из немногих, уцелевших после сожжения 20 тысяч христиан в Никомидийской церкви в 303 году. Из окна своего дома Ермолай постоянно видел на улице красивого скромного отрока. Заговорил. Пригласил к себе. Расспросил. Рассказал о Христе. Что услышал в его рассказе мальчик, сын отца-язычника? Наверное, и знакомое, то, о чем говорила покойная мать, и то, что уразуметь смог лишь теперь, когда стал старше.
Для укрепления человека на его пути Господь всегда подает явные знаки Своего присутствия. Однажды на пригородной тропе Пантолеон увидел мертвого ребенка, рядом извивалась огромная змея. Отрок замер. Теперь можно испытать и убедиться, истинно ли все, что говорил старец Ермолай.
Он поднял глаза к небу:
– Господи Иисусе Христе, хотя я и недостоин призывать Тебя, но если Ты хочешь, дабы я сделался рабом Твоим, яви силу Твою и сделай так, чтобы во имя Твое отрок этот ожил, а змея издохла.
И тотчас мертвый ребенок встал живым, как будто ото сна, змея же распалась пополам.
Что делает тот, чье сердце горит любовью? Все, что принесет радость любимому. Что сделал Пантолеон, когда в сердце его запылала любовь ко Христу? То, чего ждал Тот, чего хотел – принял святое Крещение, стал христианином и уже не просто лечил, чтобы вылечить болезнь, а исцелял людей во славу Господа. В этом он следовал примеру своего нового учителя, пресвитера Ермолая. Святой Ермолай почитается Церковью не только как «благочестия светлый проповедник, мученик твердый» (накануне смерти своего юного ученика он сам принял мученическую кончину), но и как «безмездный врач». Оба святых – ученик и учитель – нередко изображаются на иконах рядом, их имена вместе называются в богослужениях: в своей земной жизни святые Ермолай и Пантелеимон были неразлучны и единомысленны, вместе предстоят престолу Вседержителя и молятся об исцелении душевных и телесных недугов всех призывающих их имена.
А дома меж тем продолжали стоять идолы. Пантолеон не мог обидеть отца, искренно верующего в своих богов. Казалось бы, чего проще? Окрестился? Приди, скажи: «Отец, я теперь христианин». Можно еще добавить: «И убери из дома, пожалуйста, этих идолов поганых». И еще: «Не помогут они тебе, отец, ни в чем – к нам иди, присоединяйся, отец, присоединяйся». Но Пантолеон этого не сделал. Не стал вносить смущение и разлад в отцовскую душу. Он верил в Бога и значит в то, что Тот все управит как нужно. Молился за отца? Без сомнения. И Господь действительно все управил.
Дело было так. К дверям их дома подошел слепой и стал взывать к юному врачу.
Сын с отцом были дома, вышли вместе.
– Помоги, – умолял несчастный. – Всех врачей в Никомидии обошел, но лишь хуже с глазами делается. Имение продал и пролечил – без толку, уже вовсе ничего не вижу. Одна надежда осталась на тебя, люди говорят, ты все можешь. Вылечи меня, я отдам тебе все оставшиеся деньги.
– Я вылечу тебя, – ответил Пантолеон. – А деньги отдай нищим и убогим во славу Того, чьим именем и силой получишь сейчас исцеление.
Отец испугался и начал вразумлять сына. Мол, что ты говоришь? Все врачи лечили, твой учитель Евфросин лечил – и ничего поделать не могли. Зачем подаешь несчастному даже не надежду, а уверенность? Попробуй, сынок, конечно, но не обещай человеку того, в чем сам не можешь быть уверен.
Но сын как раз был уверен. И в том, что сейчас прозреют глаза несчастного слепого, и в том, что откроются духовные очи его доброго и справедливого отца.
– Во имя Господа моего Иисуса Христа, просвещающего слепых, виждь!
Слепой прозрел.
Идолов отец собственноручно поразбивал, порубил, попалил, повыбрасывал. Сам. Своей свободной волей захотел, своим собственным сердцем принял, своим разумом понял – Один Бог на небе, и это – Бог его мальчика. Спаситель всех. Христос.
Он очень скоро умер. Оставил сына одного на белом свете. Что же сделал отрок, оставшись без родителей, без близких?
Для начала – отпустил на волю рабов и роздал свое большое имение бедным, вдовам, убогим. Таких было много в столице. А потом продолжал лечить людей. Даром. Ходил в темницы, утешал, исцелял, рассказывал о Христе.
Эта любовь к людям – от Бога. И еще – от матери и отца.
«Из молодых, да ранний», – злобились никомидийские врачи. Был бы Пантолеон заурядным лекарем, и внимания бы не обратили, подумаешь – одним больше, одним меньше, больных на всех хватит. Но в лице этого отрока они столкнулись с неведомым им доселе явлением – совсем юный, почти мальчик, но прекрасный врач, денег за лечение не берет, принят и ласкаем при императорском дворе, уважаем воинами, любим в городских трущобах. Невыносимо!
Ясно, что стали строить козни.
Донесли императору, что его любимец – христианин.
В принципе, Диоклетиан не возражал, чтобы подданные поклонялись кому угодно. Христу так Христу, пожалуйста. Можете Ваалу, можете Астарте, можете медведю в хитоне. Но при этом оказывать честь общеимперским богам – в обязательном порядке. Это было вопросом выживания страны – чужие боги и божки пусть себе существуют, от них и польза может быть, но те, от кого зависит благополучие и само существование империи, должны знать – для граждан именно они на первом месте. Иначе обидятся, и тогда от Юпитера пощады не жди. Всей державе мало не покажется.
Диоклетиан правил двадцать лет (284–305). Опору империи он совершенно правильно искал в религии. Ошибся лишь в том, какая вера пойдет на благо его стране. Поэтому всячески укреплял древнюю римскую веру и из чисто политических соображений преследовал христиан – личной ненависти к ним этот император не питал. Его жена Прииска и дочь Валерия были христианками, как и многие среди придворных и воинов.
Однако 1 мая 305 года Диоклетиан отрекся от престола и ушел на покой. Он удалился в деревню и посвятил себя буколическим радостям выращивания овощей вообще и капусты в частности. Когда спустя некоторое время подданные пришли звать его обратно на трон, Диоклетиан отказался наотрез: «Если бы вы видели, какую капусту я вырастил!»
Вместо него в никомидийский дворец водворился его зять Максимиан, а точнее Гай Галерий Валерий Максимиан (не путать с соправителем Диоклетиана, императором Максимианом!), ставший с этого момента августом восточной половины империи. Вот уж кто люто ненавидел христиан! Он и раньше был главным вдохновителем диоклетиановых гонений. Например, поджег дворец тестя и устроил общественное мнение таким образом, чтобы у Диоклетиана не осталось сомнений: пожар – дело рук последователей Христа. Так что, получив полную власть, Галерий Максимиан развернулся вовсю. Христиан сжигали, рвали железными крючьями, топили, варили заживо, колесовали, раздирали на части, бросали на съедение диким зверям, живьем закапывали в землю. Причем сотнями, тысячами – и не месяц-другой, а все годы его правления.
Он вызвал Пантолеона и потребовал принести жертву богам. Юноша отказался. Пришлось заставлять.
Народу собралось много. Преступников вообще принято было пытать и казнить при стечении народа. Христиан тоже. Думали – для устрашения непокорных и сочувствующих, для вразумления подданных, что нужно слушаться, когда император велит. И чтоб другим неповадно было. Но получилось – как часто и бывало, когда терзали христиан, – с точностью до наоборот.
Царь приказал повесить обнаженного мученика на дереве и железными когтями рвать его тело, одновременно опаляя ребра огнем. Пантолеон взмолился:
– Господи Иисусе Христе! Явись мне, помоги до конца вынести мучения.
И Господь предстал перед ним в образе пресвитера Ермолая: «Не бойся, Я с тобой». Тут же руки палачей опустились бессильно, орудия пытки упали на землю.
Тогда в большом котле растопили олово, и когда оно закипело, подвели Пантолеона, он же возвел очи к небу и снова воззвал к Богу. И опять явился ему Господь в образе Ермолая и, взяв за руку, вошел с ним в котел, и тотчас огонь угас, и олово остыло.
Император повелел утопить мученика в море. Не может же он все море околдовать – а значит, погибнет. Пантолеона посадили в лодку, повесили на шею камень и, отплыв далеко от берега, бросили в море. И снова явился святому Христос, и стал камень, привязанный к шее, невесом, и мученик пошел по воде, как по суше, – так некогда шел и апостол Петр и Сам Христос, – и вышел на берег, и предстал перед Максимианом.
