Есть еще одна, более интересная черта, которую выявляет ответ аввы Лукия мессалианам. Молитва для него не исключает физического труда. В отличие от мессалиан, он молится во время работы, постоянно повторяя короткую молитвенную формулу. Таким образом, время его молитвы не ограничивается лишь теми моментами, когда он «встает, чтобы помолиться»; он способен «удерживать» молитву, когда занят определенной ему работой.
Слова 50–го псалма, которыми молится Лукий, — одна из многих формул, которые можно повторять непрестанно. Св. Иоанн Кассиан, прошедший монашескую подготовку в Египте, советовал другой стих из Псалтири: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне» (по–церковно–славянски: «Боже в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися») (Пс 69, 1). [ [118]]
Авва Аполлон, совершивший в прежней жизни особенно тяжкий грех, употреблял, подобно Лукию, покаянную фразу: «Аз яко человек согреших, Ты же яко Бог помилуй меня!»[ [119]]. Иногда формула могла быть еще проще. Св. Макарий Египетский поучает:
Не нужно многословить, а должно воздеть руки и говорить: Господи! как Тебе угодно и как знаешь, — помилуй! Если же нападает искушение: Господи, помоги! — Он знает, что нам полезно, и поступает с нами милосердно. [ [120]]
Но из всех, предназначенных для постоянного повторения коротких формул, наиболее богатой по смыслу и наиболее общеупотребительной на протяжении столетий, несомненно, была Иисусова молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя». В современном православном обиходе часто добавляют слово «грешного»[ [121]].
Вот здесь и открывается возможность выполнить требование «Непрестанно молитесь», не впадая при этом в крайности мессалианства. Такая молитва вполне может совмещаться с трудом. Монах по своему желанию и по указанию духовника избирает краткую фразу — Иисусову молитву или какую–нибудь иную — и старается повторять ее, куда бы он ни шел и что бы ни делал. (Или, возможно, если духовный отец так распорядится, он повторяет ее только в определенное время). Таким образом он пытается пронести свою молитву сквозь все дневные дела, пребывая временно в двух царствах — внутреннем и внешнем. Как говорит Св. Феофан Затворник: «Руки за работой, ум же и сердце с Богом»[ [122]].
У монаха, следовательно, есть два вида «трудов»: его видимая работа, физическая или умственная, которую он должен, естественно, исполнять насколько возможно хорошо во славу Божию; и, кроме того, его «внутреннее делание». «Человек, — учили Отцы пустыни, — всегда должен иметь делание внутри себя»[ [123]]. Это «внутреннее делание» называется также «скрытое созерцание», или просто «память Божия» (mnene Theou). По слову макариевых «Бесед».
«Христианин обязан всегда иметь памятование о Боге (… ), то есть, не только когда входишь в молитвенный дом, люби Господа, но, и находясь в пути, и беседуя, и вкушая пищу, имей памятование о Боге и любовь и приверженность к Нему». [ [124]]
Совершенно очевидно, что подобные идеи характерны не только для христианского Востока. Если говорить о западных образцах, тут же вспоминается брат Лаврентий с его «упражнением в Божьем присутствии» во время трудов по кухне.
Постоянная молитва как внутреннее состояние
Однако мессалианам мы еще до конца не ответили. Авва Лукий прав, говоря о возможности трудиться и молиться в одно и то же время; более того, он предлагает действенный способ соединить эти занятия — постоянное повторение очень короткого и простого молитвословия. Но его понимание самой природы молитвы как таковой слишком ограничено. Он все еще мыслит, в основном, в понятиях произносимой молитвы: для него, как и для мессалиан, «молиться» значит «произносить». Ему можно возразить — и здесь мы вплотную подходим к подлинному пониманию сущности непрестанной молитвы, — что молитва в глубочайшем смысле — это не столько занятие, сколько состояние. Чтобы непрестанно молиться, вовсе не обязательно произносить нескончаемые молитвословия. ибо существует такая вещь, как внутренняя непрестанная молитва. Несомненно, постоянное повторение краткой формулы, вроде той, что советует Лукий, — превосходный путь к достижению такого внутреннего состояния. Но может наступить момент, когда для молитвы уже не нужно будет повторять слова; когда формула некиим образом войдет в само наше существо, так что даже не произнесенная, она постоянно будет присутствовать в нас. В этом смысле некоторые люди молятся, даже когда спят; ибо их молитва состоит по преимуществу не в том, что они говорят или думают, но скорей в том, чем они есть. И поскольку они не перестают быть именно этим, о них можно сказать, что они в предельно полном смысле достигли непрестанной молитвы.
Подобные мысли высказывает св. Василий Великий в Беседе на память мученицы Иулитты:
Молитва есть прошение благ, возсылаемое благочестивыми к Богу. Прошение же, без сомнения, не ограничивается словами (… ). Надобно не в словах заключать молитву, а напротив того, поставлять более силу молитвы в душевном произволении и в добродетельных делах, непрерывно продолжаемых чрез целую жизнь. (… ) Таким образом, непрестанно будешь молиться, не в словах заключая молитву, но чрез все течение жизни приближаясь к Богу, чтобы жизнь твоя была непрерывною и непрестанною молитвою».[ [125]]
«Надобно не в словах заключать молитву… ": но очевидно, что все мы должны начинать со словесной молитвы». По общепринятому учению Православной Церкви, выделяют три основных уровня молитвы:
молитва уст, или устная молитва;
молитва ума (nous, нус), или умная молитва;
молитва сердца (или, точнее, ума в сердце), или сердечная молитва.
Наша непрестанно повторяемая молитва — предположим, что это первый стих 50–го псалма, как у аввы Лукия, или Иисусова молитва — начинается как устная молитва, произносимая с сознательным усилием. На этом этапе наше внимание снова и снова уклоняется в сторону; но снова и снова, твердо, но без неистовства, его следует возвращать к смыслу произносимых слов. Затем постепенно молитва прорастает внутрь: теперь она возносится не только устами, но и умом, и может быть, даже одним лишь умом, без всякого физического проговаривания слов. Затем наступает следующий этап — молитва нисходит из ума в сердце; ум и сердце соединяются в акте молитвы.
Под «сердцем» в данном контексте понимается не просто вместилище чувств и привязанностей, но, как в Библии — средоточие человеческой личностности, центр всего нашего существа. Когда наша молитва станет в полном смысле этих слов «молитвой сердца», значит, мы подошли к порогу непрестанной молитвы, постоянной «внутренней» молитвы, о которой мы говорили раньше. Подлинная сердечная молитва — это уже не просто проговоренные нами слова, а часть нас самих, как дыхание или биение сердца. Так по Божьей милости человек более не должен произносить молитву, но она сама «произносится» в нем: как писал св. Феофан Затворник, она перестает быть «трудовой» (или «делательной») и становится «самодвижной». Из действия, совершаемого от случая к случаю, молитва превращается в непрерывное состояние. Именно это имел в виду Фома из Челано, когда говорил о св. Франциске Ассизском totus non tam orans quam oratio factus: «Всем существом своим он был не столько молящимся, сколько сам стал молитвой». [ [126]]
Для св. Исаака Сирина такая непрестанная сердечная молитва не столько «наша», сколько молитва Святого Духа в нас:
«Вопрос. Что главное во всех трудах дела сего, т. е. безмолвия, чтобы человеку, который дошел и до сего, можно было знать, что достиг уже он совершенства в житии?
Ответ. То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо, как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей, и соделался уже обителию Святого Духа. А если кто не приял несомненно сея благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывание в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы: ибо сам Дух молится всегда» (Рим. 8, 26). «Тогда и в сонном и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и не обнаруживается в нем внешне, однако в то же время совершает в нем службу Божию втайне. Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного». [ [127]]
Молчание чистых — молитва: даже молчание святых, их покой и бездействие само по себе есть молитва Богу, ибо их молитва стала существенной частью их самих.
