И Псалом 2, и послушание Авраама указывают на «силу и пришествие Господа нашего Иисуса Христа» (ст. 16). В связи с этим в памяти Петра, вероятно, возникает сцена на вершине горы, явление Иисуса Христа во всей Его славе, и он возжаждал еще большего. Эту жажду не смогли удовлетворить даже его личные встречи с воскресшим Христом, и десятилетия спустя он все еще ожидал «явления славы Его» (1 Пет. 4:13). Воскресение было вторым, частичным проблеском Его славы (Мф. 17:9; Мк. 9:9; Лк. 9:31), но впереди его ждало гораздо большее — Второе пришествие Иисуса Христа. Это отражено во всех трех Евангелиях, в которых приводится рассказ о преображении; во всех трех обсуждается вопрос о том, что произойдет, когда «Сын Человеческий… приидет во славе Своей и Отца и святых Ангелов» (Лк. 9:26; ср.: 23–27; Мф. 16:24–28; Мк. 8:34–9:1).
Авторитет апостолов зиждется (по мнению ряда авторов [94]) именно на этом моменте: верно ли и точно они возвещают о Боге. Поэтому Петр особо подчеркивает, что они и видели, и слышали. То же самое он сказал перед синедрионом, указывая, что апостолы не могут не говорить о том, что они «видели и слышали» (Деян. 4:20; ср.: 1 Ин. 1:1—3). Сегодня мы также должны принять это двойное свидетельство. Это не просто их свидетельство о встречах с Иисусом: они претендуют на право единственно верного истолкования уникального значения этих событий, поскольку они слышали это истолкование из уст Самого Бога. Библия не является субъективным религиозным трактатом, который можно дополнить или подвергнуть сомнению, опираясь на свой собственный опыт. Библия — Слово Бога.
2. Свидетельство пророков (1:19–21)
19 И притом мы имеем вернейшее пророческое слово; и вы хорошо делаете, что обращаетесь к нему, как к светильнику, сияющему в темном месте, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших, 20 зная прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. 21 Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божий человеки, будучи движимы Духом Святым.
Другими свидетелями, на которых ссылается Петр, были пророки, точнее, пророческое слово [95], то есть свидетельство Ветхого Завета.
Этот раздел вызывает экзегетические трудности, и даже простое сравнение библейских переводов выявляет две серьезные проблемы [96]. Читатели, которые хотят проследить ход мысли Петра, могут пропустить два нижеследующих объяснения и сразу перейти к разделу, озаглавленному «Что видели пророки: свет во тьме».
Примечание № 1: неясность в ст. 19
Перевод на английский язык несколько меняет смысл греческого текста, который звучит буквально следующим образом: «и мы имеем более определенное пророческое слово» (в русском синодальном переводе «вернейшее»). Греческий текст не совсем понятен: идет ли речь о том, что пророческое слово стало яснее в результате преображения, о котором говорится в ст. 16–18 (так передает NIV)[97], или Ветхий Завет дает более определенное свидетельство, чем преображение. В НЕВ, например, говорится: «Все это только подтверждает для нас пророческую весть»[98].
Это различие очень важно: Петр говорит либо о том, что новозаветное послание нуждается в более авторитетном подтверждении Ветхого Завета, либо что Ветхий Завет указывает на Второе пришествие Христа, которое было особо засвидетельствовано в преображении. В целом, несмотря на влияние преданий, последняя версия лучше вписывается в контекст (см. ниже), и большинство современных исследователей [99] принимает вариант перевода в NIV. Кальвин предлагает сбалансированный подход: «Авторитет Слова Божьего не изменяется, остается прежним, но еще более чем когда–либо подтверждается пришествием Христа»[100].
Примечание № 2: «собственное истолкование пророка»
В греческом тексте ст. 20 нет слова «пророк» (которое появляется, например, в NIV). В этой связи возникает вопрос, говорит ли здесь Петр о водительстве Святого Духа при истолковании исходного пророчества или о современной его интерпретации самим читателем?
В поддержку последнего предположения выступают следующие факты: слово «пророк» (точнее, «пророческий») появляется лишь в начале ст. 19, то есть отстоит достаточно далеко от ст. 20; слово «интерпретировать» (разрешить самому собою, idias epilyseos) можно отнести к истолкованию Ветхого Завета (в глагольной форме, см.: Мк. 4:34; Деян. 18:19); критика высказывается со стороны лжеучителей, которые достаточно вольно обращаются со словом Божьим, подчас искажая его (3:5,16). Большинство современных исследователей находит эти аргументы, особенно третий, настолько убедительными, что переводит наряду с Уильямом Баркли этот стих следующим образом: «ни одно пророчество в Писаниях не позволяет выносить частный суд»[101]. При таком истолковании люди отходили от официальной линии Церкви, и должны были получать предписания учить только тому, во что верит Церковь. Совершенно очевидно, что это согласуется с более поздней ситуацией, даже во II в., которая может объяснить такое послание.
Бокхэм и Грин отвергают это положение, используя целый арсенал аргументов. Слово idios, «свой», обычно относится к автору, а не к читателю; ст. 21 базируется на ст. 20; с точки зрения контекста было бы более логично говорить, что Петр защищает исходное пророчество, а не его истолкование. Слово «интерпретация» (разрешить самому) здесь на месте, хотя в силу того, что Дух Святой не только вдохновляет пророков — во сне и в видении, — но и истолковывает их, так что они изрекают пророчества, записанные в Библии, являясь каналами связи для Самого Бога[102].
Эти аргументы четко уравновешены. Хотя большинство богословов прошлого могло с этим не согласиться, позиция Грина и Бокхэма весьма убедительна, и разъяснение в NIV представляется наиболее разумным.
1) Что видели пророки: свет во тьме (1:19)
Испытанное Петром на горе подтверждает все ветхозаветные пророчества об Иисусе Христе и побуждает его ожидать Второго пришествия. Теперь он убежден, что мы имеем вернейшее пророческое слово. Таково было его свидетельство в день Пятидесятницы, в его последующем учении и в его первом послании (Деян. 2:16–21; 3:16–21; 1 Пет. 1:10–12). Он не заменяет свидетельства Ветхого Завета своим опытом, поскольку гл. 2 основывается на Ветхом Завете; но не отделяет свой опыт от свидетельства Ветхого Завета, иначе это не согласовалось бы с тем, что Бог изрек на святой горе. Скорее, он уверен, что Бог вновь говорил в подтверждение Своих прежних речений и частичного исполнения обетовании, что побуждает Петра ожидать следующего этапа исполнения замысла Бога. Он видел, как пророки говорили не просто о царе во славе, но о страдающем царе; и как очевидец Его страданий он все более и более стремился увидеть Его славу (ср.: 1 Пет. 1:10–12).
Петр не без основания возвращается к Ветхому Завету как к приоритету и фокусирует внимание на нем. Он приводит две причины, по которым мы должны читать Ветхий Завет.
Во–первых, это «светильник, сияющий в темном месте». Восприятие Библии как света (см., напр.: Пс.118:105), а мира как мрака, тьмы (см., напр.: Ин. 1:5; Еф. 6:12; 1 Фес. 5:4; 1 Ин.2:8) — это общепринятые метафоры. Но Петр использует здесь совершенно необычное слово (auchmeros), которое означает «иссохший, запущенный» или даже «грязный, темный»[103]. И в этом мрачном мире появляется сияние света (в греческом тексте Иисус использует те же самые слова по отношению к последнему великому пророку Иоанну Крестителю: Ин. 5:35). Пророческое слово — единственный ориентир, который не даст нам сойти с верного пути.
Во–вторых, Ветхий Завет — единственный путеводитель в этом мире, доколе не начнет рассветать день и не взойдет утренняя звезда в сердцах ваших. «День» — это аллюзия на великое обетование Ветхого Завета о грядущем суде — наступлении «дня Господня, великого и страшного» (Мал. 4:5), который христианами ожидается и как день спасения, и как день суда (см., напр.: Рим. 13:11–14; Евр. 10:25; 1 Пет. 2:12). Утренняя звезда (phosphoros) — это Венера, которая испускает свои лучи перед рассветом, предвещая наступление дня. Это напоминает также другую ветхозаветную картину: «Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля» (Чис. 24:17; истинное пророчество от Валаама; ср.: 2 Пет. 2:15,16!). Это относится ктому, что рассматривалось иудейскими учителями во времена Петра как обетование пришествия Мессии, а христианами радостно воспринималось как указание на Иисуса и Его Второе пришествие (Лк. 1:78–79; Отк. 2:28; 22:16). Но Петр говорит о восхождении утренней звезды в наших сердцах [104]. Некоторые исследователи истолковывают фразу о свете, сияющем во тьме, как указание на ветхозаветный период, наступление же дня отражает проповедь Евангелия, а утренняя звезда, восходящая в наших сердцах, — обращение в веру[105]. Но эта точка зрения базируется на использовании Петром слова «день» по отношению ко Второму пришествию (3:10). Однако, вероятно, нам следует это воспринимать как надежду на то, что Второе пришествие Христа воссоединит объективные обетования Бога с нашей субъективной верой в них. Как говорит Павел, «тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13:12). До этого дня мы должны верить всем сердцем, вопреки очевидному в мире, что Ветхий Завет остается неизменным свидетельством Бога до конца земной истории.
