Семья проводила вечера, вспоминая все те опасности, через которые ей пришлось пройти, и Божье покровительство во всем. Днем Франц ездил по городу, ища торговцев углем, которые могли бы восстановить скудные запасы топлива Хелен. Она в свою очередь использовала свои тщательно хранившиеся кусочки сахара, чтобы приготовить пирог из овсяной муки, сливок, пшеницы, небольшого количества муки и разрыхлителя. У нее не было ни яиц, ни масла. Хотя пирог получился жестким и грубым, семья радовалась и наслаждалась этим деликатесом больше, чем легкими кремовыми слойками, которые все любили до войны.
С блеском в глазах Герд рассматривал медали, которые привез Франц. Однажды утром он тайно отнес их в школу и показал товарищам. «Мой папа — великий солдат! — хвастался он. — Он помогает Германии выиграть войну». С гордостью он шел к другим ребятам. Хелен нашла медали в карманах штанов Герда после того, как он переоделся в свою домашнюю одежду. Тогда, тем вечером, Франц собрал всю семью вместе и сказал:
— Я хочу, чтобы вы представили страну, подобной которой нет на земле. Люди там богаты и живут в прекрасных домах, у них есть машины и вкусная еда каждый день. У этой страны есть много законов. Один из законов гласит, что запрещено поклоняться Богу. Другой говорит, что правительство будет убивать детей и взрослых, которые не захотят подчиниться. Только людям, которые сильны, здоровы и умны, которые подчиняются всем законам правительства, будет разрешено жить.
Дети следили за этим страшным сценарием, открыв рты. Затем Франц спросил их:
— Хотели бы вы жить в такой стране? Они выкрикнули:
— Это было бы ужасно! Если бы мы были не такие, как они, они убили бы нас!
Герд выразился лучше всех:
— Я бы не смог наслаждаться жизнью, потому что боялся бы выйти из дома. Я даже не мог бы ходить в школу, если бы учитель считал, что я недостаточно умен!
Франц выдержал долгую паузу и наконец сказал:
— Дети, если Германия победит в войне, то превратится в такую страну, которую я вам описал.
Отрезвленные сказанным, они встали на молитву: «Дорогой Боже, пожалуйста, не дай нам выиграть эту войну. Позволь Германии проиграть ее скорее, чтобы страдания закончились».
Очень быстро подошло время прощания. Это расставание было более трудным, потому что теперь они осознавали как никогда ранее, что могут никогда не увидеть друг друга вновь.
После того, как Франц уехал, Хелен снова почувствовала себя плохо и поняла, что на сей раз она действительно беременна. С грузом на сердце она возвратилась к доктору Рихельсу. Как в этой войне, которой не видно ни конца, ни края, она сможет позаботиться о четвертом ребенке? Доктор подтвердил беременность и снова выписал дополнительные талоны на питание. По крайней мере, они помогли им прожить в течение прошлого лета.
Поскольку война набирала обороты, союзные войска усилили воздушные атаки на Германию. Теперь предупреждения о воздушной тревоге были слышны каждую ночь и эскадры бомбардировщиков гудели наверху. День за днем получая почту, Хелен с тревогой рассматривала конверты. Она выдыхала молитву благословения каждый раз, когда в ней не попадалось черного конверта. Она знала страшные новости, которые он содержал: «С прискорбием сообщаем, что ваш муж погиб смертью героя, защищая родину». Тысячи немецких женщин получали такие письма. Каждый выпуск газеты Frankfurt Generalanzeiger содержал в себе длинный список имен солдат, убитых во время боевых действий.
Теперь для них настала пятая военная зима. Скоро у Хелен должен был родиться ребенок. Во время трех прошлых родов Хелен госпитализировали, но сейчас все должно было быть по–другому. Большая часть центральной части Франкфурта лежала в тлеющих руинах. В больницах, которые пока еще функционировали, занимались только крайне тяжелыми случаями. Женщины должны были рожать дома при помощи одной только акушерки. Промозглым вечером в конце сентября Хелен легла на кушетку в небольшой кухоньке, пока Лотти и Герд мыли посуду и прибирались. В комнате было холодно, потому что угля, заготовленного на зиму, было недостаточно, чтобы нагреть эту комнату, а батареи отопления включались только при крайней необходимости. Курт ходил от окна к окну, чтобы удостовериться, что занавески были хорошо задернуты. Он понимал, что даже один луч света мог раскрыть местоположение жилых домов для низколетящих самолетов противника, которые искали цель. Такая небрежность могла послужить причиной смерти многих людей. Весь день у Хелен продолжались схватки. Казалось, дети понимали, какой беспомощной она себя чувствовала.
— Мамочка, — сказала Лотти, стараясь утешить ее, — не бойся.
— Мы позаботимся о тебе, — сказал Герд. — Мы будем помогать с ребенком.
Схватки теперь продолжались с одинаковым интервалом.
— Лотти, Герд, — ее голос звучал слабо, — сейчас вам нужно идти ложиться спать.
Дети покорно пошли в комнату. Она повернула голову к Курту:
— Курт, оденься хорошо. Надень свой шарф и рукавицы и приведи фрау Габбель — акушерку.
Курт вышел на улицу. Было холодно. Правила гласили, что никакие уличные фонари и никакой свет не должен был исходить от жилых помещений. Единственным светом было оранжевое зарево в небе от огней, охвативших Франкфурт. Он поспешил, услышав знакомый звук самолетов и свист летящих бомб, а затем и рев взрывов. Взрывная волна сотрясла здания, заставив дребезжать оконные стекла. Холодный воздух, задувавший в уши, перехватил дыхание Курта. Наконец он добрался до дома фрау Габбель, которая схватила свою черную сумку и последовала за ним в ночь.
Придя в квартиру, она начала давать ему указания.
— Вскипяти побольше воды, — сказала она, — затем возьми несколько чистых простыней и принеси их в комнату матери. И к тому же здесь слишком холодно.
— Я недавно включил отопление.
— Прекрасно, — сказала она. — Сейчас оставайся на кухне. Я скажу тебе, если мне вдруг понадобится твоя помощь.
Спустя несколько часов Курт услышал детский крик.
Как по волшебству, Лотти и Гред, завернутые в одеяла, появились в дверях комнаты.
— Мы не могли заснуть, — сказал Герд. — Он родился?
Трое на цыпочках подошли к спальне. Лотти со скрипом открыла дверь, заглянула внутрь и распахнула ее широко.
— Ой, мамочка, — воскликнула она, — здесь малыш. Тебе было больно? Это братик или сестренка?
Хелен слабо улыбнулась и указала на колыбельку, где малышка лежала уже в пеленках.
— У вас появилась маленькая сестричка. Ее зовут Сьюзи.
Радостные, они стояли вокруг колыбели и смотрели на симпатичное маленькое личико и крошечные пальчики, на которых уже были ноготки. У них была маленькая сестричка! Они преклонили колени у кровати Хелен и поблагодарили Бога за безопасные роды и здоровую малышку.
— Я иду домой, — сказала наконец фрау Габбель. — Я вам больше не понадоблюсь. Попытайтесь сейчас отдохнуть.
Дети на цыпочках пошли обратно в свои кровати и заснули. Но в четыре часа их разбудила от дремоты воздушная тревога. Самолеты союзников вновь были над ними, и никто не знал, куда они могли сбросить свой смертельный груз.
Сонный Курт, покачиваясь, зашел в спальню Хелен.
— Мамочка, что нам теперь делать?
— Разбуди детей, — сказала Хелен. — Мы должны добраться до бомбоубежища.
— Ты сможешь идти сама? Или я должен забрать Лотти и Герда, а ты останешься здесь?
— Нет, мы должны держаться вместе. Пойдем все. Со мной все будет в порядке.
Они быстро оделись, завернули малышку в несколько одеял и выбежали.
Поток темных фигур, желающих попасть в убежище, растянулся на полумилю. Как только Хелен вошла внутрь, где–то недалеко началась бомбежка.
Кто–то захлопнул воздухонепроницаемые двери убежища. Почти сразу же отключилось электричество, и циркуляция воздуха остановилась. Люди ждали в полной темноте и тишине. В комнате можно было находиться только в стоячем положении.
— Простите меня, — прошептала Хелен, — но я только три часа назад родила.
— Сюда! — сказал кто–то.
— Идите сюда, чтобы вы могли прислониться к стене. — Пожалуйста, уступите место этой женщине.
Убежище, рассчитанное на 2 000 человек, вместо положенного количества людей часто вмещало 6 000 человек. Герд давно понял, что здесь он может рассчитывать только на свои ноги. Его на время поместили между закутанными телами. Иногда он даже засыпал стоя, на качающихся ногах. Чаще всего, однако, он должен был бороться даже за дыхание, и именно в таком темном убежище у него начала развиваться хроническая клаустрофобия.
Убежище начало колебаться от взрывов, так как бомбы падали все ближе и ближе. Хелен почувствовала себя плохо, потому что воздух вокруг становился душным и зловонным. «Моя девочка, моя Сьюзи… Она задохнется от этой давки». Защищая ребенка, она держала ее крошечную головку у груди. Лотти начала плакать. Священник шептал молитву. Женщины падали в обморок, но не было места, чтобы уложить их. И они оставались в вертикальном положении, придавленные массой других тел.
