Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 6. Отечник

{стр. 774}

«Апостольским стопам последователь, непреоборимый столп православный веры, на соборище Флорентийском духоборныя латинов ереси огненным Духа мечом и истинного православных догматов, аки паучинныя сети, растерзавый, Марко, глаголю, всесвященнейший, премудрейший и словеснейший Митрополит Ефесский», в начале толкования церковного последования пишет «о Божественной Иисусовой умом в сердце тайно совершаемой молитве, употребляя от Божественнаго Писания свидетельств, егоже (т<о> е<сть> Марка) и самыя Богомудрыя предлагаю глаголы, иже суть сии: Подобаше убо, по повелевающей заповеди, непрестанно молитися, и духом и истиною поклонение Богу возносити; но к житейским помыслов при [нрзб.] и о теле попечений уда отводит многих и отставляет Царствия Божия внутрь нас сущаго, якоже Господне слово обдержит и умному приседети жертвеннику, духовныя же и словесныя приносящим жертвы от себе Богу по Божественному Апостолу, запинает: якоже есмы храм Бога живущаго в нас и Дух его Божественный живет в нас» и проч.

Из сего видно, что после Марка Ефесского остались некоторые сочинения, и весьма важные; ибо, как видно, он занимался духовною молитвою умною, чем занимались только одни величайшие Святые и, что замечательно, Патриарх Фотий, которого Марк по духу был истинный наследник.

Вам остается приобрести сочинения Марка Ефесского и позаботиться о переводе их на русский язык.

Ваш преданнейший Арх<имандрит> Игнатий

26 сентября <до 1847> [2204].

Пишу к Вам, дражайший сердцу моему Авраам Сергеевич, из уединенной, прекрасной обители Святителя Христова Николая, в которой, наконец, остановился я постоянно после многих разъездов и начинаю лечиться [2205]. Должно было съездить в Кострому и Ярославль, предстать тамошним святителям. Дорогу совершил я с большим утомлением; раза два возвращалась петербургская болезнь моя, т<о> е<сть> отнимались ноги.

{стр. 775}

Теперь из них идет сильнейшая испарина и чувствую некоторое облегчение. О Бабаевском монастыре скажу Вам, что он мне чрезвычайно нравится во всех отношениях. Местоположение премилое; какие воды, какие хрустальные, ключевые воды! Бьют, кипят из горы и в таком количестве, что было бы их достаточно для всего Петербурга. Какие рощи с вековыми дубами! Какие поляны! Какая Волга! Какая тишина! Какая красота!

Раскрываю книгу аскетического писателя, читаю ее, — вижу, что здесь можно исполнить советы ее на самом деле, между тем как в Петербурге можно исполнять их только в фантазии и желанием. Словом сказать, для странствия моего земного не желал бы лучшего, другого приюта, как здесь.

С сердечною приятностию воспоминаю друзей моих петербургских, воспоминаю их со признательностию, призываю на них благословение Божие. Вспоминаю страннолюбивого, добрейшего Авраама, вспоминаю добрейшую, искреннейшую Варвару Егоровну. Из тихого пристанища, из дальней пустыни взываю к Вам: не увлекайтесь потоком! Да будут уши сердец ваших внемлюще гласу моления моего!..

Христос с вами!

О Господе ваш преданнейший друг

Архимандрит Игнатий

1847 года сентября 4-го дня.

Мой адрес: в Ярославль, на стан<цию> Тимохино.

Не откажитесь, Любезнейший Друг, исполнить мою покорнейшую просьбу по комитету министров, в котором Вы за отсутствием князя Шихматова [2206], конечно, присутствуете. В сей комитет поступило из министерства юстиции представление о награждении орденом Св. Анны моего родителя, председателя Вологодской Гражданской Палаты, Александра Семеновича Брянчанинова. Поддержите, Дражайший, Вашим словечком это представление, и, к довершению милостей, если оно будет утверждено, то известите меня. Мне очень хотелось утешить старца, особливо по его ко мне (увы!) отношениям [2207].

{стр. 776}

Христос с Вами! Благословение Божие да почивает над Вами!

Ваш преданнейший

Архимандрит Игнатий Октября

11-го дня 1850-го года.

Душа моя! Податель сего письма есть почетный гражданин города Козельска Калужской губернии Г<осподи>н Брюзгин [2208], принадлежащий к самому благочестивому дому, приемлющему странников и монашествующих. И грешный Игнатий, бывши еще послушником, был принят в их дом и много принял от них послуг, живя в Оптиной Пустыни [2209]. Над г<осподи>ном Брюзгиным совершен «Шемякин суд», что я ясно усмотрел из имеющихся при нем бумаг. Дай, Батюшка, ему записочку к твоему Апраксину [2210] и повели Апраксину с ним заняться и в чем он нуждается, ему помочь. А когда сие совершится, то о последующем я буду просить особым письмом. Христос с тобою.

Душою преданный добрейшему Аврааму грешный Игнатий

11 <14?> февраля.

Дражайший сердцу моему Авраам Сергеевич!

Беспокоил я Вас покорнейшею моею просьбою о родителе моем, которого представление в Надворные советники нахо{стр. 777}дится теперь в Инспекторском департаменте у Танеева [2211]. Хотелось бы мне утешить моего старца каким-либо приятным ответом. Потрудитесь черкнуть мне хоть черточку, да приятную черточку!

Христос с Вами! Выздоравливайте, да меня проведайте.

Ваш преданнейший

Арх<имандрит> Игнатий

11 марта <до 1857>.

Искреннейший Друг мой Авраам Сергеевич!

Ни с чем несравненно то утешение, которое теперь я вкушаю! Непрестанно пью из чаши любви, которую мне подают все любящие меня, и в числе их бесценный Авраам Сергеевич!

Благодарю Вас, благодарю от души! Благодарю и Графа за участие милостивое! Требовался от меня указом Консистории письменный отзыв, в котором было прописано единственно от лица Преосвященного викария упоминаемое Вами предложение; приняв его с признательностию за внимание ко мне, тем не менее я видел необходимость отказаться от него. Вот Вам отчет в моем поведении. Еще раз благодарю Вас за душевное участие ко мне.

Ваш преданнейший

Архимандрит Игнатий

9-го апр<еля>.

Болящему болящий — здравствовати!

Мои созерцания, или мечтания, которые приходят мне на одре болезненном, — Вам не годятся! Вам нужно что-нибудь повеселее. А и от печального родится веселое…

На одре болезни поплакал некогда благочестивый Езекия, — и плач его не был бесполезным. Пророк возвестил ему ми{стр. 778}лость Неба; а Небо, повелев светилу дня возвратиться на двенадцать степеней, возвестило истину слов Пророка.

На одре болезни моей что может быть предметом моего плача? — Езекия плакал, обратив взоры к стене; и я могу заплакать, если обращу взоры мои на греховную жизнь мою, которая соделалась стеною высокою и твердою между мною и Богом моим.

Но где Исаия? Пред каким Пророческим гласом остановится тень греховная, уступит, побежит обратно? По чьему велению солнце праведности моей, склонившееся к своему закату и возвещающее близкий мрак ночи, соделается паки солнцем восходящим? Неужели в продолжении одного дня день будет для меня дважды?

Нужен ли глас Пророка? — И он слышится: «исповем на мя беззаконие мое Господеви и Ты оставил еси нечестие сердца моего…»

«Благослови душе моя Господа и не забывай всех воздаяний Его, очищающаго вся беззакония твоя, исцеляющаго вся» душевные «недуги твоя, избавляющаго от нетления» греховного «живот твой, венчающаго тя милостию и щедротами» праведности и спасения. «Обновится» покаянием и исправлением «яко орля юность твоя», пришедшая ветхость от нерадения твоего и беззаконий твоих.

Не Пророк, не Апостол, но Сам, Сам Господь возвещает: «Не приидох призвати праведныя, но грешныя на покаяние. Милости хощу, а не жертвы»!

И так день мой, день жизни моей, который склоняется уже к своему закату, может снова обновиться, и на исходе дней моих может начаться день Богоугождения моего, который есть истинный день, для которого нет ночи, то есть темного, мучительного, вечного ада.

Смотрю на одр болезни моей и говорю ему: легко, легко ты можешь соделаться одром смерти моей. Теперь болею, а придет время — буду умирать. Придет это грозное время, придет непременно! Оно идет уже и приближается, но я льщу себя, будто не примечаю его!..

Итак, зачем медлить? Зачем отлагать покаяние и исправление себя? Зачем удерживать на себе цепи греха? Воину приличен меч и отважная решительность! Один удар — и цепи рассыпались. Победитель — в свободе вечной!

{стр. 779}

Говорил святый Святитель Медиолана Амвросий плачущей о сыне своем Монике [2212]: «Impossibile est, at filius tali um lacrimarum pereat» [2213]. Невозможно, невозможно, говорит грешный Игнатий, что Авраам, столь прямо и искренне расположенный к добру и Христианству, остался вне чертога блаженной вечности, коей ключи — жительство по заповедям Господа Иисуса. Аминь.