Иисусу, как и всем основателям религий, приписывается множество чудес, которые почти всегда отвечают неудовлетворенным ожиданиям бедняков: умножение хлебов, чудесный лов рыбы, превращение воды в вино, чудодейственные исцеления. Но совершив их в качестве доказательства своих мессианских прерогатив, он «строго запрещал им (ученикам. — Ред.), чтобы не делали его известным» (Марк, 3: 12).
Таким образом, попытки проникнуть в прошлое, в сущность христианского послания, ориентируясь на логику евангелий и других писаний Нового завета, бесполезны. Главное, что можно извлечь из них, — это факт существования ряда религиозных групп, которые жили в различном социальном и культурном окружении.
Нет возможности обнаружить какую-либо логику там, где преобладают разные ответы на разные вопросы, стоявшие перед бедными и богатыми, евреями и неевреями, ожидавшими великого финального перелома в их жизни.
Эпизоды осуждения и смерти Иисуса вплоть до мельчайших подробностей: пропажа его одежд, уксус, который ему давали пить, сокрушенные покачивания голов в проходившей мимо толпе, отсутствие переломов ног и рана в боку умирающего, — все это подтверждается ссылками на Ветхий завет. Все «сконструировано», чтобы показать, что в страстной муке Иисуса воплотились мессианские пророчества Ветхого завета, римляне же оказались лишь исполнителями их.
К этой версии прибавляется иная, кажущаяся противоречащей первой, а именно: что ответственность за муки Иисуса лежит не на римлянах, а исключительно на евреях. Евангелия отражают влияние того периода, когда христианские общины начали радикально отделяться от еврейских общин и проявили потребность в усилении полемики против этих последних, особенно после окончательного поражения иудеев в 135 г. Поэтому выдвинутое против Иисуса обвинение было прежде всего политическим, а уже потом религиозным: при римской оккупации всякая претензия выступить в роли «царя иудеев» представляла собой мятежный жест, наказуемый смертной казнью.
Какими бы ни были исходные соображения авторов евангелий, то немногое, что добавлено к ним, чтобы придать описанию какую-либо «историческую» достоверность, лишено самой элементарной последовательности.
Прежде всего, арест Иисуса. Согласно синоптическим евангелиям, Иисус был схвачен «толпой, вооруженной мечами и палицами», натравленной на него великими жрецами, писарями и старейшинами, представителями иудейских властей. Кроме них, согласно Иоанну, арест потребовал мобилизации целой «когорты»: отряда римских солдат числом 300 человек во главе с их трибуном. Незадолго до того в Иерусалиме бесчисленная толпа приветствовала Иисуса; но достаточно было предательского поцелуя, чтобы заставить опознать его и передать убийцам.
Далее, образ предателя: это один из «двенадцати», одержимый Сатаной (Лука, 22:3), — Иуда, по прозванию Искариот. Что понималось в действительности под этим прозвищем, которое поддается самым странным интерпретациям? По одному из таких толкований, которые встречаются в кодексах D и N, — и тот и другой весьма важные, — это имя распадается на «Исх-Кариот» — «человек из Кариота». Но такой местности не существует. С филологической точки зрения речь идет, возможно, о семитской транскрипции латинского слова «сикарий» (sikarius), прозвища зелотов. Быть может, это попытка передать разочарование одного из учеников Иисуса, вызванное неудачей восстания? Или мы имеем дело с неким коррумпированным правителем, который приобщился к общинной кассе группы учеников и оказался чувствительным к приманке в «тридцать сребренников»?
Немыслимо проникнуть в сознание составителей евангелий. Что в самом деле достоверно, так это то, что апостол-предатель — один из всех апостолов родом из Иудеи, все же другие — галилеяне. В его имени сконцентрирована горькая досада на иудеев после разделения двух религиозных течений, когда на евреев пожелали возложить всю вину за смерть мессии. Хотя для некоторых теологов Иуда станет впоследствии простым орудием божественной воли, поскольку благодаря ему совершилось таинство спасения.
Затем судебное разбирательство. Верно (и Талмуд подтверждает это), что Синедрион утратил право выносить смертные приговоры за сорок лет до разрушения Иерусалимского храма, то есть около 30 г. н. э. Но тенденция снять с римлян всякую ответственность никогда не была принята всеми общинами первых христиан. Апокалипсис, которым завершается собрание новозаветных писаний, придерживается совсем иного мнения: вина целиком вменяется без всяких оговорок «зверю», который символизирует Римскую империю.
Немногие «исторические» фигуры, которые встречаются в ходе суда, выведены на сцену теми, кто имел очень смутное представление о подлинной ситуации того времени. Таковы великий жрец Анна и его тесть Каиафа, который носил то же имя, что и Кифа, апостол Петр; Ирод Антипа, который вышел из своих земель в Иерусалим, чтобы увидеть мессию; Понтий Пилат, «умывающий руки» и, чтобы не допустить осуждения невиновного, предлагающий заменить Иисуса Вараввой. Имя этого последнего, означающее по-арамейски «сын отца», на деле — дубликат одного из мессианских титулов. Варавва изображен выступившим против римлян бандитом, который со своими сообщниками совершил во время мятежа убийство (Марк, 15:7). Какого мятежа? Или и он был зелотом?
Во всяком случае, Пилат помещает Варавву на один уровень с Иисусом. Мы уже знаем один из вариантов текста Евангелия от Матфея, где он назван Иисус Варавва. Ясно, что в описании всего этого эпизода переплетены различные предания.
Теперь о распятии, которое более или менее воспроизводит схему казни бунтовщика. Ничто, однако, не позволяет утверждать, в соответствии с евангелиями, что Иисус был прибит гвоздями к кресту. Эта деталь уточняется только одним апокрифом — Евангелием от Петра, где говорится о том, что были прибиты его руки; и уже во II в. апологет Юстин добавил указание на то, что были прикованы и ноги Иисуса. Согласно Деяниям апостолов, Иисус умер «повешенный на дереве» (5: 30), в послании к га-латам Павел предполагает ту же процедуру (3: 13), Была и такая форма распятия.
В самом деле, в процессе трансформации Иисуса в «божественного» спасителя человеческие детали, касающиеся его смерти, представляли для верующих все меньший интерес.
Два евангелиста отмечают, что отчаянный призыв Иисуса на кресте, воспроизведенный по-арамейскиt «Или!
Или! ламма савахфанй», «бог мой! бог мой! почему ты пожертвовал мной» (обычный перевод: «для чего ты меня оставил», приведенный Матфеем (27:46) и Марком, (15:34), лингвистически менее точен), заставил присутствующих подумать, что он призывал пророка Илию. Но подобное созвучие имен немыслимо в среде, говорящей на семитском языке; оно, однако, было вполне возможно за пределами Палестины.
Наконец, воскресение. Его детали не описаны ни в одном евангелии. И самое древнее из них — Евангелие от Марка их не сообщает. Напротив, о них рассказывают некоторые апокрифические тексты, начиная с Евангелия от св. Петра. В отдельных христианских общинах попросту верили, что Иисус избежал смерти. В так называемых Деяниях Иоанна Иисус является к избранному ученику, который укрылся в одной пещере Оливковой горы, убитый горем и рыдающий, и сказал ему: «Для людей иерусалимских я распят; но, как видишь, вот я с тобой говорю». Эта мысль о кажущейся смерти Христа впоследствии пространно развивалась в теологической сфере целым течением инакомыслящих, прозванных «докетами» (от греческого слова «казаться», «выглядеть», «скрывать правду»).
И способ вознесения Иисуса на небо не описан евангелиями. Во II в. послание Варнавы и Евангелие от св. Петра относят вознесение на самый день смерти, а не на сороковой.
В приписываемой св. Петру литературе вера в воскресение рассматривается как необходимость, поскольку посвященные могли считать собственное возрождение обеспеченным. «…Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, и вера ваша». (1 Коринф., 15: 14). Почти в тех же словах жрец Митры уверял вновь обращенного, умащая его священным елеем: «Верь, твой бог воскрес, его страдания гарантируют твое спасение».
Двенадцать апостоловАпостолов, или «нарочных», «специальных посланцев», двенадцать, столько же, сколько племен израилевых. Имена одиннадцати из них совпадают во всех текстах; имя последнего встречается в двух разных версиях.
Вот их полный список.
Симон, прозванный по-арамейски Цефа («камень»), и отсюда Кифа в Библии, а в переводе с с греческого на латинский язык — Петр.
Андрей, его брат.
Иаков и Иоанн, сыновья Заведея.
