Войдя в комнату, я спросил у милиционера:
— Валера, не пойму, в чем дело? Раньше таких приключений с туалетом у меня не случалось!
— А они солдатам в чай бром добавляют, вот он и гоняет вас!
Уже стемнело, когда в комнату вошли два лейтенанта спецчасти:
— Пройдемте с нами!
Нас ввели в кабинет начальника погранзаставы, где находились два солдата и старшина.
— Раздевайтесь, обыск!
Мы с иеромонахом сняли подрясники и нательные рубашки. Валерий тоже разделся до пояса.
— Снимайте брюки! — приказали ему пограничники.
Затем они поглядели на нас с отцом Ксенофонтом.
— И вы тоже!
Старшина с солдатами начали исследовать содержимое наших карманов, прощупывая каждый шов одежды. Осмотрели даже носки. Из ботинок вытащили стельки, тщательно проверили обувь.
— Так, так, баксы! — удовлетворенно сказал старший лейтенант, когда старшина положил перед ним на стол две стодолларовые бумажки.
— Откуда?
— Дали в селе на дорогу, — ответил я.
— А что за конверт с деньгами?
— Помощь от верующих!
Командир записал это в какой-то бланк:
— Ваши паспорта и деньги отдадим после, если, конечно, вас выпустят… — усмехнулся он.
— А вы снимайте трусы! — приказал старший лейтенант милиционеру.
— Сами снимайте! — ответил он с вызовом.
Присутствующие пограничники переглянулись и промолчали. Нам с иеромонахом такого приказа не последовало. Всем дали одеться и отвели в казарму, где заперли в комнате с тремя койками. Мы уселись на них, обсуждая прошедший обыск. В первом часу ночи нас начали вызывать на допрос по одному. Первым вызвали милиционера, затем отца Ксенофонта. Их долго не было, и я истомился, дожидаясь возвращения своих друзей. Наконец часовой привел их поочередно.
— Что спрашивают? — обратился я с любопытством к Валерию.
— Говорят, зачем вы соврали, что приехали из России? Якобы нас кто-то выдал, когда мы пришли из леса в село со стороны Абхазии… Не просить же у них прощения?
— А что еще спрашивают?
— Да разную ерунду! И не давайте сбить себя провокационными вопросами…
— А что это такое? — хотел спросить я, но меня подняли с койки два солдата и отвели в кабинет начальника спецчасти.
Он начал допрашивать меня, а худенький младший лейтенант записывал мои ответы. Расспросив меня о том, как я попал на Псху и зачем еду в Москву, лейтенант неожиданно спросил:
— В каких отношениях вы состоите с вашей соседкой на Решевей?
— Ни в каких отношениях не состою! — удивился я. — Ей уж под семьдесят лет! Просто помогаю ей чем могу…
— Ага… — поджал губы начальник. — А у нас другая информация!
— Значит, ложная информация! — ответил я.
Лейтенант продолжил допрос:
— По нашим сведениям, вы являетесь резидентом бандитских формирований с Северного Кавказа и занимаетесь торговлей оружием и наркотиками.
— Не знаю, откуда у вас эти сведения, но они совершенная чушь!
— Мы вам выдвинули обвинение, а вы докажите нам его необоснованность!
— Так это вы выдумали такое обвинение, вы и доказывайте его!
— Тогда в чем состоит ваша деятельность на Псху?
— Помогаю людям службами и строительством для них церкви. Я монах и приехал в горы молиться в уединении.
— Так. Первый ваш ответ понятен, а второй — нет. Что такое — молиться в уединении?
Об этом пришлось говорить долго, но по лицам допрашивающих было видно, что они не могут понять моих объяснений.
— Как все это записать? — спросил молоденький лейтенант у начальника.
— Пиши, что служит в церкви на Псху и молится!
— Как вам удалось миновать наш пост?
— Обошли его лесом.
— Вот как! Слушай, лейтенант, передай, чтобы там установили еще один пост, — сказал начальник погранзаставы своему помощнику.
— А что вы будете с нами делать? — полюбопытствовал я.
— Мы отправим сведения о вас начальству. Как оно решит, так и будет: если скажут вас задержать, задержим, а если решат отпустить, то отпустим.
В три часа ночи меня привели в комнату. Милиционер и иеромонах не спали.
— Ну, что они решили? — спросил Валерий.
— Говорят, что нужно ожидать решения начальства.
— Понятно. Тогда спим! — сказал безстрашный милиционер и мгновенно уснул.
У меня в душе поселилось к нему теплое чувство. Я испытывал к этому человеку сильное уважение за то, что он ради меня добровольно сдался пограничникам. Только теперь я вспомнил о молитве, с ужасом предполагая, что потерял ее. К своему изумлению, я услышал в сердце ее тихий голос — ослабевший, но по-прежнему живой, словно прекрасная исцеляющая мелодия: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя!» Утром нас отвели на завтрак в комнату, где находились и другие военные. Лейтенант спецчасти явно к нам потеплел:
— Пришло распоряжение сверху отпустить вас. Сведения о вас подтвердились. Это исключительный случай, хотя вы и нарушили государственную границу. Ваши вещи и деньги вам сейчас вернут. Кстати, то, что вы сказали правду, решило вашу участь!
Толстощекий начальник с любопытством посмотрел на меня:
— А можно попросить у вас Евангелие на память?
Нас окружили улыбающиеся военные.
— Можно, — ответил я. — Дарю вам мое карманное Евангелие!
— Спасибо большое! А для замполита у вас ничего нет в подарок?
Пожилой замполит замялся:
— Мне бы Библию почитать… Никогда не читал!
— Можно почтой переслать… — задумался я.
В нашу беседу вмешался Валерий:
— Если вы батюшек на обратном пути пропустите обратно через перевал, то они всем привезут книги! Правда, отец Симон?
— Конечно! — подтвердил я. — Можно для всей заставы привезти книг, и для солдат тоже…
— Если получится, привезите, пожалуйста, иконочек… — попросил замполит. И, стесняясь, добавил: — Для моей жены…
Иконочки для подарков как раз находились в моем рюкзаке, и мы с радостью раздали их всем желающим.
— Тогда сделаем вот что! — объявил начальник погранзаставы. — Обговорю вашу просьбу с начальством! Думаю, это не проблема…
Он оставил нас упаковывать рюкзаки и через полчаса вернулся:
— Вам разрешено на обратном пути проследовать через перевал Санчар!
— Вот это другое дело! — обрадовался Валерий. — Тогда я буду ждать батюшек с лошадью в последнем селе у родственницы Василия. Прошу вас, лейтенант, сообщите мне через пограничников, когда батюшки прибудут на заставу!
— Только нас тогда будет четверо! — предупредил я.
— Ничего, это все уладим! — пообещал старший лейтенант.
Начальник спецчасти, в свою очередь, сделал любезное предложение:
— Кстати, я должен сегодня ехать в Минводы на «уазике» и могу подвезти вас в аэропорт!
— Большое спасибо! — поблагодарили мы, довольные сложившимся оборотом дела, чувствуя, что с пограничниками у нас наладились дружеские отношения.
У машины столпились все лейтенанты, пожимая нам руки и желая счастливого пути. Пока мы ехали в Минводы, молитва в груди сама возобновилась, принеся в сердце великое утешение. Я молился с горячей благодарностью Богу, любуясь красивыми весенними ландшафтами. Пирамидальные тополя трепетали молодой горячей листвой, щедро политые солнечным светом. Кавказский хребет сверкал на прощанье снегами двуглавого Эльбруса.
— Так стыдно, что пришлось врать… — шепнул мне отец Ксенофонт. — Нужно будет поисповедоваться..
В аэропорту мы простились с начальником спецчасти и крепко обнялись с Валерием.
— До скорой встречи на Псху! — махал он нам рукой, провожая на посадку в самолет. Среди пассажиров, толпившихся в аэропорту, сновали какие-то мрачные бородатые типы, глядевшие исподлобья. Таких людей раньше я не видел. Мы летели в неизвестную, незнакомую Россию, о которой у нас были самые противоречивые сведения.
Милосердные окружены любящими их, а немилосердные всегда одиноки, ибо оскорбили своей жестокостью своих близких. Тем самым они оскорбили и Тебя, Боже, и потому Ты отвратил от них святой Лик Свой. Да никогда не стану я немилосердным, Господи, ибо пылинка милосердия перевешивает горы аскетизма, а капля безпредельной любви Твоей дороже морей привязанности человеческой. Даже чтение возвышенных текстов о стяжании неизреченной любви Твоей, Христе, становится скучным, когда сердце само начинает любить Тебя искренне и самозабвенно и вздыхать о Тебе, Боже, в молитвах, проливая слезы благодарности. Даже слушание песнопений об обретении спасительной благодати становится обременительным для слуха и души того, чье сердце само поет безпрестанную хвалу Твоей Божественной любви.
Истинно, дивны Твои дела, Господи, и пречудны неисповедимые чудеса Твои! Ты Сам есть любовь, нерожденная и неистощимая, а человек, создание Твое — рожден и конечен. И все же, по дару Твоему, он может вместить всю безпредельность любви Твоей, ибо дух его Ты сотворил безграничным благодатью Твоей и сделал его божественным милостью мудрости Твоей. Пространство сворачивается в свиток при встрече с любовью Твоей, и время обращается вспять при встрече с безвременной благодатью мудрости Твоей. Только любовь человеческая может устремиться на свидание с Божественной любовью Твоей, Боже, потому что для любви не существует никаких пределов и ограничений. Непрестанная молитва не нуждается ни в чем, кроме Бога. Поэтому она не держится ни за что в этом мире.
