622
Ср.: Майоров Г. Г. Указ. соч., с. 289.
sed omnia mensura et numero et pondère disposuisti (но Ты всё расположил мерою, числом и весом) (Sap. 11, 12).
Ср.: Бычков В. В. Византийская эстетика, с. 144-165.
Ср.: Svoboda K. Op. cit., p. 146.
Ср.: The Cambridge History of Later Greek and Early Medieval Philosophy, p. 361.
См.: Татаркевич В. Античная эстетика, с. 293-294.
См.: Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972, с. 58; Meter G. Die sieben freien Künste im Mittelalter. Einsiedeln, 1886.
См.: Assunto R. Die Theorie des Schönen im Mittelalter. Köln, 1963, S. 19.
О тенденциях религиозной утилитаризации «свободных наук» у Августина см.: Grabmann M. Op. cit., S. 126-129.
Августин воспринял эту традицию от Варрона (см.: Alfaric В. P. Op. cit., p. 445).
Это же членение он сохранил и в поздний период (см.: De doctr. chr. II, 27; Enar. in ps. 150, 8).
Подробнее об этом Августин писал в трактате «О музыке» (см. гл. V).
Позже Августин будет упрекать себя за излишнюю увлеченность «свободными науками» (Retr. I, 3, 2).
Перев. В. П. Зубова цит. по: ПМЭМ, т. I, с. 275.
Там же, с. 267.
Ср.: Tatarkiewicz Wł. Op. cit., s. 66-67; 337.
В. Татаркевич писал по этому поводу: «Если он сохранил теорию подражания, то лишь соединяя с убеждением, что искусство ищет красоты. При этом он так преобразил ее, что она перестала быть выражением натурализма, а стала его противоположностью. Допуская, что каждый предмет имеет свою красоту, что в каждом находятся следы красоты, он утверждал, что если искусство подражает предметам, то не в целом, но только в меру отыскания в них и усиления этих следов» (Tatarkiewicz Wł. Op. cit., s. 67).
Ibid., s. 67-68.
См. подробнее: Бычков В. В. Эстетика поздней античности, с. 171; 173.
См.: Perry В. Е. The Ancient Romances: A Literary-Historical Account of Their Origins. Berkeley; Los Angeles, 1967.
Плиний Младший. Письма. M.; Л., 1950, с. 289.
См. : Бычков В. В. Античные традиции в эстетике раннего Августина - Традиция в истории культуры. М., 1978, с. 103, сн. 21.
Ср.: Svoboda К. Op. cit., p. 101, 137.
Анализ художественной специфики этого отрывка см. у Э. Ауэрбаха (Указ. соч.. с. 85-93).
См.: Часть первая, гл. III/2 (зрелищные искусства); специально об эстетике римского цирка и амфитеатра см.: Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика I-II вв. н. э. М.: Изд. МГУ, 1979, с. 45-55.
Ср.: Tat. Adv. gr. 23; Tertul. De spect. 12; Cypr. Ad Donat. 6; Lact. Div. inst. VI, 20. 8-13.
См.: Svoboda K. Op. cit., p. 99, 192.
См.: Marcus R. A. Christianity in the Roman World. London, 1974.
См.: Svoboda K. Op. cit., p. 192.
Ср. уже приводившиеся высказывания о «ложности» басни и поэзии из Solil. II, 11, 20; De Gen. ad lit. I, 10, 21.
Один из историков средневековой эстетики писал: «Новый поворот аллегорическая экзегеза получила у Августина. Именно у него александрийское учение об экзегезе непосредственно объединилось с течением позднеантичной традиции. Анализ его трактата «De doctrina christiana» наглядно показывает, как могла стать необходимой практика и передача опыта филологической интерпретации Библии в позднелатинских школах. При этом существенным вспомогательным средством служили 'Εγκύκλιοι παιδείαι известные уже со времен софистов семь искусств, с помощью которых писатель проводил формальное и предметное толкование (см.: Glunz H. H. Die Literarästhetik des europäischen Mittelalters. Bochum: Langendreer, 1937. S. 102 - 103; ср.: S. 104).
Ср. решение этого вопроса Горацием:
Что придает стихам красоту: талант иль наука?
Вечный вопрос! а по мне, ни старанье без божьего дара,
Ни дарованье без школы хорошей плодов не приносит:
Друг за друга держась, всегда и во всем они вместе.
(De art. poet. 408-411). Перев. M. Гаспарова цит. по: Квинт Гораций Флакк. Оды. Эподы. Сатиры. Послания. М., 1970, с. 393).
Ср.: Наставление оратора, XI, 1.
Августин подчеркивает, что он использует здесь латинский перевод Иеронима, который стоит ближе к еврейскому оригиналу, чем соответствующее место Септуагинты (De doctr. chr. IV, 7, 15).
Г. Глунц усматривал специфику экзегезы Августина в том, что он подходил к Библии как к произведению словесного искусства (См.: Glunz H. H. Op. cit., S. 104).
См.: Eggersdorfer F. X. Der heilige Augustinus als Pädagoge und seine Bedeutung für die Geschichte der Bildung. Freiburg i. Br., 1907; Gerg R. Die Erziehung des Menschen: Nach den Schriften des heiligen Augustinus dargestellt. Köln, 1909; Kevane E. Translatio imperii: Augustine's De doctrina christiana and the Classical Paideia. - SP. Berlin, 1976, vol. XIV, p. 446-460.
Хронологически этот трактат был закончен значительно раньше, чем IV кн. «О христианской науке», но в последней многие идеи сформулированы более полно, поэтому основное изложение вопроса мы даем по ней, привлекая более ранний трактат только в качестве дополнения.
См.: Besseler H. Musik des Mittelalters und der Renaissance. - Handbuch der Musikwissenschaft. Potsdam, 1931; Perl С. J. Augustinus and die Musik. - Augustinus Magister. Paris, 1954, vol. 3, p. 439-452; Nowak A. Die «numeri judiciales» des Augustinus und ihre musiktheoretische Bedeutung. - Archiv für Musikwissenschaft. 1975, Bd. 32, S. 196-207.
Ср.: Perl C. J. Die Geburt der abendländischen Musik, - Theologie und Glaube. Paderborn, 1953, Hf. 2.
Ср.: Perl С. J. Augustinus und die Musik, S. 452.
«Юбиляция, - пишет К. Перл,- этот прекраснейший из даров, которые Восток мог принести западной церкви, это как бы «свободнейшее» дитя сакрального искусства, побудила Августина к таким замечаниям, которые стоят совершенно изолированно в патриотических текстах, указывают на его понимание музыки, его любовь к музыке и которые, впрочем, также выводят его мистиком, которым он в иных аспектах вряд ли являлся» (Perl С. J. Augustinus und die Musik, S. 441).
См.: Hammerstein R. Die Musik der Engel: Untersuchungen zur Musikanschauung des Mittelalters. Bern; München, 1962, S. 41.
Abert H. Die Musikanschauung des Mittelalters, S. 208.
По поводу словесной ограниченности в передаче внутреннего знания хорошо сказала М. И. Цветаева:
Да вот и сейчас, словарю
Предавши бессмертную силу -
Да разве я то говорю,
Что знала, - пока не раскрыла
Рта, знала еще на черте
Губ, той - за которой осколки...
И снова, во всей полноте,
Знать буду - как только умолкну.
(Цветаева Марина. Избранные произведения. М.; Л., 1965, с. 306).
Аналогичное ощущение было близко многим мыслителям поздней античности, ранней патристики, Средневековья.
Ср.: Edelstein H. Die Musikanschauung Augustins nach seiner Schrift «De musica», S. 126-127.
См.: Perl C. J. Augustinus und die Musik, S. 444.
Ibid., S. 452.
Ср.: Abert H. Op. cit., S. 194-210.
См.: Reese G. Music in the Middle Ages. New York, 1940.
Ср.: Abert H. Op. cit., S. 216-220.
Ср.: Svoboda K. Op. cit., p. 197.
О современном понимании знака в его различных аспектах см. в работе: Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976, с. 68-134.
Ср.: Marcus R. A. St. Augustine on Signs, - Phronesis: A Journal for Ancient Philosophy. 1957, vol. 2, № 1, p. 70.
Интересно отметить, что в трактате «О музыке» Августин, напротив, уделяет внимание только ритмо-метрическому значению слова и практически нигде, за исключением редких оговорок, относящихся не к предмету трактата, а к форме исследования, не говорит о смысловой, содержательной стороне слова.
