4
Светская жизнь лишает свободы и преданных ей держит в тяжком рабстве. Лицемерие и эгоизм как постоянные качества светской жизни
Прошлый раз не о всем я поговорил, чего касались Вы в своем письме. Шлю дополнение. Вы говорите: «Еще вот что я вижу: что все впопыхах спешат, гонятся за чем-то, чтоб уловить, и никто ничего не успевает поймать. Случилось мне пройти людною улицею или местом – какая там суматоха и суета! Но смотрю потом: и в домах то же; то же, вероятно, и в душах у них. И ума не приложу: ужели так можно жить? И вот что еще вижу: что тут друг друга теснят, вяжут и тиранят, никто своей воли и свободы не имеет. Одеться не смей как хочешь, ступать не смей как хочешь, говорить тоже – и ничего не смей как хочешь. Все у них подчинено какому-то закону, который не знают кем написан; всех он теснит, но никто сломать его не смеет. Зато и сами делаются тиранами друг для друга. Посмей не послушать кого – горе. Я, например, пою, когда хочется петь. Ведь это рай: и самой приятно, и слушающим. А тут хочешь не хочешь – пой. Предлагается это очень вежливо, но отказаться-то считается делом противозаконным. И поешь. Самой тягота невыносима – чуть грудь не треснет, а надуваешься – показать, что поешь от души. Я замечала это и у других. Вот вам и свобода! А ведь снаружи посмотреть – все вольница. Вольница, спутанная по рукам и по ногам! По этому поводу стала я присматриваться, да от души ли они делают и все прочее. И что же? Может быть, я ошибаюсь, но не увидела ничего, что было бы от души. Ласки напускные, готовность к услугам – тоже, взаимоуважение – тоже. Все напускное. За видимостью, гладкою и изящною, прячется совсем другая душа, которую, если б ее вытащить наружу, никто не нашел бы не только изящною, но и сносною. И выходит, что когда мы собираемся, то представляем собою сборище лицедеек и лицедеев. Комедия! И еще что мне дивно – это то, что от всех веет холодом. Как же это так?! Ведь все дружка дружке, кажется, душу готовы отдать, а кругом ходит холод!»
Совершенно верно. К Вашему описанию нечего и прибавлять. Все это давно уже замечено и указано в предосторожность. Еще Макарий Великий вот как изображал увиденную Вами сумятицу и гоньбу за чем-то: «Чада века сего уподобляются пшенице, всыпанной в решето земли сей, и просеваются среди непостоянных помыслов мира сего, при непрестанном волнении земных дел, пожеланий и многосплетенных вещественных понятий. Сатана сотрясает души и решетом, то есть земными делами, просевает весь грешный род человеческий. Со времени падения, как преступил Адам заповедь и подчинился лукавому князю, взявшему над ним власть, непрестанными обольстительными и мятущимися помыслами всех сынов века сего просевает и приводит он в столкновение в решете земли. Как пшеница в решете у просевающего бьется и, взбрасываемая непрестанно, в нем переворачивается, так князь лукавства земными делами занимает всех людей, колеблет, приводит в смятение и тревогу, заставляет приражаться к суетным помыслам, нечистым пожеланиям, земным и мирским связям, непрестанно пленяя весь грешный род Адамов. И Господь предсказал апостолам будущее на них восстание лукавого: сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся Отцу Моему, да не оскудеет вера ваша (Лк. 22, 31–32). Ибо сие слово и определение, изреченное Создателем Каину явно: стеня и трясыйся, в тревоге, будеши на земле (Быт. 4, 12), служит втайне образом и подобием для всех грешников, потому что род Адамов, преступив заповедь и сделавшись грешным, принял на себя втайне сие подобие. Люди приводятся в колебание непостоянными помыслами боязни, страха, всякого смущения, пожеланиями, многообразными всякого рода удовольствиями. Князь мира сего волнует всякую душу, не рожденную от Бога, и, подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы, всех приводя в колебание и уловляя мирскими обольщениями, плотскими удовольствиями, страхованиями, смущениями» (Беседа 5, 1, 2).
Вот Вам в придаток к Вашему наблюдению! Вы заметили, что есть и бывает. А святой Макарий указал и причину того, и первое исходище. Этот взгляд на дело в том круге, о коем речь, не принимается, и речи о том заводить нельзя. Вас же прошу усвоить этот взгляд и всегда держать его в мысли. Он выражает суть дела и, будучи Вами принят с убеждением, будет служить для Вас ограждением от обаяний светской жизни. Чтоб больше об этом подумать и более сродниться с таким образом мыслей, потрудитесь прочитать всю эту пятую беседу святого Макария. Книгу эту я давал Вашей матушке и она хотела ее приобресть.
С своей стороны прибавлю, что эта гоньба за чем-то и неудовлетворенность ничем зависят от того же, о чем я писал прошлый раз: именно от того, что таким образом жизни не все естество человеческое питается и не все потребности его удовлетворяются. Неудовлетворенная сторона, как голодная, требует пищи в утоление своей алчбы и жажды и гонит человека искать ее. Человек и бежит искать; но как он вращается все в том же круге, не удовлетворяющем голодающей стороны, то удовлетворения не бывает, голод и жажда не пресекаются, не прекращается и требование пищи, не прекращается и гоньба. И никогда она не прекратится в живущих по духу мира. Враг же держит их в ослеплении, по коему они не замечают ошибки, что не тою дорогою бегут и не туда стремятся, и в этом мраке томит и душит эти души – бедные. И так их отуманил враг, что и говорить им об их ошибочности не смей никто. Так и зарычат, как лютые звери. Не рыкание ли это того льва, который всюду рыщет, иский кого поглотити? (1 Пет. 5, 8).
Что касается до других замеченных Вами сторон светской (мирской) жизни, скажу только, что иначе сему и быть нельзя. Ибо такая жизнь есть жизнь падшего человечества, которого исходная черта есть самолюбие, или эгоизм, себя ставящий целию, а все и всех средством. Тут причина того, что всякий хочет навязать свои желания на другого или связать его ими, что назвали Вы очень метко тиранством. Уж как не скрашивает кто своих желаний, назади всего стоит эгоизм, желающий повернуть вас по-своему или сделать вас средством. Тут причина и лицедейства, суть которого есть напряженное ухищрение всячески прятать свои дурные стороны, не исправляя их; иначе пресечется влияние на других и, следовательно, пользование ими как средствами. Тут причина и того, что от всех холодом веет – ибо всякий замкнут в себе и не разливает лучей теплой жизни вокруг себя.
Правда, Вы, верно, встречаете несколько лиц с симпатичным строем сердца: так и льнут и берут прямо за сердце. Такое расположение есть остаток родственного чувства, с каким создан человек в отношении к другим; но оно тут состоит в услугах у эгоизма, который пользуется им как лучшим средством к устроению своих дел. Я знаю одно такое лицо. Лучше прямой эгоист или эгоистка, чем такие симпатисты и симпатистки. В тех хотя заметить можно, куда ведут дело, а здесь редко кому удается этого достигнуть.
Правда, Вы непрестанно почти встречаете услуги, но они делаются затем, чтоб потом за одну запрячь Вас на десять дел в свою пользу. Скажете: «Да как же это? Тут все бьют на честность и в чем-либо показать нечестность значит сгубить себя». Правда, что так есть, но эта честность есть маска эгоизма; все дело тут – не ударить себя в грязь лицом, для чего нередко допускаются самые бесчестные поступки, коль скоро можно утаить их от других. Вы даже услышите или уже услышали приговоры: это эгоист, это эгоистка! Не подумайте, что говорящие это сами чужды эгоизма. Нет, этот приговор относится к тем, которые не позволяют повертывать собою или употреблять себя в средство для эгоистических целей тех, которые так о них судят. И следовательно, прямо обличает в сих последних эгоистов и эгоисток. Я слышал, что такие особы даже монахов укоряют в эгоизме: что-де для себя одних живут. Бедные монахи! Ни поесть, ни попить, ни поспать; день и ночь на ногах, в послушаниях, не имея своей воли и своих желаний, – и попали в эгоисты! По этому одному можете судить, какого достоинства суть и вообще обличения в эгоизме, какие встречаете или встретите среди светских. Они значат: нашла коса на камень.
Пересмотрев написанное, вижу, что это я очень грубый произнес суд над светскою жизнью, но не беру слова назад. Может быть, я и не написал бы того, что написалось, но как Вы сами заметили довольно темненькие пятна в свете, то я и разохотился – запеть в ту же ноту; и не думаю, чтоб это сколько-нибудь Вас покоробило после того, что сами Вы сказали. Но ожидаю от Вас вопроса: «Как же быть-то?» Это и будем решать в продолжение всей нашей переписки. Теперь же скажу только: совсем Вам отстать от всех, конечно, нельзя, но сколько можно отнекивайтесь входить в круг этой светской жизни, а когда втянут против воли, держите себя так, как бы Вас там не было: видя не видьте и слыша не слышьте. Видимое пусть проходит мимо глаз и слышимое мимо ушей. Внешне действуйте как и все, будто нараспашку, но сердце свое берегите от сочувствий и увлечений. В этом главное: сердце берегите – и будете там только телом, а не душою, верно исполняя заповедь апостола: да будут требующие мира… яко не требующе (1 Кор. 7, 31). Мир здесь то же значит, что у нас свет и светская жизнь. Вы будете требующая мира, то есть имеющая нужду соприкасаться светской жизни; но когда будете держать вдали от всего свое сердце, то будете яко не требующая такой жизни, то есть не по сочувствию и желанию в ней участвующая, а вынуждаема будучи настоящим своим положением.
