Формальное, механистическое понимание богослужения особенно энергично стремился преодолевать в своих трудах прот. Александр Шмеман. Прот. Александр Шмеман восстает против деления богослужения на общественное и частное и стремится его чем-то заменить. В противовес схоластической схеме, слишком уж грубой и прямолинейной, трудно предложить другую, такую же четкую, поэтому его схема усложненная, но зато она лучше помогает в понимании богослужения.
Прежде всего он говорит о том, что есть два таинства, которые вводят человека в Церковь и которые совершаются в его жизни однажды — это таинство Крещения и таинство Миропомазания. Они делают возможным участие человека в церковной и таинственной жизни. Центром всего богослужения, как и вообще жизни христианина, является таинство Евхаристии. Остальные таинства глубоко связаны с ней; вспомним, например, таинство Священства, таинство Елеосвящения, таинство Брака и таинство Покаяния.
Рукоположение до сих пор совершается на Евхаристии. Таинство Брака имеет прямую связь с Евхаристией: там есть Отче наш, общая чаша, ясно, что в древности оно совершалось на Евхаристии. Таинство Брака и Евхаристия имеют единый возглас: «Благословенно Царство…» Место таинства Покаяния в современной Церкви несколько изменилось по сравнению с тем, что было раньше, но и раньше, и сейчас единство с Церковью и участие в Евхаристии возможно только тогда, когда это единство восстановлено таинством Покаяния.
И в то же время ни одно из этих таинств не может считаться полным, не может считаться завершенным, если оно не запечатлено участием в Евхаристии — причащением Святых Христовых Тайн. Только что рукоположенные священник или дьякон, конечно же, причащаются на литургии; участникам таинства Брака в день венчания необходимо вместе причаститься. Древнее бракосочетание — это совместное причащение с предварительным объявлением о браке. Кто покаялся, спешит к Чаше, и кто хочет причаститься, тот спешит покаяться. Таким образом, все таинства связаны с Евхаристией точно так же, как все органы в человеческом теле связаны с сердцем: сердце остановилось, и все рассыпается. И Евхаристия, безусловно, — это таинство таинств, это таинство, созидающее Церковь, поскольку Церковь — это Тело Христово. Есть еще многочисленные чинопоследования и требы, обычно не называемые таинствами, но, безусловно, с ними имеющие много общего; все они так или иначе связаны с Божественной литургией, которая одна лишь несет в себе полноту жизни Церкви.
Но в то же время Евхаристия входит и в другой круг — круг богослужения времени. О. Александр Шмеман выделяет в богослужении церковном таинства, вводящие человека в Церковь, таинство Евхаристии, являющееся центром всей церковной жизни, и богослужение времени. Богослужение времени — это все то, что изучается в курсе литургики, то, что по содержанию и по названию связано со временем. В богослужении есть три круга времени: дневной, седмичный и годовой. Конечно же, каждое богослужение обращает нас к вечности, но есть богослужения, в большей степени связанные со временем; они образуются тремя кругами, основным из которых является дневной круг.
В учебной литературе вы можете встретить утверждение о том, что службами дневного круга являются вечерня, предваряемая девятым часом, повечерие, полунощница, утреня, первый, третий, шестой час и литургия. В таком поспешном изложении предмета литургия с совершаемым на ней таинством Евхаристии стоит в одном ряду с вечерней или девятым часом. Часы действительно читаются перед литургией, она как бы встает с ними в один ряд, но все не так просто и не так прямолинейно, как это излагается в учебной литературе. О. Александр стремится обнажить основной нерв, организующий богослужение Церкви, говоря, что весь Устав состоит в порядке сопряжения Евхаристии и богослужения времени.
Богослужение времени и, главным образом, его основа — дневной богослужебный круг имеет своей вершиной, целью и в то же время своим источником Божественную литургию, за которой совершается таинство Евхаристии.
Каждый из нас опытно знает, что такое богослужение в жизни Церкви. И по опыту своему чувствует, что богослужение является дыханием тела церковного, одним из самых важных моментов в ее жизни. Но церковное богослужение является также и сокровищницей церковного опыта, концентрацией всего богословского учения Церкви.
Какую бы область богословского знания мы ни взяли, она обязательно связана с богослужением. Возьмем догматическое богословие. Конечно, оно связано с богослужением, и не просто каким-то иллюстративным образом: можно найти песнопения, в которых излагаются догматы. Нет. Вспомним, как на литургии, перед самым главным ее моментом, поется Символ Веры: перед совершением самого главного Таинства нужно явить единство веры. Это ли не относится к догматическому богословию? Если мы вспомним предмет нравственного богословия или аскетики, то и тут мы должны сказать, что оно связано с богослужением. Обратимся к богослужению дней, призывающих к покаянию, например, к богослужению Великого поста, и мы, безусловно, ясно себе представим, как и текст, и самый дух, и темп, и характер богослужения влияют на внутреннее воспитание человека. Если вспомним, как за богослужением поются Заповеди блаженств: в какой ответственный и прекрасный момент мы слышим их на литургии, и как по-особому они звучат в чине отпевания, то мы ясно почувствуем связь богослужения и учения нравственного богословия. Возьмем прикладные науки, например, гомилетику, искусство церковной проповеди. И оно связано с богослужением, поскольку проповедь является древнейшим и одним из самых важных моментов в богослужении.
Но не только с теоретическими, умозрительными областями богословского знания связано богослужение, оно связано и со многими сторонами практической жизни Церкви. Здесь мы должны немного уклониться от основной темы курса, потому что пограничные с литургикой области знания также чрезвычайно важны для нас. В географии, прежде чем изучать какую-нибудь страну, мы говорим, на каком континенте она находится, с какими странами граничит. Так же и здесь. Мы должны объемнее, шире представить себе интересующую нас проблему.
Вспомним, что любимым и желанным для каждого христианина местом совершения богослужения является храм Божий. И в храме мы встречаемся с удивительным явлением, которое могло быть рождено только в благодатной и возвышенной жизни Церкви. Здесь мы встречаемся с синтезом церковных искусств. Самый архитектурный объем, самое пространство храма, в котором мы находимся, явилось предметом богословского осмысления. В период расцвета Византии из многочисленных архитектурных типов храма был выбран один, который показался самым удачным, самым прекрасным. Он относится к классической эпохе — это крестово-купольный храм, архитектура которого объединяла два очень важных момента: крест (важнейший символ христианства) и купол, т. е. центр или главу композиции. Купол олицетворяет Христа как главу Церкви.
С этим архитектурным осмыслением было тесным образом связано и другое — живописное осмысление храма. При св. Патриархе Фотии в IX веке в Византии был собран целый собор, на котором обсуждалась система росписи крестово-купольного храма. В Церкви сознавалась необходимость осмыслить то пространство, в котором совершается богослужение. Естественно, в куполе изображался Христос, в апсиде — малом куполе — Божия Матерь, на четырех парусах — евангелисты, проповедовавшие Евангелие на четыре конца света, в алтаре изображалась Евхаристия, причащение апостолов Христом и святые отцы, учители Церкви. На столпах изображались мученики, на крови которых утвердилась Церковь. Таким образом, храм был земным небом, и, более того, он являл преображенный космос, все мироздание. Не мироздание, искалеченное грехом, а другое, восстановленное милостью Божией. В нем присутствует все творение: светильники символизируют светила небесные, орнаменты не были просто украшением — это растительный мир, творение Божие, мы знаем, что на иконах часто изображаются и звери. Все это видимое явление того, что «всякое дыхание» призвано хвалить Господа.
