Нельзя здесь оставить без внимания и того обстоятельства, что под конец жизни великого князя Ольгерда немало содействовал утверждению православия в Литве избранник его - митрополит Киприан. По крайней мере, сам Киприан, защищая себя от упрека, что жил в Литве, писал (23 июня 1378 г.) к преподобному Сергию Радонежскому: "Аще был есмь в Литве, много христиан горькаго пленениа освободил есмь, мнози от ненавидящих Бога познали нами истиннаго Бога и к православной вере святым крещением пришли. Церкви святыя ставил есмь, христианство утвердил есмь... Новый Городок Литовский давно отпал, и яз его оправил" 166.
В 1386 г. сын и преемник Ольгердов, Ягайло, в православии Иаков, желая получить руку польской королевы Ядвиги и сесть на польский престол, согласился принять веру римскую и распространить ее между литовцами. Его перекрестили в краковском костеле Станислава и назвали Владиславом. Вместе с ним перекрестились четыре брата его - Скиригайло, названный Казимиром, Коригайло - также Казимиром, Минигайло - Александром, и Свидригайло Болеславом 167. Впрочем, почти все эти князья переменили веру только из видов политических, а в душе не переставали быть тем, чем были прежде. По крайней мере, о Скиригайле известно, что когда он сделался великим князем литовским, то "больше был расположен к распространению веры русской, нежели римской, потому что с Малолетства был воспитан между Русью" 168. Равным образом и Свидригайло "оказывал более ревности к русскому исповеданию, нежели римскому", а наконец снова принял православие и свое прежнее имя Льва 169. Другие же братья Ягайлы не захотели последовать его примеру и остались с своими семействами в православии 170. Весьма также замечательно следующее обстоятельство: когда в 1387 г. Ягайло начал обращать литовцев к римской вере, то оказалось, что целая половина жителей Вильны исповедовала православие 171. Знак, что, кроме княжеских семейств, оно проникло уже тогда и в массы литовского народа.
Двоюродный брат Ягайлы Витовт, занимавший престол литовский с 1392 г. по 1430, был сначала православным христианином. Он принял святое крещение с именем Александр еще в 1384 г. в троцком монастыре Рождества Пресвятой Богородицы и тогда же подарил этому монастырю разные земли. Но чрез два года вместе с родными братьями Ягайлы перешел в римскую веру и не изменял ей до конца жизни 172. Впрочем, и в правление Витовта православие было еще довольно сильно в Литовском княжестве. В 1393 г. легат папы, Мессинский епископ Иоанн, осматривал "много русских церквей в Вильне". В 1397 г. великий магистр Конрад Юнгинген перед всеми европейскими дворами свидетельствовал, что в Литве незаметно успехов латинства, потому что "литовцы больше обращаются в русскую веру" 173. В 1405 г. Туровский епископ Антоний "обращал в Литве и крестил народ в православную веру", и здесь-то, вероятно, заключается тайная причина, почему Витовт так настоятельно требовал от митрополита Киприана лишить Антония епархии и даже сана 174. Не упоминаем о том, что сам Витовт двукратно был женат на русских православных княжнах: сперва на Анне Святославовне, дочери смоленского князя, потом на Марии Андреевне, дочери князя стародубского , а дочь Витовта Анастасия-София была за великим князем московским Василием Дмитриевичем 175.
Вообще православие до того укоренилось в Литве в течение настоящего периода, что хотя со времен Ягайлы, принявшего римскую веру, оно не было покровительствуемо здесь правительством наравне с латинством, напротив, часто терпело тяжкие притеснения, однако ж оставалось твердым и непоколебимым еще целые столетия.
III
Самое важное приобретение для Церкви Русской совершилось тогда в древней Биармии, или Перми, между зырянами. Апостолом и просветителем их судил Господь быть святому Стефану 176. Cтефан родился в городе Устюге Двинской области от причетника соборной церкви Симеона и жены его Марии. Отданный родителями для научения книжного, он "вскоре извыче всю грамоту", так что не прошло еще года, а отрок был уже канонархом и чтецом соборной церкви. В нем обнаружились необыкновенные способности - обширная память, остроумие и быстрота смысла, которыми он превосходил всех своих сверстников, Удаляясь от детских игр, он постоянно предавался трудам книжным, научился в своем родном городе "всей грамотичней хитрости" и успел прочитать многие книги Ветхого и Нового Завета. При таких занятиях молодой человек вскоре сознал всю суетность мирской жизни и, стремясь к высшему совершенству, решился сделаться иноком. Он избрал для этого ростовский монастырь святого Григория Богослова, потому именно, что там находилось много книг, и принял пострижение от игумена Максима при Ростовском епископе Парфении (около 1365 г.) 177. В монастыре Стефан еще ревностнее и прилежнее начал читать книги, стараясь всегда вполне уразуметь смысл прочитанного, любил беседовать с старцами, разумными, опытными, духовными, и переписывал своими руками многие священные книги, которые и после него долго употреблялись в обители. Постепенно возвышаясь в приобретении познаний, он в то же время преуспевал и в благочестивой жизни, так что своими подвигами, постом, молитвою, чистотою, смирением, терпением, незлобием, послушанием и любовию возбуждал удивление собратий, и епископ Ростовский Арсений удостоил его за добродетель сана иеродиакона. Но не о собственном только усовершенствовании, умственном и нравственном, помышлял благочестивый инок в стенах святой обители. В нем издавна укоренилась мысль послужить и спасению ближних - идти в землю Пермскую, находившуюся неподалеку от его родины - Устюга, и просветить светом Евангелия диких зырян, пребывавших во тьме идолопоклонства 178. К осуществлению этой-то высокой мысли он приготовлялся в продолжение тринадцати лет своей монастырской жизни. Он сам научился пермскому языку, без сомнения, при пособии кого-либо из зырян, которые по делам торговли или другим житейским могли приходить не только в Устюг, но и в Ростов и даже проживать там. Изучил вместе язык греческий и в таком совершенстве, что был в состоянии не только читать и понимать греческие книги, а и говорить на трех языках - пермском, греческом и русском. Потом составил вновь пермскую азбуку, пользуясь отчасти буквами греческого и славянского алфавита и приспособляя их к тем чертам и резам, которые издавна употреблялись у зырян в домашнем быту для разных заметок. По изобретении азбуки перевел на пермский язык некоторые русские книги, разумеется самые нужные для цели, и сам переписал их 179. В то же время он позаботился собрать необходимые сведения о Пермской земле, о ее жителях и соседних народах, о реках и путях сообщения в ней. И наконец, чувствуя себя довольно приготовленным для великого дела, отправился в Москву испросить себе архипастырского благословения. В Москве тогда не было митрополита: святой Алексий скончался (1378), а новый еще не приходил из Царьграда. Герасим, епископ Коломенский, сначала по повелению наместника митрополичьего архимандрита Михаила (Митяя), правившего митрополиею, рукоположил Стефана в сан пресвитера, а потом, вероятно по отшествии Митяя в Царьград (в июле 1379 г.), сам, заведуя делами митрополии, благословил Стефана на его святое дело, напутствовал архипастырскими наставлениями, снабдил святым миром, антиминсами, частицами святых мощей и другими церковными вещами 180.
Призвав на помощь Бога и одушевленный пламенною ревностию о просвещении жителей Перми, святой Стефан с дерзновением вступил в их землю и начал возвещать им слово спасения. Одни, внимая его проповеди, веровали и крестились; другие не хотели креститься и возбраняли это веровавшим. Первые часто приходили к благовестнику, беседовали с ним и весьма его любили. От последних он терпел много поношений, озлоблении, напастей. Раз они окружили его, вооруженные, чтобы его умертвить; в другой - обложили соломою, чтобы сжечь. Но кротость его и евангельские убеждения обезоруживали ослепленных. Когда число веровавших возросло значительно, святой Стефан построил для них первую церковь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы, имея в виду ту мысль, что как Благовещение было началом спасения для всего мира, так и церковь эта послужила начатком спасения земли Пермской. Церковь поставлена была на месте, называвшемся Усть-Вымь (при слиянии реки Вымь с Вычегдою), которое, как главное поселение зырянского народа, святой Стефан избрал главным поприщем своей апостольской деятельности. Движимый ревностию, он вскоре за тем сам сжег тайно знаменитейшую кумирницу зырян с находившимися в ней идолами и, когда неверные, подстрекаемые жрецами, устремились на него с яростию, он силою своего слова обратил многих из них ко Христу. Новосозданная церковь привлекала к себе не только уверовавших, но и неверных зырян, которые часто приходили к ней, чтобы только посмотреть на ее благолепие и полюбоваться ее красотою и отходили с мыслию о величии Бога христианского. Упорнейшие из неверных, особенно волхвы, кудесники и старцы, неоднократно собирались к Стефану и вступали с ним в торжественные прения о вере в присутствии многочисленного народа; но каждый раз были побеждаемы и посрамляемы. Вследствие этого обратилось к христианству еще великое множество мужей, жен и детей. Тогда Стефан начал учить их пермской грамоте, им изобретенной, и книгам - Часослову, Осмогласнику, Псалтири и другим, переведенным прежде, и обучившихся, судя по их успехам, одних предназначал во священники, других - в диаконы, третьих - в чтецы. Учил их также церковному пению и письму, заставляя их переписывать книги, а сам переводил другие с русского языка на пермский. Радуясь успеху предприятия и видя, как ежедневно умножалось стадо Христово, святой благовестник построил еще церковь в Усть-Выме, а равно и другие церкви в разных местах по рекам и по погостам, где жили зыряне. Сооружение церквей сопровождалось повсюду сокрушением идолов. Святой Стефан сам с учениками своими днем и ночью, при народе и без народа обходил леса, погосты, распутия, входил в домы жителей и, где только ни отыскивал кумиры и кумирницы, все это разрушал и предавал огню. Равным образом все приношения язычников, которые были повешены вокруг идолов или над ними и служили к украшению их, как-то: шкуры соболей, куниц, горностаев, бобров, лисиц, белок и других зверей, - собирал в кучи и сжигал к немалому изумлению зырян, которые не могли понять, почему он не хотел воспользоваться сам всеми этими драгоценностями 181.
