«Часть объектов культурного наследия, принадлежавшего ранее Русской Православной Церкви или старообрядческим общинам, находится сегодня в собственности уже не государственной. К сожалению, они порой используются для весьма сомнительных целей. Незаконность этих сделок очевидна. Однако принятый закон не дает оснований для возврата церковных зданий. Более того, как нам представляется, он даже защищает интересы физических и юридических лиц, имеющих в собственности любой, в том числе и церковный объект культурного наследия. Разве это не кощунство, когда храм используется под склад, производство, оборудован как ресторан или другое увеселительное заведение?».
24 сентября 2002 года в Издательском Совете Русской Православной Церкви состоялось обсуждение этого закона. О нем сообщил справочно-информационный портал «Религия и СМИ».
Открывая его, Председатель издательского Совета РПЦ протоирей Владимир Силовьев заявил:
«Как известно, проблема заключается в том, что церковные здания и земли переданы Церкви на правах безвозмездного и бессрочного пользования. Но на повестке дня стоит вопрос о тех механизмах, которые обеспечат Церкви владение зданиями и землями на правах собственности».
Увы, на повестке дня у государства этот вопрос, кажется, совсем не стоит! Заместитель председателя Методического Совета Министерства культуры РФ Алексей Комич заявил на этом совещании, что Церковь должна понимать необходимость особого отношения к памятникам, а это происходит не всегда. Церковь должна иметь грамотных реставраторов и сотрудничать с государственными органами, отвечающими за памятники. Без этого отдавать здания-памятники Церкви нельзя, потому что они могут быть безвозвратно утрачены.
В свою очередь, представители Московского Патриархата назвали Закон об объектах культурного наследия антицерковным. Они также жаловались на произвол местных чиновников. Но в России лекарства от этой болезни нет!
Юридическое положение храмов весьма шаткое. В любой момент государство может их отобрать, стоит измениться его политическому курсу.
Весной 2004 года в России начата депритиватизация. Предприятия, ставшие частными в начале 1990-х годов, вновь переходят в государственную собственность. Процесс этот очень болезненный, связанный с неправедными судами, арестами не тех, кого нужно, с убийствами из-за угла.
Но народ деприватизацию одобряет. В ней он видит знак возвращения к желанному советскому прошлому с его бесплатными образованием и лечением, пусть мизерной, но гарантированной зарплатой.
Деприватизация может коснуться и Церкви. Она пройдет как по маслу, потому что государство будет возвращать себе то, что и так ему принадлежит. Недаром Церковь уже называют коллективным олигархом. А их у нас принято раскулачивать. Если тебя признали олигархом - готовься к ночному звонку в дверь. В то время как истинные олигархи, генералы ФСБ и мафия, чувствуют себя хозяевами положения. Никто не упоминает их имена всуе.
В России сейчас возрождается все советское. Что, если государство решит вернуться к тем отношениям с Церковью, которые существовали в советский период? И скажет Церкви то же, что она говорит сейчас богатым предпринимателям: «Не слишком ли много у вас имущества, господа? Не пора ли делиться?»...
И Церкви нечего будет возразить, поскольку государство знает ее главный секрет: на самом деле прихожан не так много. В будни многие храмы стоят пустыми. Меньше полутора процентов москвичей пришло на ночное рождественское богослужение 2004 года. А ведь Москва - столица православия!
Патриархия держит эти цифры в секрете, да и государство не заинтересовано в их огласке. Пока...
Как видно, отношения с государством у Московской Патриархии совсем не безоблачные. Но тем не менее каждый год, осенью и весной, Алексий Второй шлет письмо в Генеральный штаб. В нем несколько сотен фамилий верующих солдат, которым надлежит отбывать воинскую повинность в бережении от мирской скверны. Генштаб без слов утверждает патриарший указ.
Дело в том, что наша российская армия давно уже стала зоной повышенного риска. Бывалые люди говорят, что лучше отсидеть два года в тюрьме, чем провести их в армии. Хотя российские тюрьмы считаются одними из худших в мире. Международная амнистия приравнивает пребывание в них к пытке.
А в армии еще хуже. С советских лет ее поразила неизлечимая болезнь, называемая «дедовщиной». Суть ее в том, что молодой солдат в течение первого года службы подвергается жестоким издевательствам, но на втором году службы сам мучает новичков. Вырваться из этого порочного круга нельзя. Армия смельчака сломает. Офицеры поощряют дедовщину. Их никогда, за редчайшим исключением, не привлекают к ответственности за гибель солдат.
Толпы их бегут из армии, спасаясь от издевательств, и припадают к ногам «Солдатских матерей», женской правозащитной организации. Но что она может в путинской России, где все контролирует ФСБ? Солдат возвращают обратно в армию. Что с ними происходит потом, установить невозможно.
В девяностые годы Патриархии удалось создать в армии небольшие гарнизоны, где служат одни только верующие солдаты. Там их никто не избивает, не принуждает к дедовщине, не приучает к курению, считающемуся в российской армии чем-то обязательным для солдата: не куришь - значит, чужой. А еще они избавляются от искушения слышать матерную ругань, ставшую в армии главным средством общения.
Эти гарнизоны расположены вблизи от монастырей, где солдаты могут пребывать в постоянном общении с духовником. Собственно говоря, такой и должна быть нормальная служба. Вера, отдание воинского долга - и больше ничего. Как это было в царской России. Но в нынешней России этого нет.
Вообще-то верующих солдат во много раз больше тех, что упомянуты в патриаршем письме. Но они живут далеко от Москвы и не имеют возможности достучаться до Патриарха. В его список попадают лишь сыновья священников, семинаристы, ревностные молодые прихожане.
Для того чтобы тебя включили в патриарший список, надо принести свидетельство от духовника в Отдел по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными органами Московской Патриархии. А там будь что будет. Никакого юридического механизма, который контролировал бы прохождение этой бумаги, нет. Могут и согласиться, и отказать.
Но если будущий призывник приносит свидетельство от священника Зарубежной Церкви, то его выгоняют взашей, да еще с издевательской усмешкой. Привилегия освобождения от дедовщины предназначена только для своих.
Хорошо это или плохо? Безусловно, хорошо, что несколько сотен благовоспитанных мальчиков, надежды Православия, избавляются от физических и моральныхстраданий. Плохо то, что это привилегия для немногих, определяемая произвольно и узаконенная государством.
В. Путин.
Но можно ли после этого говорить о том, что Церковь в России независима от государства?
В 2000 году я получил редкостную возможность пройти обучение в музеях Кремля, дававшее право работать гидом у иностранных туристов.
До сих пор благодарю Бога за это! Когда еще я смог бы обойти каждый уголок территории Кремля, открытой для посетителей, услышать удивительные, порой мистические истории экспонатов Оружейной Палаты!
Но ее хранители жаловались. - Вы представляете, - говорили они, - Путин взял моду прилетать в Кремль на вертолете и садиться на Соборной площади! От вибрации винта с икон осыпается краска. А ведь некоторые из них написаны еще в одиннадцатом веке!..
Слушатели были поражены. Было бы понятно, если бы так поступал кто-нибудь из малограмотных советских руководителей, вроде Хрущева. Но Путин - университетский выпускник! Уж он-то знает, какое значение имеет для русского народа Успенский собор. И тем не менее приземляется рядом с ним, словно у себя на даче. Согласитесь, в этой сцене есть нечто кощунственное...
В биографии Путина есть белое пятно. Оно скрывает то, в каком подразделении КГБ он работал перед поступлением в разведку. Российские биографы Путина старательно обходят эти несколько лет стороной.
Ведь молодых университетских выпускников в разведку сразу не принимали! Им полагалось набраться опыта, показать себя на низовой оперативной работе, а уж потом получить рекомендацию в разведку. Исключение делалось только для сыновей начальников, но Путин к ним не принадлежал.
В своей книге «От первого лица» Путин проговорился о том, что в КГБ его приняло то подразделение, которое «занималось» студентами.
А это было печально известное Пятое управление, боровшееся с инакомыслием. Преследовало Церковь тоже оно. Его деятельность называлась не контрразведкой, а политическим сыском. Оно было создано Андроповым по образцу Секретно- политического отдела НКВД, занимавшегося массовыми репрессиями.
