2. Услышав это, схоластик сказал: «Согрешают ли правители, когда наказывают обижающих и представляют обижаемым должное по справедливости?»
Старец отвечал: «Не судьи согрешают, а те, которые предают им обидевших, не предоставляя их Богу; и, во-первых, согрешают потому, что все постигающее их попускается за их же собственные злые дела и влечет их к покаянию, а не к отмщению другим; во-вторых, потому, что если они и несправедливо пострадали случившееся злоключение, то все-таки должны были простить обидевшему их, слыша слова Господни: „Отпущайте, и отпустится вам“, а не мстить чрез людей, оставляя таким образом и свои злые дела без прощения. Князи бо, по слову апостола, не суть боязнь добрым делом, но злым[435]. Ибо они не принуждают благочестивых людей обвинять обижающих их, не укоряют незлопамятных, почему они, будучи обижаемы, не прибегают к судам, но [только] удовлетворяют желающих отмщения; тех же, которые переносят [обиды] Бога ради, почитают и восхваляют как наиболее разумных. Как судьи не привлекают не желающих [судиться], так и отмщая за обиженных, не согрешают. Итак, следует тебе, о премудрейший, после внешних законов и знаний научиться и духовному закону, воспринять труды о благочестии и все постигающее тебя скорбное переносить как свое собственное. Ибо без сего никто не может сделаться истинно премудрым».
3. Когда же схоластик пожелал узнать, какие это труды о благочестии, старец сказал ему: «Заповеди Христовы, из которых первая и величайшая есть любовь, ибо она не мыслит зла, но вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит[436], по слову Писания; исполняя же все это, она не может судить тех, которые думают ее обидеть. Сею любовию различаемся мы один от другого, но [полноты] ее достоинства никто из нас не достигает, а ожидает, что благодать Христова восполнит наши недостатки, если только мы не вознерадим о делании по силе нашей; ибо Бог знает, сколько мы не можем сделать по немощи и сколько не исполняем дела любви по нерадению. Но так как любовь укрепляется не только произвольными трудами, но и случающимися скорбями, посему-то много нужно нам терпения и кротости, при содействии помощи Божией. Божественный апостол говорит: „Хотяй быти мудр в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет“[437]. Таковой высших себя не осуждает в неимении совершенной любви[438], но, напротив, сам простирается достигать того, в чем они его превосходят, и когда сравняется с ними, то опять ищет других бо́льших его, и, найдя их, соревнует им, и никогда не останавливается в своем стремлении, пока не найдет некоторых, превосходящих его любовию. Если же кто не уподобляет себя высшим, а не достигших еще до степени полной любви осуждает как несовершенных, тот осуждает самого себя, ибо сказано: „Не осуждайте, да не осуждены будете“[439]. Отсюда происходит, что мудрые в слове только обижающих считают виновными, а умудренные Духом и тогда, как их обижают другие, порицают самих себя, если не с радостию произвольно терпят обиды, и не только за сие порицают себя, но и за то, что скорби происходят от их же собственной прежней вины, хотя одно согрешение и легче другого. Кто сам за себя мстит, тот как бы осуждает Бога в недостатке правосудия, а кто нашедшую на него скорбь переносит как свою собственную, тот исповедует прежде сделанное им зло, за которое и терпит, перенося тяжкое».
4. Негодуя на обличения, мирянин[440] сказал [на это]: «Если так повелевает вам духовный закон, по установлению Божию, как ты сказал, то почему же некоторые иноки, держась этого закона, падают?»
Старец отвечал: «Падают не те, которые держатся его, но которые его оставляют и, будучи окрадены тщеславием и попечением о житейском, нерадят о главнейшем в нем — о молитве, говорю, и смиренномудрии. Потому-то и диавол не препятствует нам помышлять и делать все житейское, только бы удалить нас от молитвы и смиренномудрия, ибо он знает, что совершаемое без этих двух [добродетелей], хотя оно и доброе, он впоследствии когда-нибудь отнимет. Молитву же разумею не только телом совершаемую, но и неразвлеченною мыслию приносимую Богу. Ибо ежели одно из сих двух[441] безвременно отделяется, то и другое, оставшись одно, не Богу предстоит, а своей воле».
Схоластик спросил: «А разве тело имеет волю без мысли?»
Подвижник ответил: «Имеет, как говорит апостол: „Бехом бо иногда и мы непокориви[442], творяще волю плоти“[443] и еще: „Плоть похотствует на духа, дух же на плоть“[444]. Вот, значит, плоть имеет и похоть, и волю, чего мы не знаем[445], ибо не внимаем своим помыслам и соглашаемся с ними. Посему не только нерадящие о молитве, но и не внимающие в оной уму своему бывают беспокоимы [помыслами]. Это мы сказали не для осуждения других, но сознаваясь в своих собственных недостатках, ибо первое есть признак гордости, а последнее — смиренномудрия; но гордым Бог противится, смиренным же дает благодать[446], чрез которую Он и приводит нас не только к познанию, но и в навык священной добродетели, т. е. неразвлекаемой молитвы. И блаженный Павел, желая, чтобы мы отнюдь не были нерадивы о ней, говорит: „Непрестанно молитеся“[447] и, вместе с тем, указывая на неразвлекаемость ума, сказал: „Не сообразуйтеся веку сему, но преобразуйтеся обновлением ума вашего, во еже искушати вам, что есть воля Божия, благая, и угодная, и совершенная“[448]. Так как Бог, по маловерию нашему и немощи, дал различные заповеди, чтобы каждый, по мере своего старания, избегнул муки и получил спасение, то апостол наставляет нас к совершенной воле Божией, желая, чтобы мы вовсе не были и судимы; зная же, что молитва содействует к исполнению всех заповедей, не перестает многократно и многообразно о ней заповедовать и говорит: „Молящеся на всяко время духом, и в сие истое бдяще во всяком терпении и молитве“[449].
5. Из сего мы видим, что молитва бывает различная, ибо иное — неразвлеченною мыслию молиться Богу, и иное — предстоять на молитве телом и развлекаться мыслию; также иное — выбирать время и, окончив мирские беседы и занятия, помолиться, и иное — сколько возможно предпочитать и предпоставлять молитву всем мирским попечениям, по слову того же апостола: „Господь близ, ни о чем же пецытеся, но во всем молитвою и молением прошения ваша да сказуются к Богу“[450]. Как и блаженный Петр говорит: „Уцеломудритеся и трезвитеся в молитвах, все попечение ваше возвергше Нань, яко Той печется о вас“[451]. Во-первых же, и Сам Господь, зная, что все утверждается молитвою, сказал: „Не пецытеся, что ясте, или что пиете, или чим одеждитеся: ищите же Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам“[452]. Но, может быть, и призывает нас Господь чрез это и к большей вере, ибо кто, оставив попечение о временном и не терпя в нем скудости, не поверит Богу и касательно вечных благ? Сие-то обнаруживая, Господь сказал: „Верный в мале, и во мнозе верен есть“[453]. Но и в этом снизошел Он нам человеколюбиво, ибо, зная, что для нас неизбежна ежедневная заботливость о теле, не отсек дневного попечения, но, попустив нам заботиться о настоящем дне весьма прилично, боголепно и человеколюбиво повелевает не заботиться о завтрашнем; ибо людям, облеченным в тело, невозможно вовсе не заботиться о том, что относится к жизни тела; чрез молитву и воздержание можно многое сократить в малое, но совершенно презреть все [относящееся к телу] невозможно.
6. Итак, желающий, по Писанию, возраста в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова достигнути[454], не должен предпочитать молитве различные служения и без нужды, как случится, брать оные на себя; но и встречающихся по некоторой надобности и по смотрению Божию не должно уклоняться и отвергать оные от себя под предлогом молитвы; но ему [надобно] познавать различие[455] и служить смотрению Божию без испытания. Кто мудрствует иначе, тот не верует, что одна заповедь бывает, по Писанию, и выше, и главнее другой, и не хочет, по слову пророка, направлятися ко всем заповедем[456], встречающимся ему по смотрению Божию. Но хотя необходимые и смотрительно встречающиеся нам дела неизбежны, однако безвременные занятия должно отвергать, предпочитая им молитву, в особенности же отвергать те, которые вовлекают нас в большие траты и собрания излишних имений. Ибо насколько кто ограничит их о Господе и отсечет излишнее вещество их, настолько и мысль удерживает от развлечения, а сколько удержит мысль, столько и чистой молитве дает место и показывает искреннюю веру во Христа. Если же кто-либо, по маловерию или по какой-либо другой немощи, не может этого делать, то, по крайней мере, да познает истину и по силе своей да простирается вперед, обвиняя себя в младенчестве. Ибо лучше подвергнуться ответственности за недостаток [дел], а не за обольщение и возношение; да удостоверит тебя в этом притча Господня о мытаре и фарисее. Итак, постараемся и мы надеждою и молитвою отдалять от себя всякое мирское попечение; если же не можем исполнить этого в совершенстве, то будем приносить Богу исповедание в недостатках наших, прилежание же о молитве никак не оставим, ибо лучше подвергнуться укорению за частное упущение, нежели за совершенное оставление. Во всем же сказанном нами о молитве и неизбежном служении много нам потребно вразумления от Бога к рассуждению, чтобы знать, когда и какое занятие мы должны предпочитать молитве. Ибо каждый, упражняясь в любимом ему занятии, думает, что он совершает должное служение, не зная того, что все дела [наши] надобно направлять к благо-угождению Божию, а не для угождения себе. Еще же труднее рассудить, что и эти необходимые и неизбежные заповеди не всегда к исполнению суть одни и те же, но одна из них в свое время должна быть предпочтена другой, ибо каждое из служений не всегда, но в свое время совершается, а служба молитвы узаконена непрестанною; посему мы и должны ее предпочитать занятиям, в которых не настоит необходимой надобности. И все апостолы, уча о сем различии народ, желавший привлечь их к служению, говорили: „Не угодно есть нам, оставльшим слово Божие, служити трапезам. Усмотрите убо, братие, мужи от вас свидетельствованы седмь, ихже поставим над службою сею. Мы же в молитве и служении слова пребудем. И угодно бысть слово сие пред всем народом“[457]. Чему же мы из сего научаемся? Тому, что людям, которые не могут пребывать в молитве, хорошо находиться в служении, чтобы нам не лишиться того и другого, и тем, которые могут — лучше не нерадеть о лучшем».
