Ознакомительная версия.
Тем не менее здесь есть существенное отличие. В случае Иисуса речь идет не о связывающей всех приверженности Торе в качестве основы для образования новой семьи — речь идет о приверженности Самому Иисусу, Его Торе. С точки зрения же раввинов, все в равной степени подчинены непоколебимому социальному порядку и через верность Торе остаются в равной степени связанными со всем Израилем. В итоге Нойснер вынужден констатировать: «…теперь мне ясно, что Иисус требует от меня того, что может требовать от меня один только Бог» (Ibid., 70).
Здесь мы видим то же, что видели выше, анализируя заповедь о субботе. Христологическое (теологическое) и социальное обоснования неразрывно связаны друг с другом. Если Иисус — Бог, то Ему можно и позволительно обращаться с Торой так, как Он обращается. Лишь тогда Он имеет право столь радикально переиначивать Моисеев порядок Божественных заповедей, как это может делать только высший законодатель, Сам Бог.
Но тут возникает вопрос: хорошо ли и правильно ли было основывать такую новую общность учеников — общность, которая зиждется только на Нем одном? Правильно ли было отринуть социальные установления «вечного Израиля», каковой со времен Авраама, Исаака и Иакова основывался на узах родства, и объявить его «Израилем по плоти» (1 Кор 10:18), как это сделает апостол Павел? Какой умопостигаемый смысл может быть заключен во всем этом?
Если мы прочитаем Тору в общем контексте всего ветхозаветного канона — книг пророков, псалмов, книг Премудрости, — то мы со всею очевидностью обнаружим один существенный момент, заявленный по сути своей уже и в самой Торе: Израиль существует не просто сам по себе и сам для себя, только лишь для того, чтобы жить по «вечным» правилам закона; он существует для того, чтобы стать светом народов: псалмы, равно как и книги пророков, содержат в себе обетование, звучащее ясно и отчетливо, — обетование Спасения Божия, которое придет ко всем народам. Мы ясно слышим, что Бог Израиля, Каковой есть единственный Бог, настоящий Бог, Творец неба и земли, Бог всех народов и всех людей, Бог, в руках Которого судьбы всех народов, — этот Бог не оставит народы на произвол судьбы. Мы слышим, что Его узнают все народы, что Египет и Вавилон — две мировые державы, противостоящие Израилю, — протянут руки к Израилю и будут вместе с ним молиться единому Богу. Мы слышим, что исчезнут границы и что Бог Израиля будет признан и почитаем всеми народами как их Бог, как Единый Бог.
Именно со стороны иудеев, однако, время от времени задается — и совершенно справедливо — вопрос: а что, собственно, дал ваш «Мессия» Иисус? Он не принес вселенского мира и не принес миру благоденствия. Стало быть, Он не может быть настоящим Мессией, от Которого, в сущности, это и ожидается. И действительно, что же принес Иисус? С этим вопросом мы уже сталкивались, и ответ на него нам уже известен: Он принес народам Бога Израиля, так что все народы отныне молятся Ему и находят в Писаниях Израиля Его слово, Слово Живого Бога. Он подарил всеобщность Благовестия, универсальность, которая заключена в великом обетовании Израилю и миру. Всеобщность веры, вера в Единого Бога Авраама, Исаака и Иакова в лоне новой семьи Иисуса, охватывающей все народы, независимо от родовых уз «по плоти», — это и есть результат трудов Иисуса. Это и есть то, что отличает Его как Мессию, то, что раскрывает смысл мессианского обетования, восходящего к Моисею и пророкам, но раскрывающегося здесь совершенно по-новому.
Средством достижения этой универсальности является новая семья, единственное основание которой — союз с Иисусом, союз по воле Божией. Ибо «Я» Иисуса предстает отнюдь не как своевольное, замкнутое на себе «эго». «Кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мк 3:35): «Я» Иисуса олицетворяет союз Сына и Отца в общем волении. Это прислушивающееся и послушное «Я». Союз с Ним есть сыновний союз с Отцом, это полное приятие пятой заповеди на новом и самом высоком уровне. Этот союз означает вступление в семью тех, кто говорит Богу «Отец» и кто может так говорить, будучи включенным в «мы», то есть относясь к тем, кто составляет единое целое с Иисусом и — через следование Ему — с волей Отца, что и являет собой высшую степень послушания, которого требует Тора.
Это единение с волей Бога Отца через союз с Иисусом, Который питается только одним — стремлением исполнить волю Отца (ср. Ин 4:34), позволяет по-новому взглянуть на отдельные установления Торы. Назначение Торы действительно состояло в том, чтобы дать конкретный правовой и социальный порядок Израилю, этому особому народу, который, с одной стороны, представляет собой сплоченную, замкнутую группу, скрепленную общим происхождением и преемственностью поколений, а с другой стороны, является с самого начала по сути своей носителем некоего универсального обетования. В новой семье Иисуса, которую позднее станут называть «Церковью», эти отдельные социальные и правовые установления в их историческом буквальном прочтении не могут быть общепризнанными: именно этот вопрос возник в самом начале формирования «Церкви всех народов» и стал предметом спора между апостолом Павлом и иудейскими законниками. Буквальное перенесение социального порядка Израиля на всех людей, относящихся к разным народам, фактически означало бы отрицание универсальности складывающегося союза с Богом. Павел видел это со всею очевидностью. Это не могло быть Торой Мессии. Это и не было Торой Мессии, как показывают нам Нагорная проповедь и разговор верующего раввина Нойснера, внимательно вслушивающегося в слова Иисуса.
Здесь мы имеем дело с очень важным процессом, масштабность которого открылась в полном объеме лишь в Новое время, но смысл которого, однако, был понят односторонне и почти сразу искажен. Конкретные правовые и социальные идеи, политические уложения перестали закрепляться как незыблемые нормы сакрального права, соблюдаемого непреложно во все времена и всеми народами. Определяющим стал основанный на воле союз с Богом, дарованный Иисусом. Опираясь на этот союз, люди и народы вольны отныне определять, что́ в политическом и социальном устройстве сообразно этому союзу воли, а что́ нет, и тем самым самостоятельно формировать правовые отношения. В проповеди Иисуса нет социальной составляющей, и это смущает раввина Нойснера, размышляющего над словами Иисуса с позиции верующего иудея, который находит в этом основания для вполне убедительной критики. Но за отсутствием социального плана в проповеди Иисуса стоит другое, ибо в ней обнаруживается скрытый процесс всемирно-исторического значения, не имеющий аналогов ни в каком другом культурном пространстве: конкретные политические и социальные установления выводятся за пределы непосредственной сакральности, за пределы религиозного закона и отдаются на волю человека, который через Иисуса утверждается в воле Божией и благодаря Ему научается видеть, что есть право и что есть добро.
Таким образом, мы снова подошли к Торе Мессии: «К свободе призваны вы, братия» (Гал 5:13) — не к слепой свободе произвола, не к свободе, которая была бы поводом к «угождению плоти», как сказал в Послании к Галатам апостол Павел, а к свободе прозревающей, которая зиждется на добровольном союзе с Иисусом и, следовательно, на союзе с Самим Богом, то есть к свободе, которая, руководствуясь новым ви́дением, созидает именно то, о чем, по сути дела, и говорится в Торе, придавая ей изнутри, через Иисуса, универсальный смысл и тем самым действительно «исполняя» ее.
Между тем, однако, эта свобода оказалась совершенно оторванной от союза с Иисусом и выпустила Бога из поля зрения. Свобода, призванная способствовать универсализации и тем самым приданию государству подлинно светского характера, привела к абсолютному обмирщению, к абсолютной профанизации — к «профанации», основополагающими признаками которой стали, похоже, полное забвение Бога и ориентация исключительно на успех. Для верующего христианина установления Торы остаются важным исходным принципом, задающим общие ориентиры. И главным ориентиром для него остается неизменно осознаваемая необходимость искания воли Божией в союзе с Иисусом, ибо без этого ему грозит ослепление разума — полная слепота.
И еще одно существенное наблюдение. Универсализация веры Израиля и его чаяний, равно как и вытекающий отсюда переход от буквы закона к новому союзу с Иисусом, напрямую связаны с авторитетом Иисуса, с Его притязаниями на Богосыновство. Этот авторитет теряет свой исторический вес и лишается каких бы то ни было оснований, если рассматривать Иисуса только как либерального раввина-реформатора. Всякое либеральное толкование Торы — это всего лишь личное мнение некоего учителя: оно не может определять ход истории. При таком подходе, кстати говоря, релятивируется и сама Тора, ее Божественное происхождение; все сказанное в ней может быть поддержано тогда лишь силой человеческого авторитета — авторитета ученого. Из этого не может родиться союз по вере. Скачок в универсальность, необходимая для этого новая свобода могут быть достигнуты только через еще большее послушание. Послушание, однако, может стать действенной формообразующей силой истории только в том случае, если авторитет такой новой интерпретации Торы не меньше, чем сам исходный текст: это должен быть Божественный авторитет. Новая, универсальная семья — такова конечная цель послания Иисуса, но Его Божественный авторитет — Богосыновство Иисуса в союзе с Отцом — является той самой предпосылкой, которая необходима для того, чтобы этот радикальный переход к новой универсальной системе мог осуществиться не как акт предательства и своеволия.
Ознакомительная версия.
