[1] Статир - монета в четыре драхмы, около одного рубля.
[2] М????????? - тайноводство, посвящение в тайны, церемония.
СЛОВО к тем, которые соблазняются происшедшими несчастьями, а также о гонении и бедствии народа и многих священников, и о непостижимом, и против иудеев [1] .
Врачи, когда хотят лечить находящегося в горячке или страдающего какой-нибудь другой болезнью, прежде всего стараются видеть самих страждущих, потому что, находясь вдали от них, они не могли бы облегчить их страдания; таково их искусство и природа самых болезней. Мы, не намереваясь лечить ни того, ни другого в отдельности, но всех соблазняющихся, не нуждаемся ни в чем таковом. Мы не просим позволения войти в дом наших больных, не имеем нужды знать, в каком месте они лежат, не хотим даже видеть болящих. Мы не вооружены инструментами, не заставляем лечимых болящих входить в расходы, приказывая им покупать лекарства; но хотя они не знакомы нам, хотя бы они жили на крайних пределах вселенной, хотя бы среди варваров, хотя бы находились в бездне нищеты, так что не имеют и необходимой пищи, ничто подобное не служит препятствием для таких уврачеваний; но, оставаясь в одном месте, без инструментов, без лекарства, без яств, питий, денег и без долгого путешествия, изгоняем таковую болезнь. Как и каким образом? А именно - изготовив лекарство в виде беседы, которая становится для больных всем этим и даже больше, чем все сказанное. Она питает лучше хлеба, исцеляет лучше лекарств, выжигает сильнее огня, не причиняя никакой боли, останавливает смрадное течение дурных мыслей, сильнее железа безболезненно рассекает загнившие раны, и при этом не требует никакого расхода денег, не повергает в нищету. Итак, приготовив такое лекарство, мы предлагаем его всем, и все, наверно, воспользуются лечением, если отнесутся к сказанному со вниманием и благосклонностью.
Глава I. Как и в отношении тела не мало, а весьма много значит для исцеления болящего знать причины болезни (потому что, зная это, больной не только освободится от одержащей его болезни, но и после нее не подпадет такой же болезни, так как, зная причину, от которой он уже однажды подвергся ей, будет остерегаться ее), так и мы прежде всего покажем болящим такой болезнью, откуда явилась к ним такая болезнь из болезней. Ведь если узнать это и тщательно остерегаться, то можно избавиться от такой болезни, и не теперь только, но навсегда, - как от нее, так и от других, еще худших. Свойство этого лекарства таково, что исцеляет не только настоящую болезнь, но составляет предохранительное средство и от других болезней. Ведь в настоящей жизни не одна, две или три, но много таких вещей, которые соблазняют слабейших; и слово наше обещает освободить от всего этого страждущих, только бы они хотели (как я уже сказал выше) внимать и сохранять сказанное. Приготовляя же это лекарство, я составляю его не из божественных только Писаний, но и из того, что постоянно бывает и случается в настоящей жизни, так что и не читающим Писания может стать полезным это общее лечение, если захотят (воспользоваться им), о чем я не перестану повторять постоянно. По принуждению и насилию лекарство это не могло бы оказать пользы хоть одному, не желающему его или не принимающему Божественных вещаний. А отсюда именно, гораздо более отсюда, чем из изображения обыденных дел, и приходит исцеление, так как откровение Божие должно быть более достойно веры, чем все видимое. Поэтому сильнее будут наказаны те, которые, получив Писание, не извлекают из него надлежащей пользы. И так, чтобы они не пострадали через это, мы и позаботимся об их исправлении, указав сначала причину болезни.
Глава 2. В чем же заключается причина такого недуга? Она заключается в хлопотливом и разнообразном любопытстве, в желании видеть причину всего совершающегося, проникнуть в непостижимое и неизреченное промышление Божие, в дерзком стремлении постигнуть безграничное и неисследуемое и рассуждать обо всем. Был ли кто-нибудь мудрее Павла? Скажи мне, не был ли он сосудом избрания? Не великую ли и неизреченную получил он благодать Духа? Не имел ли он в себе Христа говорящим? Не имел ли он обетования в неизреченных глаголах Бога? Не один ли он слышал то, что никому невозможно говорить из людей? Не был ли восхищен до рая? Не возносился ли до третьего неба? Не проходил ли землю и море? Не учился ли любомудрию у варваров? Не имел ли многих и различных действий Духа? Не обращал ли целые народы и города? Не всю ли вселенную Бог отдал ему в руки? Но послушай, как именно такой столь мудрый, могучий и духовный муж, наслаждавшийся таким преимуществом, когда начинал рассуждать о промышлении Божием, и не обо всем промышлении, а только о части его, - послушай, как он поражался, как он восторгался, как удивлялся и преклонялся перед непостижимым. Даже в созерцании он не доискивался, как Бог промышляет об ангелах и архангелах, о херувимах и серафимах, о всех невидимых силах, как - о солнце, земле и луне, как - о всем роде человеческом, как - о бессловесных, о растениях, семенах и травах, и воздухе, и ветрах, источниках, реках, и вообще о природе, об умножении и содержании всего этого; но он рассматривал одну только часть этого промышления в отношении иудеев и эллинов (и именно о них только он и ведет речь, показывая, как Бог призывал язычников, как оттолкнул иудеев и как, по Своему милосердию, Он созидал спасение тех и других), - послушай, что он говорит. Видя открытое безграничное море и в нем в одной только части желая исследовать глубину этого промышления, он, пораженный неизреченной необъятностью этой вселенной, восторгаясь и поражаясь несказанностью, безграничностью, невыразимостью и непостижимостью премудрости и промышления Божия, отступил, произнося такие изречения и после великого изумления восклицая такие слова: "О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия!" (о, глубина богатства и премудрости и разума Божия). Потом, показав, что, и видя эту глубину, он не мог достигнуть ее, продолжает: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!" (яко не испытани судове Его и не изследовани путие Его) (Римл. 11: 33). Не сказал только - "необъятны", но - "непостижимы судьбы Его". Не только никто не может обнять, по никто не может сделать и начала исследования, так что не только не может дойти до конца, но не может исследовать и самого начала Его домостроительства. Сказав: "Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!", восторгаясь и поражаясь, он закончил свое славословие, продолжая говорить: "Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему? Или кто дал Ему наперед, чтобы Он должен был воздать? Ибо все из Него, Им и к Нему. Ему слава во веки, аминь" (кто бо разуме ум Господень? Или кто советник Ему быстъ? Или кто прежде даде Ему и воздастся Ему? Яко из Того, и Тем, и в Нем всяческая. Тому слава во веки. Аминь) (Римл. 11: 34-36). Сказанное же значит: "Он есть источник, Он есть виновник благ, не нуждается ни в чьем общении, не нуждается ни в каком совете; ни у кого Он не заимствует знаний или разума, как хочет, так и чудодействует; Сам есть начало, причина и источник всех благ, Сам Творец, Сам произвел все не существовавшее, и Сам, сотворивши все, управляет и сохраняет, как хочет, потому что все из Него, Им и к Нему" (из Того, и Тем, и в Нем всяческая), каковое изречение означает, что Он виновник и творец всего существующего, всем управляет и все сохраняет. Потом, опять вспоминая о данном нам даре, в другом месте говорит: "Благодарение Богу за неизреченный дар Его!" (благодарение же Богови о неисповедимем Его даре) (2 Кор. 9: 15). А что дарованный нам мир не только превосходит всякое слово, всякое объяснение, но и стоит выше всякого разума, объясняя это, апостол говорит: "и мир Божий, который превыше всякого ума, соблюдет сердца ваши и помышления ваши" (и мир Божий, превосходяй всяк ум, да соблюдет сердца ваша) (Филип. 4: 7). Если же такова у Него безграничная глубина богатства и премудрости и разума, так неиспытуемы суды Его и неисследимы пути Его, неисповедим Его дар и мир превосходит всякий разум - не мой или твой, или кого-нибудь другого, не Павла только и Петра, но и ум архангелов и высших сил, - то скажи мне, какое можешь иметь себе извинение, какое снисхождение, предаваясь такому безумию и глупости, когда желаешь постигнуть непостижимое и доискиваешься основания всякого промышления Божия? Если даже Павел, обладавший таким знанием, имевший такое неизреченное дерзновение и исполненный таких даров благодати, устраняется от этого и отказывается от достижения познания, и не только не может найти, но даже и приступить к своему исследованию, потому что это невозможно, то не будешь ли ты несчастнее всех, не подвергнешься ли самому жестокому безумию, идя таким противоположным с ним путем? И не только он сказал это, но рассуждая с коринфянами о знании и показывая, насколько, если бы даже мы и научились многому, все-таки будем иметь лишь малую и даже малейшую часть этого знания, он говорит так: "Кто думает, что он знает что-нибудь, тот ничего еще не знает так, как должно знать" (аще ли кто мнится ведети что, не у что разуме, якоже подобает разумети) (1 Кор. 8: 2). Потом, объясняя, что нам многого недостает в знании, и что в будущее время откроется больше, теперь же дано нам мало, продолжает: "Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится" (отчасти бо разумеваем, и отчасти пророчествуем: егда же приидет совершенное, тогда, еже отчасти, упразднится) (1 Кор. 13: 9-10). Он не остановился и здесь, но желая показать, какое расстояние отделяет нас от этого знания и как многого недостает нам, поясняет это некоторым образом, говоря: "Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь [тусклое] стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу" (егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях; егда же бых муж, отвергох младенческая. Видим убо ныне яко зерцалом в гадании, тогда же лицем к лицу) (1 Кор. 13: 11, 12). Видишь ли, какое расстояние? Такое же, как между возрастом младенца и совершеннолетием мужа, какое между зерцалом в гадании и ясным видением вещей для ясного зрения, что и значит - "лицем к лицу"; почему же безумствуешь и яришься, тщетно и напрасно стараясь преодолеть препятствия? Почему не убеждаешься изречением Павла: "А ты кто, человек, что споришь с Богом? Изделие скажет ли сделавшему его: зачем ты меня так сделал?" (темже убо, о человече, ты кто ecu против отвещаяй Богови? Егда речет здание создавшему его: почто мя сотворил ecu тако) (Римл. 9: 20).
