Ознакомительная версия.
II
1. Другая группа соборов киприановской эпохи сравнительно легко поддается изучению ввиду обилия материалов о них. Это — соборы дисциплинарно–догматические. Основные вопросы, которыми были заняты эти соборы — вопрос о lapsi и приеме в Церковь еретиков и схизматиков, — являются вопросами, относящимися к церковной дисциплине. Однако за дисциплинарным аспектом этих вопросов стоят вопросы догмы — учение о Церкви. Отсюда важность этих соборов не только для той эпохи, но и для нашей. Этим же объясняется та страстность борьбы, которую вызвали эти вопросы и привели даже к кратковременному разрыву в Церкви. Точное количество Киприановских соборов не поддается учету {216}. Они начинаются в 251 г. по возвращении Киприана в Карфаген. Письма Киприана оставляют под сомнением вопрос о том, был ли весенний собор 251 г. единственным собором этого года или осенью этого года состоялся второй собор. В 252 г. состоялся весенний собор. Правда, Harnack оставляет этот год без собора и переносит этот собор на 253 г. Существование собора 253 г. остается под сомнением. Осенью 254 г. вновь собирается собор, которым заканчивается серия соборов по вопросу о lapsi. Наконец, весенний собор 255 г. и весенний и осенний соборы 256 г. посвящены вопросу о крещении еретиков. Таким образом, мы имеем семь или восемь соборов между весной 251 г. и осенью 256 г. Наиболее полные сведения остались от осеннего собора 256 г.: до нас дошли протоколы собора, известные под именем «Sententiae episcoporum» {217}. Исследование о Киприановских соборах мы начнем с этого собора. «Когда в октябрьские календы собрались на собор (сошлись вместе — convenissent in unum) в Карфаген весьма многие из провинции Африка, Нумидия, Мавритания вместе с пресвитерами и диаконами, в присутствии же большой части народа…» [218] Это начало «Sententiae episcoporum» имеет исключительную важность в вопросе об определении состава собора. Таким образом, в Карфагене собираются епископы вместе с пресвитерами и диаконами. На этом собрании присутствует значительная часть народа. Хотя налицо имеются три составные элемента, с которыми мы встречались на соборах вторичной формы, т. е. епископы, клир и народ, тем не менее мы <не> вправе причислить собор 256 г. к соборам во вторичной их форме. Собор во вторичной форме является церковным собранием той общины, в которой собирается собор, правда, усиленный некоторым числом епископов, тогда как о соборе 256 г. этого сказать мы не можем. Епископ был необходимым элементом собора и имел, как мы видели, первостепенное значение, но он вливался в церковное собрание. На соборе 256 г. основное ядро составляет епископат. Это — собрание епископов с участием пресвитеров и диаконов, на котором присутствует большая часть народа. У нас не сохранились протоколы заседаний соборов–собраний, и мы не знаем как бы они надписались, но во всяком случае не так, как sententiae episcoporum. Некоторые указания дает нам Евсевий: «Асийские верующие стали часто и во многих местах собираться вместе и исследовать новое учение» [219]. Здесь говорится, что верующие собирались вместе (είς τούτο συνελθόντων). «Sententiae episcoporum» употребляют аналогичные термины: епископы convenissent in unum. <…> Если бы протоколы церковных собраний писались, то в них говорилось бы о собрании церкви, или собрании братьев, или верующих, т. е. о церковном собрании, которое включало в себя епископа или епископов, клир и народ. В «Sententiae episcoporum» говорится о собрании епископов как собрании открытом, а не закрытом для клира и народа. Епископский характер свидетельствуется еще в том, что в протоколе собора — пусть даже <неполном — содержатся> лишь суждения епископов. Мы не склонны думать, что клир и народ были простыми статистами. Они могли принимать активное участие, но в какой–то предварительной стадии; в решительный момент выступают только епископы. Таким образом, отличие собора 256 г. от соборов–собраний заключается в том, что последние были церковными собраниями, а первый — собором епископов с участием клира в присутствии народа. Для Киприана церковный характер собора обеспечивается присутствием на нем всех основных элементов церковного общества, но не в их органическом соединении, а в неорганической связи, как эти элементы выделяются и обособляются в эмпирической жизни Церкви. Отсюда следует, что внешнее отличие собора 256 г. от собраний–соборов почти что незаметно, но внутренне это отличие настолько глубокое, что собор 256 г. является уже третьей формой собора.
2. Во вторичной своей форме собор оторвался от церковного собрания, особенно для тех общин, епископы которых участвовали на этом соборе. Выше было указано, что для этих общин собор перестает быть церковным собранием, а становится высшим церковным институтом. В третьей форме собора, как епископского собрания с участием клира и в присутствии мирян, мы имеем полностью высший церковный институт для тех общин, чьи епископы на нем участвовали, в том числе и для той, где этот собор собирается. Он стоит вне церковного собрания этой общины, он стоит надо всеми общинами, епископы которых в нем приняли участие как высшая власть. Отсюда возникает вопрос об авторитете и власти собора. В первичной форме собор есть церковное собрание для <принятия> решений кафолического характера. Всякое такое собрание имеет кафолическую природу, и с момента принятия решений собора церковными общинами кафолическая природа собора становится явной и решения собора, как выявления истины, — обязательными. Мы видели, что такого рода собор не является властью по отношению к какой бы то ни было церковной общине. Признание решений не есть признание власти собора, а принятие истины. Собор — в Церкви и действителен для всей Церкви. Во вторичной форме, как и в первой форме собора, кафолическая его природа остается прежней. Как и в первой форме, решения собора становятся обязательными после принятия их церковными общинами, но с той разницей, что для общин, епископы которых участвуют на соборе, момент рецепции устраняется и впервые его заменяет момент права. Этот момент права становится существенным в третьей форме собора. Объем его власти определяется кругом тех общин, чьи епископы представлены на соборе. Рецепция этими общинами решений собора совершенно устраняется. Как орган власти, собор декларирует свои решения, и эти решения не подлежат обсуждению и принятию. Они обязательны для этих общин, поскольку их приняли епископы. Устранение общин от рецепции вызывает устранение общин от участия в соборе. В круге общин, которые представлены на соборе, собор выступает с правовой властью, а это, в свою очередь, способствует правовому объединению общин в церковном порядке. Идущее от самого начала объединение общин около одной центральной общины с появлением третьей формы собора становится правовым. В соборе это объединение получает свой центр и свой орган, которому одинаково подчинены все общины определенного круга. Правовое объединение становится возможным ввиду наличия правового объединяющего центра. Переход старых объединений в правовые церковные округа происходит незаметно, так как внешне не вносится никаких изменений. Центральная община объединения становится центральной общиной церковного округа, но не сама по себе, как это имело место при второй форме собора, а как кафедра первенствующего епископа, около которого собираются епископы, образуя собор округа. Совершенно естественно, что центральное положение общины вызывало первенствующее положение ее епископа. Правовые церковные округа покрывают старые объединения. Они, как мы видели, имели иногда двойной круг: внутренний круг, в который входили близлежащие общины, обычно в пределах провинции или части провинции, если последняя имела особый этнографический или исторический характер, и внешний круг, который охватывает все общины провинции или даже несколько провинций; если значение центральной общины велико, то к ней тяготеют общины разных провинций. Правовые церковные округа, по сравнению со старыми объединениями, получают более определенные очертания. В силу этого двойного круга объединений можно почти с полной уверенностью утверждать, что первые церковные округа были шире позднейших митрополичьих округов и в некоторых чертах соответствовали патриаршим округам. Правовое объединение началось с крупных церковных центров. Вокруг него образовывались настоящие митрополичьи округа. Общины, принадлежащие соседним другим провинциям, за неимением правового центра входили в сферу влияния крупной центральной общины, не образовывая на первых порах свое объединение. Так именно дело происходило в Северной Африке. На собор 256 г. «собрались… многие епископы из провинций Африки, Нумидии, Мавритании с пресвитерами и диаконами». Во время Киприана Африка, Нумидия и Мавритания были самостоятельными административными единицами, но несмотря на это сохранилось некоторое единство, особенно Африки и Нумидии. Сам Киприан свидетельствует, что «провинция наша простирается далеко, заключая в себе даже Нумидию и Мавританию» [220]. Речь идет о гражданских провинциях, а не церковной провинции, так как никаких упоминаний о наличии церковной провинции мы тогда не встречали [221]. Как и в «Sententiae episcoporum» названы три части Северной Африки, которые, однако, образовывают такое целое. Для всех этих частей Карфаген является общим центром, к которому тяготели и в гражданском, и в церковном отношении все названные части. Собор 256 г. обхватывает наибольшую сферу влияния Карфагена. Это тот широкий круг церковного объединения, который, как мы увидим далее, <станет зачатком диоцезального деления>. Внутренним кругом является объединение общин провинции Африки около Карфагена. Исследование подписей «Sententiae episcoporum» показывает, что в них нельзя усмотреть никакого определенного порядка. Епископы трех областей <ставили свои подписи в произвольном порядке>, а это указывает, что никакого прочного объединения епископов внутри большого круга не произошло. Исследование же этих подписей указывает, что на соборах не соблюдалось никакой иерархии епископов и их кафедр [222]. Это вскрывает внутреннее отношение между епископами внутри объединения. Прежде всего, это полное равенство всех епископов. Первенствующий между ними является только один — Киприан, но отношения между ним и прочими епископами не носят еще правового характера. Он является высшим авторитетом, к которому добровольно прибегают епископы за советами и за справками. Сам Киприан следующим образом определяет (в «Sententiae episcoporum») эти отношения: «Никто из <нас> не поставляет себя епископом епископов (episcopum se episcoporum constituit) или тиранической угрозой не приводит своих товарищей к необходимости (obsequendi necessitatem adigit), когда каждый епископ по праву своей свободы и власти имеет собственное решение (arbitrium) и настолько же не может быть судим от другого, насколько и сам не может судить другого». [223] Таким образом, перед нами переходный момент в истории устройства Церкви: возникновение собора с правовой властью над определенной церковной областью, но внутри этой области сохраняются прежние отношения, не регулированные еще правом. Епископ получает правовую власть в своей общине: за пределами его общины стоит правовая власть другого епископа, который остается независимым и неподчиненным.
Ознакомительная версия.
