Большой популярностью пользовались сочинения, написанные целым рядом византийских, еврейских и мусульманских врачей и основанные на переводах и пересказах оригинальных греческих текстов. Авторы этих сочинений комментировали труды предшественников и нередко вставляли в них собственные тексты, допуская ошибки, характерные для трудов «ревизионистов». Даже величайшие исламские теоретики того времени, читавшие сочинения греческих авторов в переводах VIII-IX в., осуществленных с оригиналов, довольно часто неверно истолковывали их идеи или искаженно перефразировали их. Большим авторитетом пользовался обширный труд, составленный наиболее почитаемым мусульманским врачом XI в., Абу Али Хусейном ибн Абдуллахом ибн Синой, на Западе известном как Авиценна. Однако многое в его труде, как и в других арабских канонических медицинских сочинениях, было всего лишь пересказом сочинений Галена, довольно часто неверно понятых. Но самым главным было то, что в книге Ибн Сины принижается ценность клинического опыта и вместо того превозносится логика и рассуждение. В результате ученики и читатели Авиценны не придавали большого значения своим личным наблюдениям, которые на деле являются самой прямой дорогой к пониманию болезни и нахождению способа ее лечения.
Так или иначе, арабские книги стали своего рода хранилищем греческой медицины и науки в целом. Очевидно, что эти тексты были намного более точными, когда они переводились непосредственно с греческого, по сравнению с теми случаями, когда промежуточным этапом для них служили латинские переводы, которые делали византийские и прочие авторы, не говоря о том, что множественный перевод во много раз умножал вероятность ошибки. И хотя Маймонид был очень хорошо знаком с трудами своих наиболее видных арабских предшественников и порой цитировал их в своих собственных медицинских сочинениях, похоже, он достиг своих познаний намного менее кружным путем, чем многие из них. Он знакомился с античными текстами в арабском переводе, сделанном непосредственно с греческого, и не рассчитывал на помощь поздних комментаторов и толкователей.
Обычай, позволявший мусульманским и еврейским врачам, писавшим на арабском, добавлять свои комментарии к переводам древних авторов, нередко способствовал распространению новых идей. Поскольку арабоязычные авторы привносили в греческую медицинскую литературу не только комментарии, но и редакторскую правку, перед врачами того времени открылась возможность добавлять к этим текстам свою собственную точку зрения на теоретические положения медицинской науки. Именно так вершился описываемый здесь великий исторический процесс, благодаря которому теории мусульманских и еврейских мыслителей вошли в инструментарий древнегреческой медицины. Все наиболее значительные фигуры арабской медицины — Гали Аббас (Али ибн Аббас), Разес (Мухаммад ибн Захария ар-Рази), Авиценна (Ибн Сина), Альбуказис (Абу-ль Касим Заѓрави), Авензоар (Ибн Зуѓр), Аверроэс (Ибн Рушд) и еврейский ученый Ицхак Исраэли — все они в той или иной мере были интерпретаторами Галена. Их исторический вклад в медицину заключается не в том, что они сделали какие-то новые открытия, но в том, что их свежее видение древних учений оказалось полезным для врачей того времени и более поздних эпох. Именно в свете этого историки рассматривают вклад в медицину самого Маймонида.
Иными словами, Маймонид не открыл ничего нового. Он не был исследователем и не внес уникального вклада в клиническую практику. Он, как и многие другие видные врачи того времени, был толкователем медицинского искусства в том виде, в каком оно было передано ему Гиппократом и особенно Галеном. Толкование Маймонида основывалось на его личном мировоззрении и опыте, приобретенном в работе с многими тысячами пациентов. Мировоззрение Маймонида включало в себя не только клинический подход к лечению заболевания, но и принятие во внимание физиологических и духовных аспектов болезни, а также соображения этического характера, присущие Маймониду как необыкновенно сострадательной натуре и как еврею.
Маймонид встал на медицинское поприще тогда, когда почти ничего не было известно об анатомии человеческого тела и физиологии его внутренних органов. Болезнь представлялась обобщенно — как своего рода «беспорядок» в организме пациента, тогда как сегодня заболевание понимается как неисправность какого-либо отдельного органа или совокупности клеток или их компонентов. В то время болезнь считалась состоянием, которое характеризуется нарушением какого-либо равновесия в организме — например, дисбалансом четырех «соков». Врачи того времени считали, что причиной болезни может быть нарушение работы одного из механизмов, вовлеченных в общую деятельность организма. Воздействовать на течение болезни можно только посредством восстановления баланса. При этом медицина того времени не могла опереться ни на какие исследования анатомии или физиологии органов или тканей, прежде всего потому, что подобные исследования в то время не выходили за рамки сбора самых поверхностных сведений. Более того, освященная временем греческая брезгливость к более чем необходимой работе с мертвым телом, подчас доходящая до отвращения, стала причиной суровых ограничений на вскрытие трупов. И хотя в основе учения Гиппократа лежит принцип, согласно которому никакие сверхъестественные силы не могут рассматриваться как причина болезни или как методы ее лечения, врачи и особенно их набожные пациенты тем не менее довольно часто приписывали Богу активную роль в исцелении, дополняющую медицинскую терапию.
Как мы уже отмечали, терапия того времени заключалась главным образом в предписаниях касательно диеты и рекомендациях изменить повседневные привычки больного. Кроме того, использовались лекарства, составленные из различных растений, иногда с добавлением минералов или компонентов животного происхождения. Тот или иной «рецепт» мог включать в себя не меньше десяти ингредиентов подобного рода. Эта методика обязана своим происхождением Галену, который настолько любил прописывать сложносоставные микстуры, что они вошли в историю под названием «Галеновых препаратов». Немногие из этих травяных отваров, если их протестировать средствами XXI в., могли оказать хоть какой-то положительный эффект на течение болезни. Причина столь частного использования трав в лечении была скорее мистическая, чем подкрепленная реальностью; этот обычай утвердился благодаря представлению об их эффективности, основанном на наблюдении за такими качествами лекарства, как его цвет и форма, а также на многовековой привычке принимать желаемое за действительное. Как и роль жидкостей, роль такой терапии была скорее теоретической и была основана на традициях, которые передавались из одного поколения врачей в другое, причем начало им нередко было положено самим Галеном.
Для того чтобы стать врачом в Средневековье, нужно было изучить сочинения Галена и труды, приписываемые Гиппократу, в переводе либо на арабский язык, либо на латынь, в зависимости от того, в какой стране родился будущий врач. Многие честолюбивые врачи в мусульманских странах читали древних авторов исключительно в пересказе или под редакцией светил тогдашней медицины, как правило персов или испанцев, а иногда и евреев. Все эти авторы писали свои труды по-арабски. Было принято поступать в обучение к врачу, но лишь для того, чтобы увидеть, как будущие коллеги применяют Галеновы принципы на практике. Лучшими докторами считались те, кто яснее всего понимал принципы Галена и умел использовать его методы для лечения больных. Медицинский прогресс, как мы понимаем его сегодня — как непрестанно расширяющийся свод знаний о человеческом организме и о течении болезни, а также как особую философию, которая еще находится на стадии формирования, — прогресс этот с момента смерти великого грека в 201 году н.э. пребывал в дреме. Такое положение вещей практически не менялось до XVI в. Если бросить взгляд на состояние медицины в Средневековье, трудно отделаться от ощущения, что пациентам становилось лучше или хуже не столько под влиянием тех или иных методов лечения, сколько в зависимости от естественного хода их заболевания.
Сегодня едва ли можно установить точно, каким образом Маймонид приобрел свои познания в медицинской науке. С большой долей уверенности мы можем утверждать, что начало его медицинским знаниям было положено в процессе общего образования, которое в то время предполагало всестороннее интеллектуальное просвещение молодого человека. Это требовало изучения как религиозных, так и светских дисциплин. Чтобы образование считалось полным, следовало изучить математику, астрономию, древнюю философию, ботанику и медицину — все эти науки, отметим, были наследием античной мысли. Кроме того, религиозные убеждения Рамбама вынуждали его рассматривать здоровье как непременное условие познания Бога. «Человек должен стремиться сохранить телесное здоровье и силу, — писал Маймонид в Первой книге Мишне Тора, — дабы его душа могла возвыситься и была в состоянии познать Бога». Но сразу же вслед за этим провозглашением веры он приводит тезис, который принадлежит скорее светской философии: «Ибо невозможно никому познать науки и рассуждать о них, когда он голоден или болен». Двумя этими фразами, которые следуют одна за другой, можно вчерне обрисовать образ мышления великого мудреца. Если рассматривать их в совокупности, они могут обозначить две главные темы, которые проходят красной нитью через многие сочинения Маймонида, посвященные медицине, философии и естествознанию. Кроме того, мы можем видеть в них два мотива, которыми он руководствовался в жизни: познать пути Бога и познать пути человека и мироздания. Оба эти мотива требовали одного — упорной исследовательской работы. Сам Маймонид говорил, что две эти цели вовсе не противоречат друг другу, как думают многие.
