Жеребца привели, и это оказался конь поистине единственный во всей Поднебесной!
* * *
Наша жизнь ограничена, а знания неограничены. Ограниченному следовать за неограниченным опасно. [Поняв это], совершенствовать знания опасно. Совершая добро, избегай славы, совершая зло, избегай наказания. Если взять за основу главное, можно сохранить [свое] тело, сберечь целостность жизни, можно поддержать родителей, можно дожить до предельного возраста.
* * *
Повар царя Прекрасномилостивого принялся разделывать [тушу] быка. Каждый взмах руки и наклон плеча, каждый шаг ноги и сгибание колена сопровождались треском отделяемой от кости кожи, стуком ножа. [Работа шла] в четком ритме, точно танец "В тутовой роще" или "Цзин шоу".
- Ах, как прекрасно! Как совершенно [твое] мастерство! - воскликнул Прекрасномилостивый.
Опустив нож, повар сказал:
- [Я, ваш] слуга, привержен пути более, чем [своему] мастерству! Когда [я, ваш] слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целее. Теперь же я не смотрю [на него], а понимаю [его] разумом, не воспринимаю [его] органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю то, что слишком твердо, - центральные жилы и связки, а тем более - большие кости.
Хороший повар режет, [а поэтому] меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, [а потому] меняет нож раз в месяц. Ножу [вашего] слуги ныне девятнадцать лет, [я] разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне.
Между сочленениями есть щели, а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находится с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне. Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постою, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.
- Отлично! - воскликнул Прекрасномилостивый. - Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия.
* * *
Гань Ин в старину был замечательным стрелком. Лишь натянет лук - и звери ложатся, а птицы падают. У Гань Ина обучался Стремительный Вэй и превзошел в мастерстве своего наставника. К Стремительному Вэю и пришел учиться Цзи Чан.
- Сначала научись не моргать, - сказал ему Стремительный Вэй, - а затем поговорим и о стрельбе.
Цзи Чан вернулся домой, лег под ткацкий станок своей жены и стал глядеть, как снует челнок. Через два года он не моргал, даже если [его] кололи в уголок глаза кончиком шила.
[Цзи Чан] доложил об этом Стремительному Вэю, тот сказал:
- [Этого] еще недостаточно. Теперь еще научись смотреть, а потом можно [и стрелять]. Научись видеть малое, точно большое, туманное, точно ясное, а затем доложишь.
Чан подвесил к окну вошь на конском волосе и стал на нее глядеть, обернувшись лицом к югу. Через десять дней [вошь] стала расти [в его глазах], а через три года уподобилась тележному колесу, все же остальные предметы [казались ему] величиной с холм или гору. Взял [он] лук из яньского рога, стрелу из цзинского бамбука, выстрелил и пронзил сердце вши, не порвав волоса.
Доложил об этом Стремительному Вэю. Стремительный Вэй ударил себя в грудь, затопал ногами и воскликнул:
- Ты овладел [искусством]!
Тогда Цзи Чан понял, что во всей Поднебесной для него остался лишь один соперник, и задумал убить Стремительного Вэя.
Они встретились на пустыре и стали друг в друга стрелять. Стрелы их на полдороге сталкивались наконечниками и падали на землю, не поднимая пыли. Но вот у Стремительного Вэя иссякли стрелы, а у Цзи Чана осталась еще одна. Он спустил ее, но Стремительный Вэй точно отразил стрелу колючкой кустарника.
И тут оба мастера заплакали, отбросили луки, поклонились друг другу до земли и просили друг друга считаться отцом и сыном. Каждый надкусил себе руку, [и кровью] поклялся никому более не передавать своего мастерства.
* * *
Чжэнец-Дровосек, собирая топливо в отдаленном месте, повстречал испуганного оленя, ударил его и убил. Боясь, что кто-нибудь заметит оленя, дровосек поспешил спрятать его во рву и прикрыть хворостом. Но от радости он вдруг забыл, где спрятал добычу, и решил, что все это случилось во сне.
По дороге [дровосек] пел о том, что с ним случилось. Песню подслушал прохожий и благодаря этому нашел оленя. Придя домой, он сказал своей жене:
- Дровосек во сне добыл оленя, но не знал, где он находится. Теперь же я его нашел. Дровосек воистину видел вещий сон.
Жена возразила:
- Не приснилось ли тебе, что дровосек добыл оленя? Откуда взялся дровосек? Поистине ты добыл оленя, значит твой сон и был вещим.
Муж ответил:
- Зачем разбираться, кому приснилось: ему или мне? Я же добыл оленя!
Дровосек вернулся домой, но не мог примириться с потерей оленя. Той же ночью в вещем сне увидел он место, где спрятал оленя, и человека, который нашел оленя. На следующее утро дровосек отыскал приснившегося ему человека, а затем пошел в суд спорить из-за оленя. Его послали к Наставнику мужей.
Наставник мужей сказал:
- Если [ты] сначала действительно добыл оленя, то напрасно называешь это сном. [Если же] на самом деле добыл оленя во сне, то напрасно называешь это действительным. [Если] Прохожий действительно взял твоего оленя, то спорит с тобой из-за оленя. [Если же] его жена [правильно] говорит, что он узнал о чужом олене во сне, тогда никто не добыл оленя. [Однако] вот доказательство - олень. Прошу разделить его на две части и пусть услышит об этом царь Чжэн.
Царь Чжэн сказал:
- Увы! Не видел ли и [сам] судья во сне, что разделил чужого оленя?
[Царь] спросил совета у помощника. Помощник же сказал:
- [Ваш] слуга не может разобраться, сон это был или не сон. Отличить сон от яви [могли] лишь Желтый Предок и Конфуций. Кто же их различит, [если] ныне нет ни Желтого Предка, ни Конфуция. Значит, можно довериться решению Наставника мужей.
* * *
Чжуанцзы отправился повидаться с Творящим Благо, который служил советником в Лян. И кто-то предупредил советника:
- Идет Чжуанцзы, [он] зарится на ваш [пост].
Творящий Благо перепугался. [Целых] три дня и три ночи обыскивал [он] страну.
Чжуанцзы явился к нему и спросил:
- Слыхал ли ты про птенца, что водится на юге и зовется Юный Феникс? От Южного океана он летит к Северному, гнездится лишь на платане, питается лишь чистыми плодами, пьет лишь из сладкого источника. И вот [этот] Феникс пролетал над Совой, подобравшей дохлую крысу, а та, посмотрев на него снизу, угрожающе крикнула: "прочь!" Ныне и ты угрожающе кричишь: "прочь". Уж не думаешь ли отпугнуть меня от царства Лян?
* * *
В свите Процветающего состояли родовитые люди. Одетые в белый шелк, они разъезжали в колесницах или не спеша прохаживались, посматривая [на всех] свысока.
Заметив Кая с Шан-горы, старого и слабого, с загорелым дочерна лицом, в платье и шапке отнюдь не изысканных, все они отнеслись к нему презрительно и принялись издеваться над ним, как только могли: насмехались, обманывали его, били, толкали, перебрасывали от одного к другому. Но Кай с Шан-горы не сердился, прихлебатели устали, и выдумки их исчерпались.
Тогда вместе с Каем все они взошли на высокую башню, и один из них пошутил:
- Тот, кто решится броситься вниз, получит в награду сотню золотом.
Другие наперебой стали соглашаться, а Кай, приняв все за правду, поспешил броситься первым. Точно парящая птица, опустился [он] на землю, не повредив ни костей, ни мускулов.
Свита Фаня приняла это за случайность и не очень-то удивилась. А затем [кто-то], указывая на омут в излучине реки, снова сказал:
- Там - драгоценная жемчужина. Нырни - найдешь ее. Кай снова послушался и нырнул. Вынырнул же действительно с жемчужиной.
Тут все призадумались, а Процветающий велел впредь кормить [Кая] вместе с другими мясом и одевать его в шелк.
Но вот в сокровищнице Фаня вспыхнул сильный пожар. Процветающий сказал:
- Сумеешь войти в огонь, спасти шелк - весь отдам тебе в награду, сколько ни вытащишь!
Кай, не колеблясь, направился [к сокровищнице], исчезал в пламени и снова появлялся, но огонь его не обжигал и сажа к нему не приставала.
Все в доме Фаня решили, что он владеет секретом, и стали просить у него прощения:
- Мы не ведали, что ты владеешь чудом, и обманывали тебя. Мы не ведали, что ты - святой, и оскорбляли тебя. Считай нас дураками, считай нас глухими, считай нас слепыми! Но дозволь нам спросить: в чем заключается твой секрет?
- У меня нет секрета, - ответил Кай с Шан-горы. - Откуда это - сердце мое не ведает. И все же об одном я попытаюсь вам рассказать.
