«Итак, для вожделеннаго отождествления демонических явлений с галлюцинациями приходится, – пишет один русский ученый, – объявить их субъектов за умопомешанных; но за это дело никто не возьмется даже при той храбрости, которая у неверия всегда является в борьбе с верою» (Светлов… стр. 467).
Слышится еще другое, в этом же роде, возражение. Говорят, что при изолированном положении святых подвижников, видения последними духов становятся естественными. Отрешившись от мира, погрузившись в самих себя и сосредоточивши свое сознание на борьбе с возникавшими в них дурными мыслями, подвижники думали, что те конкретные образы, в которых, под влиянием фантазии, воплощались их субъективные мысли и желания, имеют объективное значение, так как психологически известно, что при углублении человека в самого себя и при сосредоточии его на какой-либо идее становится невозможным восприятие впечатлений и, следовательно, теряется сознание, для возникновения и поддержания которого требуется, как необходимое условие, приток в душу свежих и новых впечатлений отвне. Без этого же притока невозможен и процесс сознания, как это бывает, например, во сне, когда наши представления о предметах и лицах становятся как бы самыми действительными предметами и живыми личностями.
Такой, или подобный, взгляд можно услышать в современном обществе от весьма многих образованных людей, либерально (в худшем смысле этого слова) относящихся к христианскому учению.
Но прилагать такое объяснение к видениям духов некоторыми людьми значит предполагать этих людей находящимися в какой-то спячке, в каком-то бессознательном состоянии. Проводить параллель между сновидениями и демоническими явлениями – значит признавать людей не умеющими отличить своих собственных сновидений от действий, происходящих наяву и в действительности, значит – признавать их находящимися в бессознательном состоянии, или же в состоянии умопомешательства. Между тем святые подвижники имели, так сказать, просветленное сознание, потому что они в своих творениях высказывают здравые и высокие мысли, что было бы совершенно невозможным, если бы они находились в бессознательном состоянии. Видения духов были и Спасителю (Лук., 4 гл. 2–13 ст.), высоту и глубину сознания Которого никто не отважится отрицать (Успенский: «Христианское умозрение и человеческий разум», стр. 171, изд. 2-е).
«Ну хорошо, – возражают нам противники христианского учения, – если бесы существуют, то почему они являются только святым и ощущаются только подвижниками. Почему, например, не ощущаются они простыми, обыкновенными людьми. Почему они не являются нам и другим? Если есть бесы, то они должны всем являться и всеми ощущаться».
Мы не можем согласиться с такими взглядами и воззрениями. Нам кажется, что если бесы и являются, то только святым. И если ощущаются, то только ими. Ведь они являются со специальною целью. Именно совратить человека с истинного пути, направить его на путь зла и погибели. Все мы, т.е. простые, обыкновенные люди, давным-давно находимся во власти диавола и потому нет никакой нужды являться ему нам и искушать нас. Совсем другое – подвижники. Они добродетельны, они святы, стоят на истинном пути, противодействуют козням бесовским и ведут постоянную, упорную и ожесточенную борьбу с диаволом. Бесам интересно таких завлечь в свои сети, соблазнить, искусить. А в нашем падении, повторяем, они совсем не заинтересованы, потому что мы и без того идем по широкому пути, ведущему в погибель. Вот почему праведникам бесы являются, а нам не являются. Ими они ощущаются, а нами нет.
Впрочем нельзя и того сказать, будто бы злые духи ощущаются только подвижниками, святыми, а нами – никогда.
«Не приводит ли нас собственный опыт к мысли о духовной силе зла? – Пишет известный апологет Лютард. – Кто из нас не испытывал, как ему в святейшие моменты, в благоговейные часы его настроения приходили такие злые и соблазнительные мысли, от которых он хотел бы отказаться и касательно которых он ясно сознает, что они не в нем имеют свое последнее происхождение? Мы все неоднократно испытываем, что нам приходится бороться не просто с плотью и кровью, но с таинственным миром темных сил, действия которых проникают в наше внутреннее существо» («Апология христианства». Изд. Тузова, 1892 г., стр. 236).
То же самое почти, только в других выражениях, говорит проф. П.Я. Светлов. Вот его слова: «Кто не ощущал в себе по временам, и даже в моменты наивысшего подъема духа к добру, движений в душе, неизвестно откуда возникающих и как раз противных общему нравственному настроению? Внезапное появление в нашей душе злых мыслей, чувств и желаний против нашей воли, вопреки общему нравственному настроению в тот или иной момент и нравственному характеру личности вообще – факт общеизвестный и не всегда объяснимый раздвоенностью нашей воли» (Рим. 7 гл. 14–23 ст.) (Христианское вероучение…, стр. 468).
Особенно часто такие явления бывают среди чистых, добрых, неиспорченных детей.
Вот маленькая, но зато яркая иллюстрация, взятая нами из одного очень интересного психологического этюда «Васина вера», приведенного бывшим арх. Михаилом в статье «Религия в семье и школе» (См. журнал «Звонарь», 1910 г., стр. 161–178).
«Васе снился ад, в котором клокотали красные волны огня и в страшной пляске крутились всевозможные чудовища…
«Ой! – вскрикивает Вася и дрожащий, весь в поту, бежит к отцу.
«Что ты, что ты? – испуганно повторяет отец. – Господь с тобой. Да ты перекрестись, сынок, помолись»…
На другой день Вася просыпался поздно и прежде всего думал о Боге: «Какой Бог страшный. Как Он больно наказывает».
И Вася – из боязни Бога еще строже начинал относиться к своим религиозным обязанностям…
Но демон-искуситель уже подкрадывается к ребенку, и в это время чем строже был Вася к своей молитве, тем чаще и чаще приходили к нему грешные мысли.
«А что если отвернуться от иконы? А если сесть на корточки? Господи, какой я грешный! – думал он и начинал молиться. И он молился, молился, но преступные мысли и желания обуревали его, окутывали его со всех сторон, ужас овладевал Васей и ему хотелось бежать куда-нибудь далеко-далеко, туда, где нет ни страшного Бога, ни выслеживающих глаз отца».
А вот впечатления детства известного польского писателя Г. Сенкевича («Без догмата»).
«Когда я был ребенком, на меня однажды нашло такое религиозное настроение, что я молился с утра до вечера, и вместе с тем в минуты величайшего религиозного экстаза в голове у меня мелькали такие богохульные мысли, что как будто их подсказывал мне демон или ветер навевал извне. Точно также я грешил против людей, которых любил всею душою, за которых без колебания отдал бы всю жизнь. Эта трагедия сильно мучила меня. Но не в том дело. Возвращаясь к этим богохульным мыслям, я думаю, что никто не должен отвечать за них, так как они являются извне, а не служат признаком зла, вкоренившегося в моральный организм».
Такие и подобные им явления всего лучше объяснять действием злых духов. Иначе, если мы отвергнем в данном случае участие бесов, то такие внезапные, безнравственные движения мысли и души будут беспричинны, чего, конечно, ни в коем случае допустить нельзя.
Известный мыслитель Паскаль в своих «Мыслях» только путем предположения диавольского обольщения считает возможным объяснить религиозный индифферентизм людей, их равнодушие к вечности, увлечение пустяками и игнорирование существенными вещами.
Да, многое бы в нашей жизни осталось необъяснимой загадкой, если бы мы посмели отвергнуть христианское учение о существовании злых духов.
Доселе мы говорили об ощущениях, о переживаниях, о явлениях повседневного опыта. Другими словами – об экспериментальных данных в пользу существования злых духов, называемых бесами.
Теперь скажем несколько слов и о том, что не только опыт, но даже теоретические построения человеческого разума и те приводят нас к необходимости признания злой, разумной силы.
Вера в бесов стоить в тесной связи с верой в ангелов. Ведь бес это, по учению св. Церкви, – падший ангел. Но вера в ангелов, т.е. в добрую, разумную, высшую, чем человек, силу требуется человеческим разумом, как необходимый «постулат сознания».
В самом деле, неужели Бог остановился в Своей творческой деятельности на человеке, как на существе, выше которого ничего и быть не может. Неужели нет иных существ, которые стояли бы между человеком и Богом?
Несомненно есть. Это доказывают многие собрания и наблюдения. Вот первое основание. Совокупность земных существ и предметов представляет собою как бы лестницу, имеющую разные ступени, по которым рядами поднимаются разные формы бытия, начиная с самой низшей и простейшей и кончая самою высшею, сложнейшею. Между этими формами, стоящими не отрывочно и одиночно, но тесно связанными одна с другою, нигде нет скачков, или пустых промежутков. Напротив, при переходе от одной формы к другой, везде замечается строгая постепенность и последовательность. Самая низшая и первичная форма природы – минералы. Затем идет растительное царство, животное. Переходным звеном от мира животных к человеческому царству служат так называемые антропоморфные обезьяны, более всех других животных приближающиеся к человеку и по своему внешнему виду и по физическому устройству.
