Что прежде всего и больше всего бросается в глаза при чтении творений св. Григория, это — замечательная широта его мысли. В то время как даже такие, несомненно сильные и глубокие, еретические умы, каковы Евномий и Аполлинарий, оказывались способными рассуждать об истинах веры только в одном направлении, под одною точкою зрения, и вследствие этого приходили к полному искажению откровенного учения, — св. Григория Нисский был совершенно свободен от этой узкости взгляда и потому счастливо избежал тех ошибок и противоречий, в которые роковым образом впадали его противники. Нисколько не изменяя своего основного принципа, он тем не менее часто становился в своих богословских рассуждениях на совершенно различные точки зрения, осматривал предмет со всех сторон и иногда утверждал о нем не только разные, но и совершенно по–видимому противоположные положения. Например, его рассуждения о богопознании, об образе и подобии Божием в человеке, о грехе и о браке кажутся совершенно противоречивыми, так как в одном месте он, по-видимому, утверждает то, что в другом совершенно отрицает; но на самом деле все эти различия в определениях и положениях очень легко примиряются им в новых, высших воззрениях, так что в конце концов он все подводит к высшему единству. Этою широтою мысли, которая особенно приятно поражает в сопоставлении с утомительно однообразными взглядами и аргументами Евномия и Аполлинария, св. Григорий был обязан влиянию Оригена, первого творца христианской догматической науки. Своим гениальным умом Ориген первый охватил в стройной системе все содержание церковной веры, и не смотря на то, что в своих научных стремлениях он имел себе не мало предшественников, его сочинение Περί αρχών в первые три века было единственным опытом серьезного построения богословской науки. Могучий ум его царил в христианском обществе III–IV веков, идеи его были широко распространены по всему православному востоку; он имел себе очень много даровитых последователей и почитателей [23]. Но между всеми его учениками первое место должно принадлежать св. Григорию Нисскому. Обыкновенно, когда заходит речь об отношении св. Григория к Оригену, указывают на его эсхатологическое учение, которое весьма близко сходно с эсхатологическим учением Оригена, и потому ясно говорит о близости отношений к Оригену его автора. Но было бы совершенно несправедливо определять эту близость одним только совпадением мыслей обоих знаменитых богословов в указанном выше частном пункте христианской догматической системы. Если Ориген был действительно велик и действительно мог оказывать значительное влияние на последующую богословскую мысль, то уж прежде–то всего, конечно, не своею ошибочною эсхатологией, которую, к слову сказать, большинство из его почитателей совсем и не разделяло. Ориген был велик, как ученый: он неотразимо влиял на своих последователей ученым направлением своего богословия, он увлекал своих почитателей самой идеей богословской науки, им только в первый раз ясно сознанной и с замечательным уменьем осуществленной, — а потому в этой внутренней области и нужно прежде всего искать причину тяготения к нему св. Григория Нисского. Если св. Григорий разделил с Оригеном его ошибочные эсхатологические мнения, то это было до некоторой степени простою случайностью, зависело именно от того, что церковная эсхатология тогда еще не была твердо установлена. Будь она установлена ясно и твердо, как впоследствии установило ее догматическое определение V вселенского собора, Ориген не построил бы ее ошибочно и св. Григорий не разделил бы его ошибку, — и все–таки Ориген остался бы Оригеном, а св. Григорий его последователем. Его отношение к Оригену — не внешнее, а внутреннее; оно касается не одного только частного пункта, а всей вообще христианской догматической системы, или — лучше сказать — той общей идеи богословской науки, за которую ратовал Ориген. Это — родство духа, родство научных стремлений. Св. Григорий не только ученик Оригена, но и его преемник [24]. Он не только вполне усвоил себе одушевлявшую Оригена идею введения философии в богословие, но и весьма близко подошел к нему самостоятельным спекулятивным талантом [25], так что имел полную возможность продолжить дело Оригена в области христианского богословия.
II. Библиографический очерк творений св. Григория Нисского.
1. Библиографические сведения о творениях св. Григория в сочинениях: Скультета, Дюпеня, Тилльмона, Фабриция, Селье, Шрёкка Гейнса и Фесслера. Задачи и план нового систематического обзора его догматических творений.
Обозреть творения св. Григория в хронологическом порядке очень трудно и даже, пожалуй, совсем невозможно, потому что большинство его творений не имеет никаких дат, по которым бы можно было с большею или меньшею вероятностию приурочить их появление к тому или другому определенному времени. В виду этого совершенно понятно, что библиографы XVII–ΧVΙII вв. или совсем избегали обозревать их в хронологическом порядке, или прилагали этот способ обзора только к одной незначительной части их, — вообще же предпочитали излагать библиографические сведения о творениях св. Григория — или в порядке их появления в печати, или в систематическом порядке, или же наконец в порядке их Парижского печатного издания 1616–1618 г. Первому способу следовал Скультет, второму — Дюпен, третьему — Тилльмон, Фабриций и Селье.
В 1609 г. появилась третья часть сочинения Авраама Скультета — „Medulla theologiae Patrum“, в которой между прочим помещена Medulla theologiae Gregorii Nysseni с краткой биографией св. Григория (р. 285–288) и с краткой библиографией его творений (р. 288–246). В этой библиографии автор совсем не касается вопросов, когда и по какому случаю св. Григорий написал известное сочинение, а просто только пересчитывает их в том порядке, в каком оне появлялись в печати. Он начинает свой обзор с первого печатного издания творений св. Григория, бывшего в начале XV века, когда собственно были изданы с именем Нисского принадлежащие не ему, а современнику его — Немезию, Libri octo de philosophia, — и последовательно ведет свой очерк до 1606 г., когда Исаак Казавбон издал с своими учеными примечаниями письмо св. Григория к иерусалимским женщинам — Евстафии, Амвросии и Василиссе. При этом перечне Скультет делает и свои краткие ученые замечания. По отношению ко всем вообще творениям он сообщает, где, кем, когда и на каком языке они были изданы; относительно же некоторых говорит несколько подробнее, именно сообщает: кто упоминает о них из древних церковных писателей, кто и как судит об их подлинности или неподлинности из ученых нового времени, как действительно нужно судить по этому вопросу, и наконец — в некоторых, очень редких, впрочем, случаях дает критическую оценку содержания того или другого сочинения. Пересчитывая творения св. Григория в случайном порядке печатных изданий, Скультет, естественно, расположил их без всякой внутренней связи, и потому из его библиографии совершенно нельзя получить никакого представления о церковно-литературной деятельности св. Григория. Он старался только о том, чтобы пересчитать все, о чем думал св. Григорий, а что он думал, почему думал и как именно думал, — эти вопросы были отодвинуты им на второй план. В силу этого, библиография Скультета представляет собою простой перечень творений св. Григория — не только без всякой связи их друг с другом, но и без всякого отношения к личности их автора.
Этот существенный недостаток в большей или меньшей степени замечается и при втором способе библиографического обзора, когда именно творения рассматриваются не как попало, а в определенном систематическом порядке. Такого способа держался Дюпень во втором томе своей „Новой библиотеки церковных писателей“, вышедшей в 1691 г. на французском языке, а в 1692 г. переведенной на латинский язык. [26] Он рассматривает сначала экзегетические творения св. Григория, непосредственно за ними — догматические, потом — церковные поучения и речи, и наконец — послания и письма св. отца, — но рассматривает, не разделяя их на точные группы, а просто перебирает одно за другим, так что в конце концов весь обзор у него, как и у Скультета, является только простым перечнем творений св. Григория, без всякой их внутренней связи. Если библиография Дюпеня чем–нибудь существенно отличается от библиографий Скультета, то лишь одними краткими указаниями содержания каждого трактата, что у Скультета составляет самую Medullam theologiae, и потому из библиографии выделено; во всем же остальном Дюпен следует приемам Скультета. Подобно Скультету, он совсем не задается вопросами о времени и обстоятельствах написания творений св. Григория, а почти все свое внимание обращает на критическую оценку их содержания, при чем, в отличие от Скультета, Дюпень приложил критическую оценку содержания не к некоторым, как Скультет, а почти ко всем творениям св. Григория. Впрочем, критика его весьма не завидна. Иногда он ссылается на историю, указывая мнения древних церковных писателей и ученых нового времени, в большинстве же случаев руководствуется простым впечатлением от непосредственного знакомства с самыми творениями. Так, например, вопреки общему мнению древних церковных писателей и ученых нового времени, он порицает замечательнейший труд св. Григория — „О создании человека“ — за то, что св. отец возбуждает в этом трактате „много вопросов более любопытных, чем полезных“; между тем как один из самых посредственных трактатов — „О подписании псалмов“ — он вполне одобряет и считает его более полезным, чем такие солидные трактаты, как „Слово о шестидневе“ и „О жизни Моисея“. Эта странная критика имеет свое единственное объяснение лишь в том, что Дюпень, как и Скультет, рассматривал творения св. Григория не только в безусловном отрешении от личности их автора, но даже и от той эпохи, в которую они явились.
