Ознакомительная версия.
Восточнее Раифы (за небольшой горный перевал) находится уютная местность Куцулья, которая преимущественно изобилует виноградниками, при которых живет также один монах. Здесь тоже группируется ряд пус тынных калив, в которых так недавно обитали пустынники по одному, по двое. Между ними был некто схимник Серафим, проживший на этом месте около 35 лет; великий был подвижник, молитвенник, труженик и любвеобильный странноприимец, о коем будет сказано более подробно в своем месте.
Далее западнее, а также и севернее Раифы по оврагам и дебрям в разных местах сокровенно ютятся одинокие каливки, в некоторых из них в настоящее время спасаются более строгие пустынники. Их суровая замкнутая жизнь и отдаленность от людей заслуживает благоговейного внимания, ибо они не получают, как прочие, никакого продовольствия от обители, кроме небольшого количества сухарей. Есть еще более отдаленные пустынники, живущие в каливах часа на два ходу от обители и на тех же аскетических правах. Лишь изредка они появляются в обители, приходя единственно за тем, чтобы приобщиться Святых Христовых Таин и взять немного сухариков.
Из всего сказанного уже видно, что в Фиваидской пустыни вполне возможно вместить все отрасли аскетической жизни. Пустыннику предоставляется на выбор тот или иной образ жизни соответственно его устроению, его желанию, его стремлению – более суровый или средний, где он при помощи Божией со смирением и по мере сил своих и возможностей соделывает свое спасение.
Вкратце ознакомив с местоположением Фиваиды, с ее видами и условиями климата, приходим к следующему заключению: дивная своим величием природа сей пустыни представляет собой прекрасную и живительную картину, живописным своим расположением, убранством роскошной растительности, благорастворением воздуха и изобилием плодов земных она, одетая свежестью своих зеленых ливад и ароматом разных цветов и благовонных трав, круглый год напоминает своим насельникам то Богом насажденное место на земле, в котором жили наши прародители, то есть рай Эдемский на востоке. Все в ней манит к духовному уединению и молитвенному созерцанию и побуждает обитающих здесь говорить слова, некогда сказанные на святой горе Фаворе: Добро нам зде быти (Мф. 17, 4).
До времени населения и устройства обители, то есть до 1880 года, на всей этой обширной местности, поросшей сосновым лесом, не было человеческого жилья. Правда, некоторые любители глубокого уединения, привлекаемые сухим горным воздухом и здоровым климатом, поселялись здесь, но так как доставать жизненные продукты, хотя бы и в самом умеренном количестве, приходилось
не без особого труда, то они и не находили себе последователей. Поэтому, приходя в Русский монастырь за потребным к жизни и обращаясь преимущественно к любителю безмолвно живущих духовнику отцу Иерониму, они подробно рассказывали о трудности доставать необходимое из-за дальности расстояния и неудобства пути и притом передавали о красоте и удобствах места для жаждущих тихой безмолвной жизни. Отец Иероним внимательно выслушивал их жалобы и иногда посматривал туда с балкончика своей малой кельицы в зрительную трубу (местность и даже самые постройки пустыни видны из монастыря).
Он задумал устроить там обитель для ищущих спасения, дать приют и надежное убежище своим соотечественникам – русским инокам, так называемым сиромахам, нищим и не имеющим своего крова и насущного куска хлеба, живущим по всему Афону и в большой части на Карее в каливках квартирантами по найму у греческих монастырей и келлиотов-греков, имеющих свободные помещения.
Также духовник отец Иероним имел в виду удовлетворить благочестивому желанию преуспевших отцов своей обители, ревнующих о уединенной безмолвной пустынной жизни.
После перехода Пантелеимоновской обители в полное владение русских иноков, во главе которых были отец Иероним и отец Макарий, поставленный игуменом, греческие монахи афонских монастырей стали беспокоить живущих на их местностях русских келлиотов и каливитов, теснили их где только было можно и был случай подходящий.
Притесняемые и оскорбляемые русские иноки-сиромахи в большей части терпели обиды, а некоторые из них обращались с жалобами на греков к боголюбивейшему и сострадательному старцу духовнику русского братства иеросхимонаху отцу Иерониму, который по своей отеческой любви и состраданию к своим соотечественникам утешал их словом любви и назидания. Более мужественным он советовал терпеть обиды и за сие благодарить Господа, а немощным и нуждающимся щедро помогал монастырскими средствами. Некоторые из сиромахов просили отца Иеронима о принятии к себе в монастырь, но он принять их не хотел, как уже отвыкших от жизни общежительной в многолюдном монастыре.
Можно полагать, что именно притеснения и обиды, наносимые греками русским инокам, и были главным поводом к тому, что духовник отец Иероним и архимандрит отец Макарий тогда же в своем намерении решили успокоить теснимых и бесприютных своих о Христе братий, дать им пустынный уголок в обширных монастырских пустынях и, приняв гонимых под свое покровительство, одевать и кормить их – словом сказать, доставить полную возможность блюсти свое иночество, не возмущая душевного мира, и внимать о спасении души своей. Для осуществления на деле этой благочестивой и истинно христианской мысли необходимо было тогда же указать место и основать пустынь, наподобие древних скитов с уставом пустынножительства.
Блаженные и приснопамятные основатели усердно желали успокоить притесняемых своих собратий, но по некоторым обстоятельствам или же, всего вернее, по действию спасительного Промысла Божия нужно было выжидать известный срок времени, пока представится удобный случай, который действительно и представился в лице почтенного иеродиакона Прокла.
Иеродиакон отец Прокл (впоследствие иеромонах Уриил), родной брат ныне здравствующего старшего духовника отца А., был родом из Москвы. По ревности к монашеской жизни в молодых годах он оставил родину и в 1869 году прибыл на Афон, в Русский Пантелеимонов монастырь, где и был принят в число братства обители. Здесь он, исполняя возложенные на него послушания, по большей части занимался иконописанием. Но жизнь в общежитии при таком многолюдном обществе, как в Русике, не удовлетворяла душевному настроению отца Прокла: ему желалось тихой уединенной жизни, которая обретается в пустыни. Отец Прокл душевно скорбел о сем, послушания же не оставлял, но в свободное время любовался пустынными местами, окружающими Русик и приглядывался к жизни пустынников. Приглядываясь к пустынножительствующим около монастыря, находил, что жизнь вблизи многолюдства не вполне соответствует его желанию тихой и пустынной жизни и посему всегда при разговоре с пустынниками старался узнать о местах Святой Горы, вполне пустынных и отдаленных от больших монастырей. Однажды при таком разговоре с пустынником отцом Поликарпом (дело было в 1873 году), он узнал от него, что местность нашего монастыря, находящаяся между Дионисиатскими землями и Крумицей и отдаленная от других монастырей, как раз где теперь существует пустынь Фиваида, имеются постройки и строится соборный храм, – самая удобная для пустынной жизни. После этого разговора с отцом Поликарпом мысль о том, как бы посмотреть на то место, часто занимала отца Прокла и не давала ему покоя, осуществить же свое намерение все не было случая. Он томился и желал пустынной жизни, но на деле исполнить свое желание ему не удавалось, а время шло, и уже наступал 1879 год.
В начале сего года живший на келье близ Пантелеимонова монастыря архидиакон Лазарь[4], также по ревности к более тихой, безмолвно-уединенной жизни, с этой целью предпринял путешествие по Святой Горе. Он был во многих местах и, осмотрев их, не нашел себе кельи по своему желанию. Но когда он был на Крумице, то при разговоре о пустыни для жительства, которой он искал, отец Каллистрат, эконом Крумицы, напомнил отцу Лазарю о том пустынном месте, о котором когда-то говорил монах Поликарп отцу Проклу. Отец Лазарь пожелал посмотреть это место. Его проводил отец Каллистрат. Они оба пришли туда и, остановившись на той небольшой равнине, где теперь стоят церкви и постройки, долго любовались красивым местоположением. Отец Лазарь, обойдя до этого всю Гору, не видел еще столь чудного места, как это. Ему так оно понравилось, что по возвращении в монастырь он немедленно отправился к духовнику отцу Иерониму и просил у него благословения построить себе келейку на осмотренной им пустынной земле, при этом он сказал, что на том месте можно бы и скит устроить. Отец Иероним на постройку кельи не дал тогда благословения ему, но мысль, поданная отцом Лазарем о возможности устроить скит, серьезно заняла отца Иеронима и архимандрита отца Макария, ибо в том же году 6 мая отец Макарий в сопровождении некоторых иеромонахов и певчих, в числе коих был и иеродиакон Прокл, лодкой (тогда еще не было пароходика) к празднику Святых Апостолов и Иоанна Богослова поехали на Крумицу. Когда приехали к Крумицкой арсане (пристани), архимандрит отец Макарий спросил эконома отца Каллистрата: «А где то место, на которое недавно смотрел архидиакон отец Лазарь?» Эконом сказал, что то место недалеко от границы Дионисиатской земли и что туда пешком идти очень неудобно, но проехать к тому месту на лодке можно берегом моря. Так и сделали: отец игумен, эконом отец Каллистрат и прочие иеромонахи и певчие душ восемь поехали лодкой к тому месту, о котором отцу игумену было известно от отца Лазаря. Приехали к пустынному берегу и остановились на том самом месте, где теперь арсана. Отец игумен и все с ним бывшие вышли на берег. Подняться же вверх нельзя было из-за густоты сплетенных колючих кустарников: чтобы подняться наверх и осмотреть местность, нужно было прорубить кустарники и сделать тропинку. О сем сделано распоряжение – рабочие шли впереди и прорубали кусты и делали тропинку, а позади их отец игумен и прочие поднимались вверх.
Ознакомительная версия.
