В качестве первого шага на пути церковного возрождения предлагался созыв Поместного Собора, не собиравшегося уже более 200 лет. Церковные иерархи не раз предлагали Николаю II как можно скорее созвать Собор. Император был в принципе не против этой идеи, и даже не возражал против восстановления патриаршества, но он постоянно откладывал решение этого вопроса до «более спокойных времен». Когда в 1917 году февральская революция уничтожила самодержавие, вопрос о Соборе все еще «висел в воздухе».
И реформы 1860-х годов и перемены, связанные с революцией 1905 года никак не затронули Православную Церковь. Многие верующие жаловались, что закон о веротерпимости 1905 года предоставил свободу всем исповеданиям кроме православия. Теперь, в 1917-м, у Церкви, наконец, были развязаны руки. В результате революции к власти пришло временное правительство в разные составы которого входил ряд либеральных «буржуазных» политиков, а так же представители умеренных «социалистических» партий. Демонстрируя свой либерализм, временное правительство 20 марта (2 апреля) объявило равенство всех религий перед законом, отменило все национальные и религиозные ограничения. Ровно через месяц правительство Керенского отняло у церкви все принадлежащие ей общеобразовательные школы (около 37 тыс.). 5 (18) августа упраздняется пост обер-прокурора и образовывается министерство исповеданий, которое должно было заниматься налаживанием отношений со всеми существующими в стране конфессиями. Этот акт как бы символизировал независимость Православной Церкви от правительства. В это время уже завершалась подготовка к созыву Поместного Собора. Собор открылся в Москве 15 (28) августа. В нем участвовало 73 архиерея, 192 приходских клирика и 299 мирян. Это был первый полноценный Поместный Собор за 217 лет.
Я не буду подробно останавливаться на ходе заседаний Собора, скажу лишь, что перед ним стояли поистине грандиозные задачи: предстояло выработать формы и правила нового устройства Церкви, которые должны были прийти на смену существовавшему два столетия и уходившему теперь в историю «Духовному регламенту» Петра I. В первую очередь обсуждался вопрос о восстановлении патриаршества. Прения были долгими и упорными. Но вот наконец 18 октября (10 ноября) — через два дня после большевистского переворота в Петрограде, на Соборе в Москве было принято решение о восстановлении патриаршества как должности первого между равными ему епископами, возглавляющего церковное управление. Высшая законодательная, административная, судебная и контролирующая власть передавалась регулярно созываемому Поместному Собору, которому был подотчетен Патриарх. При Патриархе создавался Синод из тринадцати архиереев, в ведение которого передавались вопросы вероучения, церковной дисциплины и церковного управления, а также Высший Церковный Совет, которому поручалось ведение дел церковно-общественных, хозяйственных и просветительских. В ВЦС могли входить кроме архиереев также представители белого духовенства и мирян. Собор также решил вопросы об административно-территориальном устройстве епархий, выборности духовенства, самоуправлении приходов, статусе монастырей, церковной проповеди и статусе женщины в Церкви. Все эти вопросы были решены «в духе времени», то есть сравнительно либерально. Приходам и монастырям предоставлялась внутренняя автономия. Женщинам предоставлялись довольно широкие права для участия в жизни прихода, благочиния (объединения приходов) и епархии на правах мирянок. Предложение о восстановлении древнего чина диаконисс было отклонено.
30 октября (12 ноября) 1917 года Собор преступил к выборам Патриарха. Голосование проводилось тайно по довольно сложной многотуровой системе. В результате было выбрано три кандидата: архиепископ харьковский Антоний (Храповицкий), набравший наибольшее число голосов (один из крайне «правых» церковников, в будущем глава эмигрантского «карловацкого раскола»), архиепископ новгородский Арсений и митрополит московский Тихон (Белавин). Окончательное избрание должно было решиться жребием. Оно состоялось 5 (18) ноября в храме Христа Спасителя. Жребий пал на митрополита Тихона. Его интронизация состоялась 21 ноября (3 декабря) в Успенском соборе Кремля.
Собор проходил в три сессии: 1-я — с 15 (28) августа по 9 (22) декабря 1917 года; 2-я — с 20 января (2 февраля) по 7 (20) апреля 1918 года; и 3-я — с 19 июня (2 июля) по 7 (20) сентября 1918 года. Работа Собора была приостановлена по вине Советской власти и больше не возобновлялась вопреки решению его участников, так что многие важные вопросы остались нерешенными.
Итак, можно заключить, что основанная некогда Петром I синодальная система управления Церковью к началу ХХ века полностью изжила себя. Церковная жизнь требовала перемен. Эти перемены мог осуществить только Поместный Собор, созыву которого долгое время препятствовало самодержавие, вследствие чего он стал возможен только после свержения монархии Романовых. Поместный Собор 1917–1918 годов восстановил патриаршество и определил общий порядок церковного управления, однако вынужден был преждевременно прервать свою работу.
В данной главе я коротко рассмотрел только те мероприятия Собора, которые касались внутрицерковной жизни. На его взаимоотношениях с пришедшими во время его заседаний к власти большевиками на мой взгляд будет уместнее остановиться в следующей главе.
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ В ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ И ВО ВРЕМЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Как раз в то время, когда в Москве делегаты Собора решали вопрос о восстановлении патриаршества, в северной столице произошло вооруженное восстание. Временное правительство пало, вся власть перешла в руки Советов, а фактически в руки партии большевиков. После нескольких дней упорных боев Советская власть установилась и в Москве.
Пришедшая к власти партия была одной из самых радикальных в тогдашней России. Именно поэтому в тот момент никто кроме самих большевиков не верил, что они смогут удержать власть сколько-нибудь долгое время. Не верили в это и участники московского Собора. Между тем лидеры большевиков придерживались резко антиклерикальных и вообще антирелигиозных позиций, что не могло не привести их в скором будущем к жесткому столкновению с руководством самой влиятельной в России религиозной организации — Православной Церкви. Этим руководством в тот момент являлся Собор.
В ходе октябрьских боев в Москве руководство Церкви предприняло робкую и тщетную попытку «примирить» враждующие стороны. Когда же победитель определился, делегаты Собора вернулись к своим заседаниям, предпочитая просто не замечать совершившейся перемены. Несколько недель длилось это взаимное «незамечание» Советской власти и Православной Церкви. Собор был занят выборами Патриарха, а руководство большевиков, отделенное от него тысячей с лишним километров, заботилось о собственном утверждении у власти. Однако долго все это продолжаться не могло.
11 ноября (ст. ст.) Собор выступил с посланием, в котором хотя и не содержалось никаких имен и названий политических сил, но довольно ясно сквозило недовольство происшедшими событиями. «Ко всем несчастиям присоединилась междоусобица, охватившая Русскую землю… В течение ряда дней русские пушки обстреливали величайшую святыню России — наш священный Московский Кремль… Вместо обещанного лжеучителями нового общественного строения — кровавая распря строителей, вместо мира и братства народов — смешение языков и ожесточенная ненависть братьев. Давно уже в русскую душу проникают севы антихристовы, и сердце народное отравляется учениями, ниспровергающими веру в Бога, насаждающими зависть, алчность, хищение чужого. На этой почве обещают они создание всеобщего счастья на земле… Открыто проповедуется борьба против веры Христовой, противление всякой святыне и самопревознесение против всего, называемого Богом… Посему и рушится Держава Российская от этого беснующегося безбожия.» В заключение Собор призывал православную паству оставить «безумную и нечестивую мечту лжеучителей, призывающих осуществить всемирное братство путем всемирного междоусобия» и «вернуться на путь Христов». Сами же «лжеучители» объявлялись «изменниками Родины»[1]
Делегаты Собора, казалось, плохо отдавали себе отчет в том, что именно произошло в стране, и какого рода власть в ней установилась. Подтверждение этому — соборное определение «О правовом положении Православной Российской Церкви», принятое ими 2 декабря 1917 года. Согласно этому документу Церковь в своей внутренней жизни должна быть независима от государственной власти и обязалась соблюдать «гражданские законы» государства. На этом, однако, «либерализм» документа заканчивался. Православная церковь как «величайшая святыня огромного большинства населения и как великая историческая сила, созидавшая Российское государство» требовала для себя «первенствующего среди других исповеданий публично-правового положения». В чем же должно было заключаться это положение? Государство должно было признавать юридическую силу за всеми постановлениями, изданными для себя Церковью. Все касающиеся Церкви законы должны были издаваться только «по соглашению с церковной властью». Обязательно православными должны были быть глава государства (!), министр исповеданий, министр народного просвещения и товарищи этих министров. Православный календарь должен был признаваться государственным календарем, а главные церковные праздники и воскресные дни — «неприсутственными днями». «Богохульные» публичные выступления и действия, а также «насилия и угрозы для отвлечения от православия» должны были признаваться уголовными преступлениями и соответственно наказываться. Церковный брак для православных граждан должен был признаваться законным, регистрация актов гражданского состояния оставалась в руках церкви. Церковные учебные заведения как богословского так и общеобразовательного характера приравнивались по своему статусу к правительственным. Во всех светских школах преподавание Закона Божия для православных учащихся должно было оставаться обязательным. При армии и флоте должны были содержаться штатные священники, которые, как и законоучители в школах должны были содержаться за счет государственной казны. Духовные лица освобождались от воинской и других «натуральных» повинностей. Церковные имущества объявлялись неприкосновенными и не подлежали налогообложению, если они не приносили дохода «путем отдачи их в аренду или наем». Церковь требовала для себя ежегодных субсидий от государства «в пределах потребностей», которые определялись ее руководством и затем утверждались законодательно. Церковь, правда, обещала отчитываться в расходовании этих средств «на общем основании» т. е. как и всякое другое ведомство. Она требовала прав юридического лица не только для себя как целого, но и для всех своих «установлений» (приходов, монастырей, братств, семинарий, школ и т. д.)[2]
