Ярче всех эту мысль выразил Василий Шульгин в своей книге «1920 год». Он считал, что «.. .красным только кажется, что они сражались во славу Интернационала...
На самом деле, хоть и бессознательно, они льют кровь только для того, чтобы восстановить «Богом хранимую Державу Российскую».[1]
О «богохранимости» Шульгин написал как раз в тот самый год, когда большевики массами убивали священников, причем изуверским способом, расстреливали крестные ходы. И это не только не скрывалось, а наоборот, афишировалось. Как же Шульгин всего этого не заметил?..
Преподаватели в разведшколе КГБ с гордостью говорили нам, что советская разведка начиная с двадцатых годов получала от своей агентуры в белогвардейских организациях звукозапись всех заседаний.
—А вы представляете, каким это было трудным делом в двадцатые годы! Это в наши дни можно поставить в стену подслушивающее устройство или пронести на заседание крошечный магнитофон. А тогда нужен был граммофон с трубой, запись велась на патефонные пластинки с помощью иглы, которая могла завизжать. И тем не менее нашей агентуре все это удавалось! - восклицали они.
Сейчас в русской эмиграции выросли целые династии агентов КГБ. Дед помогал советской разведке похищать белых генералов, сын растолковывал западным читателям прелесть советской жизни, а внук борется за подчинение Зарубежной Церкви чекистской Москве. И при этом все думают, что помогают России, хотя помогают коммунистам. Даже сейчас, когда у власти находится уже не КПСС, а возродившийся КГБ.
Это ведомство - вовсе не то же самое, что ЦРУ или Сикрет Интеллидженс Сервис, как полагают многие на Западе, а отдел ЦК КПСС. В советское время чекисты гордо именовали себя «вооруженным отрядом партии» и получали за это гораздо больше других военных. Закормленный и прогнивший, партийный аппарат не выдержал проверки на прочность в 1991 году, сгинул в небытие, но его вооруженный отряд уцелел. Идеология же у них общая.
А еще преподаватели разведшколы отмечали, что хотя в целом Советский Союз не был готов к войне, его разведка была готова. Она собрала адреса всех деятелей антисоветской эмиграции, чтобы арестовать их немедленно после того, как Красная Армия завоюет иностранные города. Из чего следовало, что Советский Союз все-таки готовился нападать на Европу.
Планы чекистов осуществились весной 1945 года. Многие эмигранты, впрочем, знали о них, и, не мешкая, убегали, едва армия победителей захватывала Прагу, Берлин, Будапешт.
В июне 1941 года граф Алексей Граббе, будущий епископ Антоний, учился в русском кадетском корпусе в Белграде. Он рассказывал мне, что, как только немцы напали на СССР, в корпусе кто-то бросил клич: «Едем на родину бороться с марксизмом!»
Мальчишки загорелись этой расплывчатой целью. Только юный граф Граббе и еще двое ребят, наслышанные от родителей о коварстве большевиков, отказались от поездки. Всех же остальных немцы сбросили с парашютами на советской территории, где их уже ждали батальоны НКВД.
Так чекистам удалось заманить в западню романтичных юношей. Но почему с такой готовностью спешили туда старые эмигранты в первые послевоенные годы?..
Их дети говорили мне, что решающим аргументом послужило избрание Патриарха. Значит, прекратились гонения на Церковь, все вернулось на круги своя, можно возвращаться. Но ведь Патриарха некому было избирать, его Сталин назначил. Но всем так не хотелось вникать в эти подробности! Вдобавок на Западе многие эмигранты жили бедно, порой подвергались дискриминации. На родине они надеялись обрести почву под ногами.
Не молчала и советская пропаганда, направляемая НКВД. Помню, в Музее истории разведки, куда посторонним вход воспрещен, я видел плакат тех лет. На нем пожилая крестьянка с мудрым лицом призывно раскинула руки. «Дорогие соотечественники, вернитесь домой!» - говорила она. А у ее ног текла тихая речка, золотился песчаный бережок. Так хотелось искупаться там после дальней дороги! Даже меня, референта начальника научно-технической разведки, эта сцена глубоко тронула. Что же говорить об измученных войной эмигрантах!
И все же до них доходили слухи о том, что по прибытии на родину всех арестовывают и отправляют в лагеря. Группа эмигрантов в Харбине собралась на совет, чтобы решить, можно ли этому верить. И решили, что нельзя. Да, кого-то арестовывают, если виноват перед родиной. Что ж, поделом! Но разве можно арестовать всех?! Ведь надо сформулировать обвинение каждому, предоставить адвоката. Это технически невозможно! И решили ехать.
Духовные терзания русских эмигрантов в Харбине живо описаны в романе Наталии Ильиной «Возвращение». Она была одной из немногих, кто избежал репрессий после собственного возвращения, и в советской писательской среде ее подозревали в работе на КГБ. Насколько я знаю, отец Наталии Ильиной был советским разведчиком, заброшенным в Харбин в двадцатые годы для разложения русской эмиграции.
Сталин рассматривал эмигрантов как военных противников. Он выманивал их для того, чтобы обескровить эмиграцию на случай будущей войны. Это были массовые репрессии, осуществлявшиеся за рубежом.
Метод выманивания применяется российской разведкой и по сей день. Последней его жертвой стал в 2003 году отставной полковник Службы внешней разведки Александр Запорожский, незадолго до этого обосновавшийся в США. Старые друзья пригласили его в Москву на чекистский праздник, но прямо в аэропорту Шереметьево арестовали и посадили на 18 лет. Его обвинили в том, что он выдал американцам агента КГБ Роберта Хансена, заместителя директора советской секции отдела разведки ФБР. Не думаю, что это было правдой, ибо тогда Запорожский не рискнул бы появиться в Москве. Скорее всего, его арестовали «для галочки», чтобы закрыть дело и отчитаться перед начальством. В российских правоохранительных органах так поступают очень часто. В России ведь нет независимого суда, хотя на Западе полагают, что есть.
Чекисты работают в эмигрантской среде беспардонно и грубо, словно вербуя заключенных в российских тюрьмах. Среди настоящих иностранцев они ведут себя куда осмотрительнее. Видимо, в глубине души чекисты уверены, что эмигранты простят им любые огрехи из патриотических соображений.
Недавно мне в руки попала переписка старых эмигрантов, посвященная угнездившемуся в их рядах советскому разведчику Н. Имя и по сей день называть опасно, ибо он - один из столпов русской эмиграции, может засудить, хотя сам появился на Западе при весьма странных обстоятельствах.
В начале войны НТС, при помощи немецкой разведки, перебросил своего агента через линию фронта где-то под Псковом. Как водится, тот пропал, потому что НКВД бывал осведомлен о таких перебросках заранее. А вместо него к немцам через сеть укреплений благополучно перешел неизвестный молодой человек, назвавшийся Н. Он рассказал, что агента НТС схватили чекисты, но перед арестом тот успел его завербовать, приказав идти к немцам.
Несмотря на столь подозрительную и совершенно неубедительную легенду, Н. сразу устроился на службу в гестапо, причем не внештатным осведомителем, а кадровым офицером, получив звание лейтенанта. Русских принимали туда с большой опаской, отказывали даже белым офицерам, а для юного перебежчика из СССР с неясной биографией сделали исключение. Это можно объяснить только работой советской агентуры и немецких коммунистов-подпольщиков. Такая невидимая поддержка сопровождает Н. постоянно.
Став офицером гестапо, он начал преследовать белых эмигрантов, воевавших на немецкой стороне. Одному из них удалось выжить в концлагере, вернуться во Францию, рассказать об Н. всем знакомым, но на его положение в эмигрантской среде это никак не повлияло.
Сам же он был занят другим делом - ездил по итальянским лагерям бывших советских военнопленных. Многие из них намеревались остаться на Западе, ибо лагеря находились в английской оккупационной зоне. Н. уговорил отряд в 500 горцев перестать выдавать себя за турок и признаться в своем советском гражданстве. За это, мол, англичане запишут их в антикоммунистический полк, но те выдали их чекистам, и горцы покончили с собой.
Перебравшись в Париж, Н. принялся науськивать французскую политическую полицию на самых явных антисоветчиков из числа белых эмигрантов, представляя их агентами Москвы. Все знали, что в этом ему помогает французская компартия, чьи ячейки тогда легально действовали в полиции. Наконец одна из русских парижанок опознала в Н. офицера НКВД, с которым познакомилась в предвоенной Риге, и открыто сказала ему об этом.
«Да, служил там и даже людей расстреливал! А что в этом странного?» - отшутился Н., и снова ему это совершенно не повредило. Наконец, группа эмигрантов потребовала от руководства НТС расследовать его биографию, но встретила решительный отказ...
