Из храма Шушаника отослала своих детей во дворец, сама же вошла в один небольшой домик близ церкви, где предалась глубокой скорби. Придворного епископа Васкена-Фотия не было в то время здесь. Он пошел по делу в дом некоторого человека, и духовник царицы, священник Иаков, был также с ним. Неожиданно кто-то вбежал к ним в комнату с вестью, что едет Васкен и что царица оставила дворец. Это поразило нас, говорит описавший житие и страдания св. Шушаники священник Иаков, и мы заплакали от горя. Оставив епископа, говорит о себе повествователь, я пошел в тот дом, где была царица. Нашедши ее весьма печальной, я со слезами сказал ей: «Тебе предстоит великий подвиг, потому будь мужественна, терпелива и великодушна. Нужно иметь большую силу, чтобы противостать козням врага и сохранить веру во Христа». Св. Шушаника отвечала: «Я готова на все, я знаю, что меня ожидают великие скорби и мучения».
Сказав ей, что ее скорби суть наши скорби, равно как и радость ее есть наша радость, я спросил ее, что она думает о принятии страданий, думает ли она на них решиться. Это я сказал потому, что имел намерение описать ее подвиг. Св. Шушаника отвечала, что не понимает меня. Тогда я продолжал: «Имеешь ли ты твердость духа?» — «Надеюсь на помощь Божию. О себе же знаю, что я немощна и грешна». Я сказал: «Ужасные мучения ожидают тебя». «Но я предпочту смерть от руки Васкена сожительству с ним, потому что боюсь осквернить душу мою, если буду жить с богоотступником», — отвечала святая. В это время вошел к царице один персиянин и с притворными слезами начал говорить, что дом ее мужа теперь исполнен печали, и радость в нем теперь сменилась скорбью. Этот персиянин был подослан Васкеном со злым намерением вынудить ее сказать какое-либо неосторожное слово, которое могло бы послужить к ее обвинению. Ибо Васкен, узнав о том, что супруга его оставила дворец и приютилась в домике близ церкви, весьма разгневался и положил на сердце своем погубить Шушанику. Блаженная, уразумев лукавство мужа и сомкнув уста свои, не промолвила ни одного слова при персиянине. Из этого персиянин заключил, что она совершенно отказывается от своего мужа, и свое предположение сообщил царю, уговаривая его, однако, не поступать с нею жестоко, ибо знал зверский нрав Васкена. На другой день по своем прибытии в Цуртаг Васкен потребовал к себе нас, священников, принял ласково и сказал: «Не бойтесь меня и не презирайте». На это мы отвечали: «Ты посрамил свою голову и постыдил нас». Он продолжал: «Зачем жена моя оставила меня? Пойдите скажите ей, что она обесчестила меня, оставив свой дом и уйдя в чужой, и засыпала ложе мое пеплом».
Когда передали слова Васкена св. Шушанике, она сказала: «Не я его обесчестила, напротив, он посрамил и уничижил дом отца своего. Отец его был в общении со святыми, а он окружил себя демонами; отец его веровал в Бога, Творца неба и земли, а он отвергся Истинного Бога и поклонился огню. Как он презрел Бога, так и я презираю его, и если даже он станет мучить меня, я не соглашусь возвратиться к нему». Взбешенный ответом царицы, Васкен послал к ней брата своего Джоджика с женою и своего придворного епископа Фотия. Он велел сказать ей, чтобы она непременно вернулась во дворец, иначе будет приведена силой. Посланные пришли и долго убеждали Шушанику покориться мужу. Она отвечала: «Не думайте, чтобы я когда-нибудь вновь стала его женой. Я полагала, что вы обратите его на путь спасения, что убедите его исповедовать Истинного Бога, а между тем вы поступили противным образом. Джоджик! Ты уже не деверь мне, и я не жена брату твоему Жена твоя не сестра мне; вы причастны нечестию царя» Джоджик сказал: «Васкен пришлет рабов, и тебя повлекут насильно» Святая отвечала: «Пусть меня свяжут и поведут во дворец-это будет знак, что я раба, а не царица» Все присутствующие рыдали, заплакал и сам Джоджик и сказал св. Шушанике: «Сестра моя! Не срами царский дом!» Святая отвечала. «Правда, мы даже росли вместе, но я не пойду к такому мужу, если бы это даже и стоило мне жизни».
Наконец, после долгих увещаний, царица решилась идти во дворец. Взяв св. Евангелие и мощи св. мучеников, которые всегда, имела при себе, она со слезами пошла во дворец, произнося следующие слова; «Господи Боже, Ты ведаешь, что я охотно иду на смерть» Во дворце она, однако, не захотела занять прежнего своего помещения и удалилась в особую небольшую комнату. Здесь святая молилась так: «Господи Боже мой! Все оставили меня, но я верую, что Ты не оставишь меня никогда». Спустя два дня Васкен пригласил к себе обедать брата своего Джоджика с его женой, и, когда стол был готов, гости отправились за Шушаникой просить ее к столу. Она уже несколько дней не принимала никакой пищи Царицу привели насильно, но она ни до чего не дотронулась. Жена Джоджика подала ей в азарпеше (чашка с длинной ручкой) вино. Святая царица заметила ей, что это неслыханно, чтобы женщины когда-нибудь вкушали вместе с мужчинами, взяла чашу и бросила.
Васкен от такого поступка блаженной пришел в ярость, стал поносить ее бранными словами, топать ногами, таскать ее за волосы и бить по голове кулаками и железом. Как бешеный, он кричал и ревел, и побоями повредил святой один глаз. Джоджик, видя неистовство брата, сорвавшего даже покрывало с головы царицы, что считалось крайне бесчестным поступком, вступился за нее. Он отнял ее силой, как агницу из рук хищного волка, говоря брату: «Долго ли ты будешь бить Шушанику?» Святая упала без чувств. Царь не переставал поносить ее, называя разорительницей царского дома, наконец приказал связать ее и заковать ее ноги в кандалы. Когда Васкен немного успокоился, явился к нему один персиянин и убедительно просил его избавить царицу от уз. Он убедил Васкена снять со святой оковы и поместить ее в одной из комнат дворца, царь приказал строго смотреть за ней и никого не допускать в ее комнату, ни мужчин, ни женщин. Утром царь спросил приставленного к ней служителя, в каком состоянии находится царица после нанесенных ей побоев, и слуга ответил ему, что раны, нанесенные побоями, неисцелимы. Тогда Васкен вошел к ней, желая удостовериться в справедливости слов слуги, и увидел, что царица действительно находится в тяжелом положении. Повторив приказание никого не допускать к Шушанике, царь отправился на охоту.
Я вслед за тем, говорит повествователь священник Иаков, просил служителя позволить мне видеть больную, но он возразил мне: «Боюсь за нарушение приказания подвергнуться смертной казни». «Окаянный, — сказал я ему, — не облагодетельствован ли ты ею? Пусть даже и убили бы тебя после этого, тебе следовало бы впустить меня к ней». Служитель впустил меня. Я нашел святую крайне изможденной, с лицом опухшим от побоев. Увидев ее в таком состоянии, я стал плакать. Страдалица сказала мне: «Не плачь, отче. Это начало торжества моего». Я просил ее позволить мне смыть кровь с лица ее и прах, попавший ей в глаза во время побоев, и положить на раны пластырь. Царица отвечала: «Отче! Не проси меня об этом. Кровь эта омоет грехи мои. Я с трудом вкусила пищи, присланной мне католикосом Самуилом и епископом Иоанном, которые тайно утешают меня, ибо челюсти и зубы мои повреждены». Я подал св. Шушанике кусок хлеба, омоченный в вине, она приняла это, и я поспешил удалиться. Пред моим уходом она спросила меня: «Отче, не послать ли к вам мои украшения: они мне теперь не нужны». Я посоветовал ей оставить их при себе.
Вскоре потребовал меня к себе Васкен. Я был поражен, но, конечно, не смел не явиться к нему. Царь обратился ко мне с такими словами: «Я иду войной против греков и не хочу, чтобы украшения царские оставались у Шушаники, ибо она уже не жена мне, иди и принеси их сюда». Я отправился к святой и объявил ей волю царя. Она с благодушием вручила мне все свои драгоценности, и я доставил их Васкену. Тот нашел все в целости и сказал: «Пусть ими украшается другая». Между тем наступал Великий пост. Шушаника снова оставила дворец и поселилась в домике близ церкви, закрыла окно в занимаемой ею комнате и пребывала в посте и молитве. Васкену, который уже возвратился с войны, советовали не трогать царицу в продолжение поста, и он согласился на это. Но с наступлением Страстной Седмицы, диавол снова овладел его сердцем: он сделался непокоен и гневлив.
В таком расположении духа он пришел в церковь и обратился к епископу Фотию со словами; «Отдай мне жену мою. зачем ты разлучил нас?» Потом начал ужасно ругать и поносить святителя. Один из священников спросил царя, для чего он «напрасно поносит епископа и св. Шушанику». Васкен ударом палки заставил его молчать. Затем, увидев бывшую в то время в церкви царицу, вытащил ее из храма и велел влачить по земле до самого дворца. Блаженную влачили по дороге, усеянной колючими растениями, и поэтому вся одежда ее разодралась, и тело было бесчеловечно истерзано. Перед дворцом Васкен приказал бить святую палками. Ей дано было триста ударов, причем неистовый мучитель приговаривал: «Какую пользу получила ты от церкви, от христиан и от религии их?» Страдалица во время мучений не стонала, не жаловалась. Когда же ее перестали бить, она сказала мучителю своему: «Окаянный, если ты не жалеешь меня, то пожалей хотя самого себя и обратись ко Христу, от Которого ты отрекся». Васкен, несмотря на то. что из ран мученицы сильно текла кровь, велел связать ее, наложить ей на шею цепь и отвести в крепость, строго наказав, чтобы ей не оказывали никакой помощи. Шушанику повели в крепость, как преступницу, босую и с растрепанными волосами. Никто не смел покрыть главу ее, потому что сам царь следовал за ней и не переставал осыпать ее ругательствами. Великое множество народа сопровождало страдалицу, все плакали и рыдали, били себя в грудь, сожалея о снятой. Она же, заметив оказываемое ей сочувствие, воскликнула: «Братья, матери, сестры и дети, не плачьте, но молитесь обо мне, чтобы я не вышла из темницы, но умерла в страданиях за веру Христову». Разъяренный Васкен бросился на народ с угрозами и разогнал толпу. Когда приблизились к месту заключения, царь сказал св. Шушанике: «Довольно ты пожила на свободе, теперь ты уже не выйдешь живой, а разве только вынесут тебя оттуда четверо».
