ОБРАЗ И ПОДОБИЕ БОЖИЕv
Образ и подобие Божие относятся не к телу, а к душе. Образ Божий состоит в естестве души, а подобие - в свободно приобретаемых ею богоподобных качествах. То, что душа наша невещественна, проста, духовна, бессмертна и разумно-свободна, - это относится к образу Божию, а когда она должным употреблением разума и свободы познает истину и станет искренно содержать ее, сердце же украсит всякими добродетелями, как-то: кротостью, милосердием, воздержанием, миролюбием, терпением и тому подобным, - тогда эти качества составят в ней подобие Богу. Отпечатленное благодатию на образе подобие обнимает все наше внутреннее: и мысли, и расположения, и чувства, и соделывает богоподобными и ум, и волю, и сердце.
Ум богоподобен, когда он ясно ведает Символ веры и все, заключающееся в нем, содержит нелицемерно. Апостол Павел говорит о себе и о всех апостолах: мы ум Христов имамы (1Кор.2:16). Этот ум Христов они не удержали в себе одних, а передали его Церкви и верующим в слове живом и Писании. Святая же Церковь собрала его весь воедино и изложила кратко в Символе веры. Стало быть, кто верует искренно, твердо содержит все, чему учит Символ веры, тот имеет ум Христов, или у того ум подобен уму Христову, богоподобен.
Деятельная сила человека бывает богоподобна, когда она украшается всеми добродетелями, какие указаны Господом в учении о блаженствах. Что это так, о том свидетельствует святой апостол Павел. Сказав, что нам надобно облещись в нового человека, обновленного по образу Создавшего, он поясняет потом, в какой это образ следует облещись: облецытеся, говорит, во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение (Кол.3:12), облекитесь в то, чтобы прощать, если кто имеет что на другого, чтобы водворять в себе мир и все творить с чистым побуждением во имя Господа Иисуса и во славу Божию. А это то же самое, что содержится и в учении о блаженствах. Сердце становится богоподобным, когда оно отрешается от всех привязанностей земных и прилепляется к предметам духовным и небесным. Об этом отрешении апостол заповедует так: надобно, говорит он, нам жить так, чтобы имеющие жен были как бы не имеющие; плачущие, как не плачущие; радующиеся, как бы не радующиеся, куплю деющие, как ничего не требующие (1Кор.7:29-30), то есть надо так настроиться, чтобы все, бывающее в мире, было чуждо нам, проходило мимо и около нас, не возмущая и не касаясь нашего внутреннего. О прилеплении же к предметам духовным и божественным он говорит так: вышних ищите, горняя мудрствуйте, а не земная; умросте бо, и живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе (Кол.3:1-3).
Вот что такое образ Божий и что такое подобие! Вот как восстановляются они в нас и что такое они в виде восстановленном! Теперь возьми всякий и рассмотри себя, свои действия и свойства и сличи с тем образом и подобием, которые должны отпечатлеваться в нас. Что есть - благодарите за то Господа, а чего нет, то постарайтесь приобресть, прося у Господа себе помощи на то. Если образ, восстановленный во святом крещении, опять омрачен и поврежден смертными грехами, надо обновить его в покаянии. Если цел образ - смотрите, есть ли подобие. Прочитайте Символ веры и поразмыслите: знаете ли все, что там содержится, и так ли знаете, как должно знать. Если не все знаете - дополните; если о чем не так думаете - изгоните богопротивные мысли и возьмите мысли Божий. Возьмите потом учение о блаженствах и смотрите, все ли те добродетели есть в вас, которые там заповедуются. Какие есть - те храните и укрепляйте; каких нет - позаботьтесь приобресть. Возьмите сердце свое и смотрите, где его сокровище, где оно живет и в чем поставляет свое благо. Если увидите, что ему еже жити - Христос, и еже умрети - приобретение есть (Флп.1:21), благодарите Господа, а если увидите, что оно все опутано земными пристрастиями, начинайте понемногу отрешать его от них, поспешая, однако ж, этим, чтобы смерть не застала: кто привязан к земле, тому тяжело умирать.
Настоящая неделя называется сыропустною; она посвящена воспоминанию падения прародителей наших - и какие жалобные сетования Святая Церковь влагает в уста изгнанных из рая и сидевших прямо против него праотцев наших! Так живо было тогда чувство потери: рай был в виду, и из него, может быть, доносилось благоухание цветов и дерев, напоминавших о блаженной жизни, которую так недавно вкушали они в невинности. Нельзя было не сетовать праотцам нашим!
Но то было сетование не одних Адама и Евы: то сетовала падшая природа человеческая, все силы души и все части тела издавали плач. Прародители передавали его только словом вместе с ними сетовавшей твари и всему будущему их потомству. С той минуты сетование, плач и грусть сроднились с природою человеческою и стали составлять основной тон наших сердечных чувствований и расположений. И кто из потомков первозданного, наследников падшей природы человеческой, не засвидетельствует этого своим собственным опытом?
В самом деле, мы любим повеселиться, но что значит, что после самого полного веселия душа погружается в грусть, забывая о всех утехах, от которых перед тем она и не помнила себя? Не то ли, что из глубины существа нашего дается знать душе, как ничтожны все эти увеселения сравнительно с тем блаженством, которое потеряно с потерею рая? Мы готовы радоваться с радующимися, но как бы ни были разнообразны и значительны предметы радостей человеческих, они не оставляют в нас глубокого следа и забываются скоро. Но если увидим мать, плачущую над умершим сыном, единственною своею опорою, или жену, раздирающуюся над могилою любимого мужа, скорбь глубоко прорезывает душу, слова и образ сетующих остаются неизгладимыми в памяти нашей. Не значит ли это, что скорбь ближе и сроднее нам, нежели радость? Вы слышите пение или музыку: приятно, конечно, отзываются в душе и веселые тоны, но они скользят только по поверхности ее, не оставляя заметного в ней следа, между тем как тоны грустные погружают душу в себя и надолго остаются памятными ей. Спросите путешественника, что оставило в нем более глубокое впечатление, и он ответит вам, что из множества им виденного выдаются у него в голове из-за других преимущественно такие предметы и места, которые погружали его в грустную задумчивость.
Этих примеров, кажется, достаточно в пояснение той мысли, что основное чувство нашего сердца есть грусть. Это значит то, что природа наша плачет о потерянном рае, и как бы мы ни покушались заглушать этот плач, он слышится в глубине сердца наперекор всем одуряющим веселостям и внятно говорит человеку: "перестань веселиться в самозабвении; ты, падший, много потерял: поищи лучше, нет ли где-нибудь способа воротить потерянное".
У естествоиспытателей есть прибор, состоящий из вогнутой большой тарелки, которая, принимая лучи теплоты, собирает их в одну точку и зажигает таким образом вещество, какое будет подставлено. Нечто подобное можно сделать и над сердцем. Соберем на своде ума нашего все поразительные истины, какие представляет нам святая вера, и наведем их на сердце. Теснимое и проникаемое ими со всех сторон, оно, может быть, уступит силе их, умягчится, расплавится, породит пары воздыханий и загорится огнем сокрушения.
Истины, могущие умягчить сердце, всякому известны, их стоит только припомнить. Возьмем первые, какие придут на мысль: беспредельная любовь Творца и Промыслителя нашего оскорблена грехом, обеты крещения нарушены, грехами мы второе (потом. - Ред.) распинаем Господа и Спасителя нашего, предаем Его подобно Иуде, заушаем, оплевываем, ругаемся над Ним; через грех теряем все высокие преимущества христианские, и не только христианские, но и человеческие, и уподобляем себя скотам. К тому ж еще - не нынче, завтра - смерть, а там суд, которого, не покаявшись, нет возможности переменить. Еще: может быть, мы, как бесплодная смоковница, оставлены только на это время покаяния, в ожидании, что принесем добрый плод, если же нет, то будем посечены. Эти и подобные им поражающие мысли собирайте в душе в один фокус и бейте ими свое сердце. Особенно делайте это во время молитвы. Одного только не забывайте: не верьте своему сердцу. Оно лукаво и есть первый наш изменник. Его надо взять в руки и без жалости жать и бить, как жмут и колотят белье, которое моют; его надо бить за то, что оно, как жадная губка, впивало в себя всякую встретившуюся нечистоту, и жать для того, чтобы выжать из него эту нечистоту.
Когда же умягчится сердце, тогда легко совладать с ним; тогда оно готово бывает на все и становится гибким, что твой шелк; тогда что ни скажи ему - все сделает. Скажи ему: "плачь" - заплачет; скажи: "исповедуй грехи" - исповедует; скажи ему: "перестань грешить!" - оно ответит: "перестану, перестану". Тогда остается еще одно только сделать над ним: навесть на него зеркало слова Божия или Божественных заповедей и заставить его смотреться в нем. Оно тотчас отразится в этом зеркале со всеми своими пятнами, морщинами и ранами, со всеми то есть грехами, большими и малыми; тут оно увидит и гордость, и спесь, и блуд, и тщеславие, и щегольство, и сластолюбие, и обиды, и гнев, и зависть, - словом, все, чем грешно оно перед Богом. Тогда спросите его: "ты ли это?" - и оно охотно ответит вам: "да, это я, я, несчастное", а в другое время оно спрячется и укажет на другого. Говорите ему: "это ты наделало? это ты во всем виновато?" - и оно ответит: "да, все я наделало и еще добровольно, и потому кругом виновато", а в другое время от него и слова не услышишь. Говорите ему: "ты безответно?" оно скажет: "да, безответно (не имеет оправдания. - Ред.)", а в другое время наговорит вам кучу оправданий и извинений. Прибавьте ему под конец: "слушай же, припади к стопам милосердого Бога, умоляй Его о помиловании, плачь и сокрушайся, исповедуй все грехи свои и положи твердое намерение не поблажать более страстям своим, не грешить и не оскорблять тем Господа своего!" - и все это оно исполнит, как послушное дитя, а в другое время ему хоть и не говори.
