Как бы я не противился этому выводу, Книга Иова подталкивает меня к нему. Почему жизнь столь несправедлива? В каких случаях Бог причиняет нам боль, а в каких только попускает? И есть ли между ними принципиальная разница? Почему Бог порой молчит, а порой так близок к нам? Бог имел полную возможность раз и навсегда дать нам ответ, но Он лишь нахмурился и головой покачал. Он не удосужился объяснить — видимо, ни Иов, ни другие люди не способны это понять.
Я не могу ответить на вопрос Иова — этого не стал делать даже Господь. Я могу лишь спросить, почему Бог не дает ответа, почему появилась «область богословского неведения». Я вступаю на территорию, о которой Библия молчит, то есть далее последуют лишь мои голословные рассуждения. Я предлагаю их людям, неудовлетворенным отсутствием Божьего ответа, не перестающим задавать вопросы даже после того, как Бог отказался отвечать.
1. Возможно, Бог оставляет нас в неведении, потому что знание не пошло бы нам на пользу.
Каждого страдальца преследует один и тот же вопрос: Почему это случилось со мной? Что тем самым говорит мне Бог? В Книге Иова Бог отметает вопрос о причине, сосредоточившись вместо этого на реакции человека, на его вере. Попробуйте, однако, вообразить, что произошло бы, если бы Бог отвечал на каждое «почему». Нам кажется, что было бы легче перенести боль, знай мы ее причину. Так ли это на самом деле?
Мне кажется, на Книгу Иова очень похож другой библейский текст — Плач Иеремии. Иов потрясен гибелью своего дома, утратой богатства. Автор Плача столь же потрясен гибелью своего города, Иерусалима. Обе книги полны гнева и горечи, глубочайшего разочарования в Боге. Многие стихи Плача кажутся парафразой гораздо более древней Книги Иова. Однако пророк, создавший Плач (считается, что это Иеремия), отнюдь не пребывал в недоумении, подобно Иову, он прекрасно знал, за что подвергся разрушению Иерусалим — за то, что евреи нарушили завет с Богом. Тем не менее, знание причины нисколько не облегчает его страданий, не освобождает от отчаяния и растерянности. «Господь сделался как неприятель! — стонет Иеремия. — Для чего совсем забываешь нас, оставляешь нас на долгое время?» — вопрошает он Бога, хотя прекрасно знает ответ — его же собственный текст исчерпывающе отвечает на этот вопрос.
Какие объяснения могли бы утолить тоску Иова, Иеремии, Мэг Вудсон? Знание пассивно, оно ограниченно сферой разума, а страдание — активно и личностно. Никакой рациональный ответ не разрешит проблему страдания. Возможно, именно поэтому Господь посылает Своего Сына, Который стал единственным ответом на человеческое страдание. Иисус Христос испытал страдание на Себе, вобрал страдание в Себя. Вочеловечение не разрешило проблемы страдания, но оно стало личным, действенным ответом. Поистине, никакие слова не говорят нам столь внятно, как Слово.
Поиски ответа на вопрос о причине страдания в Книге Иова не дадут результата. Бог отказался отвечать. Иов позабыл о своих вопросах. Трое собеседников Иова раскаялись в своих словах. Иисус тоже отказался обсуждать непосредственный источник страдания. Когда Его ученики начали строить догадки относительно вины слепорожденного (Иоанн 9) и о причинах двух местных катастроф (Лука 13), Иисус одернул их. Библейские свидетельства убеждают меня, что готовых ответов на вопрос «почему» попросту нет.
Взявшись говорить за Бога, мы ступаем на опасный путь. Даже утешение, из самых благих побуждений предложенное ребенку, — «Боженька забрал твоего папу, потому что Он его очень любит», — предполагает вторжение в ту область, которую Библия оставляет недоступной для человека. Несчастья, будь то авиакатастрофа, эпидемия, выстрелы снайпера–маньяка, бракованные лекарства, голод в Африке — настоятельно требуют разумного объяснения, но Книга Иова напоминает: сам Господь уклоняется от объяснений.
2. Возможно, Бог оставляет нас в неведении, потому что мы не в состоянии понять ответ.
Быть может, величественный не–ответ Бога Иову вовсе не ухищрение, не попытка уйти от ответа? Может быть, иначе нельзя: крохотное создание на маленькой планете в дальнем уголке вселенной не в состоянии охватить грандиозный замысел Творца? С тем же успехом можно расписывать цвета слепорожденному, играть симфонию Моцарта глухому или развивать теорию относительности перед аудиторией, не слыхавшей о существовании атомов.
Представьте себе, что вы пытаетесь вступить в контакт с существом, размещающемся на предметном стекле под микроскопом. Его вселенная двухмерна, ограничена стеклами. Его чувствам недоступно ничего из происходящего за этими рамками. Как вы внушите ему понятие о пространстве, о высоте и глубине? Вам «сверху» отчетливо виден двухмерный мир этого существа и окружающее его трехмерное пространство, но «снизу» это существо способно ощутить только мир двухмерный[44]. Незримый мир существует за пределами нашего восприятия, он лишь изредка вторгается в наш уровень бытия, и это мы называем чудом. Ни Иову, ни нам с вами в рамках нынешних наших возможностей не постичь вселенную целиком.
Режиссер Вуди Аллен исследует столкновение двух миров в «Алой розе Каира». Сперва мы видим героя глазами Мии Фарроу: он исполняет свою роль в фильме. Затем, как это ни невероятно, герой выходит из двухмерного экрана и попадает в зал кинотеатра в Нью–Джерси, в «реальный» мир изумленной героини мисс Фарроу.
Во внешнем мире киногероя подстерегает множество неожиданностей. Ему дают кулаком в челюсть, и он падает, как его учили делать на экране, а затем с удивлением потирает ушибленное место — нисколько не больно! Целуясь с Мией, он замирает в ожидании затемнения. Когда киногерою говорят о Боге: «Он правит всем, Ему принадлежит весь мир», — тот кивает: «А! Вы о мистере Мейере, владельце кинокомпании!» Его представления ограничены миром кино.
Потом киногерой возвращается в свое заэкранье и пытается поведать коллегам о «реальном мире». Они решают, что он спятил, он мелет чушь. Нет никакого «другого мира»! Единственная реальность — это мир кино.
Вуди Аллен предлагает нам еще один вариант аллегории о двухмерном существе. Если один мир (двухмерное пространство или мир кино) существует внутри другого, объяснить его можно лишь с точки зрения «большего» мира. Если мы продолжим эту аналогию применительно к Книге Иова, мы убедимся: большинство вопросов Иова затрагивают проблемы «высшего уровня», выходящего за пределы его понимания.
Бог живет на более высоком уровне, в ином измерении. Вселенная не заключает Его в себе — Он создал вселенную. Он не ограничен пространством и временем, хотя мы не в состоянии постичь такую свободу. Он способен войти в наш материальный мир — иначе Он не был бы доступен нашим ощущениям, — но для Него это то же самое, как для автора ввести себя в собственную книгу в качестве персонажа, а для живого человека — появиться на экране кинозала.
Жила была леди Нинетта,
Она мчалась со скоростью света,
Спешила сверх сил,
Как Эйнштейн учил:
Вышла днем, а вернулась вчера до рассвета.
Концепция времени в особенности подчеркивает принципиальное различие между точкой зрения Бога (вид сверху) и нашей. Я полагаю, это различие лежит в основе наших не находящих ответа и порождающих разочарование вопросов к Богу. Следовательно, имеет смысл уделить этой проблеме особое внимание.
Блаженный Августин посвятил книгу 11 «Исповеди» проблеме времени. «Что же такое время? — задумывается он. — Пока никто меня не спрашивает, я знаю, но когда пытаюсь кому–нибудь объяснить — не знаю». Августина как–то спросили: «Что делал Бог до начала творения?» — и Августин ответил, что Бог создал время вместе с миром, поэтому подобный вопрос неправомерен — он лишь показывает, что вопрошающий не в состоянии отрешиться от времени[45]. «До» времени есть только вечность. Для Бога вечность — постоянное настоящее, для Бога один день равен тысяче лет и тысяча лет равна одному дню[46].
Что бы сказал Августин о теории Эйнштейна, объединившей пространство и время? Теперь время перестало быть для нас абсолютным, сделалось относительным. Восприятие времени зависит от позиции наблюдателя. Вот пример: 23 февраля 1987 года чилийский астроном наблюдал вспышку сверхновой — мощнейший взрыв, выделяющий в секунду больше энергии, чем Солнце за десять миллионов лет. Но разве это событие произошло 23 февраля 1987? Да. Но только с точки зрения нашей планеты. На самом деле вспышка произошла за 170 000 лет до нашего 1987 года, однако луч, порожденный этим далеким событием, путешествуя со скоростью около 6 триллионов миль в год, достиг нашей вселенной 170 000 лет спустя.
Более высокий уровень —- уровень вечности — выходит за пределы наших представлений о времени. Попробуйте представить себе огромное Существо, гораздо большее, чем наша Вселенная — настолько большое, что оно может одновременно присутствовать и на земле, и в точке, где находится увиденная в 1987 году на земле сверхновая. Это Существо наблюдает земную историю 1987 года, включая открытие этой сверхновой, и одновременно видит то, что на земле станет известно лишь 170 000 лет спустя. Итак, это Существо созерцает разом и прошлое (на земле оно видит вспышку сверхновой, произошедшую 170 000 лет назад), настоящее (события 1987 года на земле) и будущее (оно видит то, что происходит на сверхновой «сейчас», а землянам откроется лишь 170 000 лет спустя).
