Вообще положение детей в храме больше всего напоминает их положение в компании взрослых где–нибудь в гостях. Хорошо, если ребенок еще достаточно спокойный и сдержанный. В противном случае он всем мешает, каждый невольно думает, что было бы лучше, если бы его и не приводили, а ему самому безумно скучно, жарко и вообще невыносимо долго. Просто удивительно, что за тысячу лет Православия на Руси не возникло никаких особых форм служения, рассчитанных на детей. Баптизм, например, насчитывает в России всего лишь сто лет, а между тем там давно имеются специальные молодежные и детские служения, не говоря уже о том, что принятию крещения предшествует несколько месяцев обучения основам веры. И дело здесь опять же не в том, что наша Церковь была «не свободна». Баптисты находились у нас в точно в таких же условиях. А в Православии и до революции точно так же не было никаких специальных детских служений. Даже в Американской Православной Церкви, где, казалось бы, никаких препятствий для нововведений (кроме внутрицерковных) не существует, один из энтузиастов воспитания детей в православной вере в целях облегчения участия их в богослужениях всего–навсего предлагает мальчикам петь запричастны, а девочкам поправлять свечи во время службы (!). По воспоминаниям моих собственных детей, последнее — прекрасное средство для того, чтобы скоротать время, но никак не для того, чтобы молиться.
Или вот другое воспоминание из церковной жизни русских православных за рубежом (во Франции). Летом устраивались русские христианские лагеря для детей. Помимо всего, что обычно проводится в детских лагерях, там были еще обязательные воскресные литургии в специальной большой палатке, где был установлен иконостас, переносной алтарь и прочее, необходимое для службы. Нередко в жаркие дни в палатке была такая духота, что некоторые дети не выдерживали и падали в обморок. Их, естественно, выносили на свежий воздух. Оставшиеся ребята покрепче с завистью смотрели на своих уже «отмучившихся» товарищей. Что мешало устроителям лагеря отступить от сложившегося веками ритуала и поискать какую–то другую форму совместной молитвы для детей?
Одной из форм таких детских служений могли бы стать небольшие инсценировки на евангельские или церковно–исторические темы с непременным участием самих детей. Опыт таких инсценировок, проводившихся по домам еще в 70–х годах в среде московской верующей интеллигенции, совершенно замечателен. Тексты были краткими, простыми — большей частью песни. Слова и музыка сочинялись взрослыми. Впрочем, слова некоторых песен сочинили даже сами дети. И исполнителями были дети. В простых, проникновенных словах передавалась не только суть вспоминаемого события, но содержалась и определенная духовная ориентация: в мире немало зла и неправды, но Бог силен победить все это, и свет, зажегшийся некогда в Вифлееме, спустя века продолжает светить миллионам верующих в Иисуса. Инсценировка заканчивалась пением тропаря ближайшего праздника и вызывала большое воодушевление у детей. Сейчас многие из них стали уж взрослыми, но слова и мелодии до сих пор живы в сознании, напоминая о ярком духовном событии детства. Такого рода инсценировки могли бы соединяться со свободной молитвой как взрослых, так и самих детей. Разнообразие форм, тем, при неизменно высокой требовательности к качеству, могло бы стать замечательным средством духовного возрастания детей в верующих семьях, облегчило бы для них со временем сознательное участие во «взрослых» 175 богослужениях.
Где и когда проводить такого рода детские служения — определяется не конкретными условиями. Важно самое главное — осознание того, что такие служения так же необходимы для детей, как детские книги, спектакли, фильмы, радио–передачи, оперы, песни и т. п. Лишите наших детей всего этого в сфере светской культуры. Оставьте лишь то, что предназначено для взрослых. Сама мысль об этом кажется дикой и нелепой. Но, как ни странно, положение, очевидно нелепое в сфере светской, веками сохраняется в сфере церковной.
Начиная с 1900 года в религиозном воспитании детей также стало многое меняться. В некоторых храмах Москвы и в других городах стали работать воскресные школы. Желающих водить детей по воскресеньям на занятия по Закону Божьему в каждом приходе нашлось предостаточно. Занятия эти включали в себя не только изучение Священной Истории Ветхого и Нового Заветов, но также знакомство с богослужением, пение, рисование, беседы на нравственные темы и многое другое, что можно было придумать при наших пока скромных возможностях. Отрадно, что во всем этом принимали участие и миряне — прихожане данного храма. Сейчас главное — расширение наших возможностей. Везде трудности с помещениями, нехватка священников, способных проводить эти занятия, почти полное отсутствие необходимых пособий: учебников, диафильмов, слайдов и другого иллюстративного материала. Тем не менее «учебный год» завершился неплохо. Во многих школах в конце мая прошли праздничные вечера, детям приготовили подарки. Словом, опыт первого года таких школ показал, что дело это чрезвычайно нужное и важное. Именно такого рода работа из людей, просто посещающих регулярно тот или иной храм, способна создать приход — общину верующих православных христиан, которые будут жить общими задачами, проблемами, помогать друг другу в нашем общем пути за Христом.
Все в целом вселяет надежду на то, что при сохранении стабильного политического, общественного и внутрицерковного климата через несколько лет мы в нашей Церкви будем иметь новое поколение христиан, способных еще шире и глубже нести в народ веру Христову.
«Братие, святяй и освящаемии от единого вси: еяже ради вины не стыдится братию нарицати их глаголя: Возвещу имя твое братии моей, посреде церкви воспою тя. И паки: аз буду надеяся нань. И паки: се аз и дети, яже ми дал есть Бог. Понеже убо дети приобщишася плоти и крови и той приискренне приобщися тех же, да смертию упразднит имущаго державу смерти, сиречь диавола…»
Лет двадцать назад во время спора о том, понятен или нет для верующих церковно–славянский язык, я предложил своей собеседнице, известной писательнице с блестящим филологическим образованием, отстаивающей традиционную точку зрения, сказать в двух словах, о чем идет речь в приведенном отрывке. Я прочел его наизусть, поскольку это апостольское чтение :на водосвятном молебне, которое читается в храме ежедневно. Потом, по ее просьбе, дал и сам текст, который моя собеседница много раз старательно читала и перечитывала, пытаясь понять. Часа через два она сдалась, согласившись со мной, что непонимание многих мест богослужения проистекает «е только из–за плохого чтения–или пения, но и из–за самого языка. Заметьте, текст остался непонятным при многократном п р о ч т е н и и человеком высокой филологической культуры, крещенным в детстве и вообще нередко посещавшим храм. (Это была Надежда Яковлевна Мандельштам). Что же говорить о церковных бабушках? Спросите тех, кто каждый день ходит в храм, поет на клиросе, словом, слышит этот отрывок ежедневно, спросите любую из них, о чем здесь говорится. С абсолютной уверенностью можно сказать, что никто на этот вопрос не ответит. Более того, спросите любого батюшку или даже чтеца, читающего этот текст, о чем здесь речь. Ответа не получите. А ведь это Слово Божие, читаемое при благоговейном молчании всего храма, причем ежедневно!..
Характерно еще и другое: никто даже не полюбопытствует, о чем же здесь все–таки речь. А ведь для этого достаточно просто взять русский текст Нового Завета и прочесть Послание к Евреям святого апостола Павла, вторую главу, стихи 12—18. Но это как–то никому не интересно. Ведь читаем за службой: «братие… освящаемии… от семени Авраамова… может и искушаемым помощи…» — чего же больше? Такое приблизительное, примерное, а часто просто неверное понимание не ощущается как явно недостаточное. Очень глубокая мысль, содержащаяся в этом отрывке из Послания апостола Павла к. Евреям, о человеческой природе Христа, о Его соприродности нам, людям, благодаря которой для нас открывается путь к Богу, — эта мысль остается просто неуслышанной.
Все сказанное относится не только к указанному отрывку, но практически ко всем апостольским и ветхозаветным чтениям, очень важное содержание которых таким образом проходит мимо сознания молящихся. Как шутил один мой знакомый, из апостольского чтения ему было понятно всегда только первое слово: «Братие!..» Шутка грустная, но, увы, справедливая. Ведь если вдуматься, то просто не по себе становится — откуда в христианской Церкви такое пренебрежение к Слову Божьему, которое низводится буквально до уровня некоего обязательного заклинания, терпеливо и даже благоговейно, но без всякого понимания выслушиваемого верующими. Как еще иначе можно назвать чтение так называемых паримий, то есть отрывков из Ветхого Завета, читаемых в большие праздники на всенощной. Столь важная вещь, как ветхозаветные события, пророчества, имеющие целью подчеркнуть в праздничный день единство Божественного замысла и действия в Ветхом и Новом Заветах, остаются на уровне торжественного, но совершенно непонятного чтения, которое лишь растягивает время богослужения, да еще придает специфическую торжественность своей непонятностью. Но ведь Слово Божие всегда имело целью наставить людей, открывать им Бога, а не поражать их воображение совершенно непонятными словами.
