ФЕОТИМ: В высшей степени так. Ведь никто из разумных не предложит вопрошающему в качестве предвосхищающего его вопрос ответа слова о непостижимом: каким образом это бывает так или этак, – поскольку он исследует не причину существования каждого [утверждения], но различие одного от другого.
ФЕОФАН: Восхищаюсь твоей разумностью. Действительно, в таких тонкостях богословия увидишь едва не всякую лукаво возникшую ересь. Но отвечающий таким образом, чтобы сохранять верность обеим частям [антиномии] ничуть не меньше, чем прежде, – благочестив; а пользующийся в каком бы то ни было случае каким бы то ни было одним [положением] против другого – еретик или даже вовсе безбожник, по логике каждой выдвинутой гипотезы.
5.ФЕОТИМ: Проясни, ради Бога, и то, о чем ты сейчас говоришь.
ФЕОФАН: Я это и делаю. Весь сонм святых отцов называл Бога одним по сущности и тремя по ипостасям, поскольку сущность есть одно, а ипостась – другое, так что каждая из них обозначает нечто иное, хотя и являются нетварными и обоюдно неотделимыми друг от друга ипостаси и сущность [556] , соблюдя таким образом незыблемой веру как в Троицу, так и в единоначалие. А Савеллий, обвинив так учащих в троебожии и сам слив три [Лица] в одно, отменил ради единства троичность Божества, и собрав от Священных Писаний слова о Единице, – таких как: Азъ Богъ первый, Азъ и по сихъ, и во вѣкъ, глаголетъ Господь[557], и как сказанное Самим Господом в Евангелиях, что Азъ и Отецъ едино есма [558] , и тому подобных, – предложил во свидетельство и опровержение троичности ипостасей. Разве не так делает Савеллий и иже с ним?
ФЕОТИМ: Все мы знаем, что это так.
ФЕОФАН: Я и привел это ради ясности, потому что это всем очевидно. Ты же, прилагая таковые его слова к правилу веры, которое и одним и тремя называет Одного и Того же Бога, покажешь его неверным и злославным, как отменяющего троичность единого Бога, а называемых им за это многобожниками провозгласишь благочестивыми и верными. Арий же, и сам называвший многобожниками говоривших о трех нетварных, утверждал, что есть один не тварный – Отец, низводя другие ипостаси на уровень твари. И собрав от Священных Писаний свидетельства, которыми устанавливается различие ипостасей, – такие как: Отецъ Мой болiй Мене есть [559], и елика слышахъ отъ Отца Моего, сiя глаголю [560] , и другие подобные этим, подчеркивающие и показывающие единый Источник божественности, – он пользовался ими против благочестиво поклоняющихся Святой Троице. Ты же, приложив и Ариевы слова к тому же правилу веры, которое и одним и тремя называет Того же Бога, скорее его самого покажешь поистине многобожником, называющим тварным и нетварным Одного и Того же Бога, каковые свойства не могут сойтись в одной природе.
6.ФЕОТИМ: Действительно, отличный канон! Ведь он не только показывает, но и как бы отсекает и отбрасывает прочь искривления. А можно ли при помощи подобного канона изобличать и заблуждающихся относительно Владычнего домостроительства?
ФЕОФАН: Очень даже.
ФЕОТИМ: Итак, что же это за канон?
ФЕОФАН: Такой, что мы веруемъ во единаго Господа Iисуса Христа[561] , то есть – во единого Сына Божия воплотившегося или, иначе говоря, сложного (διπλουν). Поэтому, если Несторий скажет, что иной от Бога [родился] и иной от Матери-Девы, а Евтихий, – напротив, – что у Христа одна природа, то ты приложи их слова к правилу веры, которое Того же Христа называет одним сложным Богочеловеком. И сразу же Евтихий будет изобличен в том, что он отрицает сложность, используя против него единство; а Несторий – что, отвергая единство ипостаси, пытается двойственностью природ упразднить единство Лица.
7.ФЕОТИМ: А получится ли у тебя таким же образом опровергнуть и учения Варлаама и тех, кто находится в опасности присоединиться к нему?
ФЕОФАН: Разумеется.
ФЕОТИМ: Тогда разъясни нам и это получше на словах.
ФЕОФАН: Конечно, разъясню. Как то, первое правило составил я тебе от Моисеевых слов, так и это – произведя его от отеческих [речений]. Ибо все они – одно, по Владычней молитве[562], и хотя можно было бы и из [слов] одного из них приготовить это правило, но для особо упорных требуются многие.
ФЕОТИМ: Назови, ради Бога, Феофан, применительно к каждому из приведенных тобою [речений] и изрекшего, и где в своих произведениях он это сказал, чтобы для желающих было возможно прочитать любое [из них] в их собственных книгах.
8.ФЕОФАН: Это я сделаю: особенно в отношении самого необходимого для ныне предлежащего предмета исследований. Итак, Василий Великий, толкуя сорок четвертый псалом Давида, говорит, что «красота поистине Сильного – это Его умопостигаемая и созерцаемая божественность»[563]. А Григорий Богослов, склоняя к принятию божественного крещения, «светом» называет «показанную на горе ученикам божественность, превышающую крепостью слабое зрение»[564]. И также в письме ко Клидонию говорит: «Он придет, как это показало мое слово, Таков, Каким был виден ученикам или Каким показался, когда божественность победила плоть»[565]. А Макарий Великий, раскрывая, насколько это возможно, духовное созерцание и проясняя насчет света откровения, говорит: «поскольку всякий помысел по причине воображения неких чувственных [предметов] входит в сердце, то тогда [лишь] просвещает его блаженный свет Божества, когда оно вполне освободится от всех них и станет чистым от всякого их образа, если только оная светлость действительно является чистому уму по прекращении всех помышлений»[566] . А божественный Митрофан, соединивший с мелодией слова: «Иже по существу невидимое Слово и вседетельное, узрѣлся еси человѣкомъ, человѣка призывая ко причастiю Твоего божества»[567]. А Григорий Нисский, опровергая [измышления] духоборцев, говорит, что «именование «божественность» выражает собой не природу Духа, а зрительную силу. Ибо если что-либо говорится о ней, то обозначает что-либо из того, что окрест нее, а сама божественная природа пребывает невыразимой и неизреченной, превосходя всякое[выражаемое]посредством речи значение»[568]. И еще он же в письме к Авлавию говорит, что «[слово ] «Бог» указывает на Действующего, а «божественность» – на энергию, так что ни одно из трех [Лиц] – не энергия, но скорее каждое из Них – действующее»[569]. А великий Афанасий в сочинении против Македония говорит: «то, что Он является Богом, вторично по отношению к природе; ведь и мы становимся богами, а стать той же природы [что и Он] не можем»[570]. И затем великий Василий пишет врачу Евстафию: «не знаю, как все придумывающие относят наименование «божественность» к указанию на природу. Ведь это наименование несет [в себе] указание на некую силу(εξουσια)– будь то зрительную или деятельную. А божественная природа пребывает во всех мыслимых именах невыразимой в смысле того, чем она является, как это показало наше слово, поскольку благодаря им мы научились различиям между энергиями, а природу Действующего ничуть не больше смогли познать через уразумение энергий. Ведь когда кто-либо объясняет смысл каждого из этих имен и самой природы, при которой эти имена, то не один и тот же смысл придает тем и другой. А у тех, у которых смысл разный, различна и природа. Стало быть, иное есть сущность, для которой до сих пор не нашлось выражающего ее слова, и иное – значение имен[обретающихся]при ней, именующихся от некоей энергии или достоинства. Итак, то, что в энергиях не существует никакого различия лиц, обнаруживаем из общности имен; а изменения по природе не находим никакого очевидного свидетельства, как уже было сказано, ибо тождеством энергий указывается также и на общность природы» [571]. А великий Дионисий, воспевая божественный и являющийся связующим началом мир (θειαν και αρχισυναγωγοω ειρηνην), говорит: «Самой-по-себе-божественностыо мы называем, в категориях изначального, божеского и причинностного, одно сверхначальное и сверхсущностное Начало и Причину; а имея в виду причаствуемое – подаваемую от непричаствуемого Бога промыслительную силу, само-по-себе–обожение, коего причащаясь свойственным себе образом, сущие являются и называются обожествленными (ενθεα)»[572]. А раскрывая божественное имя «Сущий», он говорит: «[наше] слово не обещает выразить самосверхсущностную благость, сущность, жизнь и премудрость самосверхсущностной божественности, сверхоснованную, как говорят Речения, превыше всякой благости, божественности, сущности, жизни и премудрости в тайных [сферах][573] ,но воспевает явленный благотворный Промысл как по преимуществу благость и причину всех благ»[574] . А в письме к Гаию он говорит: «Если под божественностью ты будешь разуметь боготворящий и благотворящий дар, то и по отношению к таким образом определяемой божественности, как богоначалию и благоначалию, будет запределен Тот, Кто сверхначален по отношению ко всякому началу»[575]. Но затем, снова богословствуя о Сущем, он же, – поскольку сказал о божественности, превосходящей божественность, служащую причиной всяческих благ, то чтобы не показалось слушающим, будто и сам он считает эту причину самоипостасной, а не промыслительной силой и выступлением [пребывающей] в сокровенности сверхсущественности, и что будто бы таким образом он говорит о том, что эти [божественности] являются сущностями, числом более одной, – говорит: «я не говорю про многие причины и многие божественности, высшие и низшие, но про все благие выступления единого Бога»[576]. И опять же великий Василий в послании к Евстафию «не слишком, – говорит, – принимать тех, которые употребляют имя «божественность» применительно к Божией природе. Впрочем, хоть природу Божию назовет кто божественностью – одна природа у Трех; хоть энергию наименует кто божественностью – одна у трех Лиц энергия»[577]. И также Григорий, великий Богослов, говорит: «озаряйтесь единым Светом в смысле сущности и, следовательно, божественности»[578]. И во втором Слове о Сыне: «имена «Сущий» и «Бог» скорее будут некоторым образом именами сущности, и из сих скорее «Сущий». Ибо имя «Бог» (Θεος), хотя и производится от [глагола] «бежать» (θεειν) или «жечь» (αιθειν), но является одним из таких[слов], которые говорятся по отношению к чему-либо[579], а не отрешенным»[580]. И великий Максим: «Един Бог, потому что едина божественность, Единица безначальная, простая, сверхсущностная, неделимая и нераздельная»[581] , невидимая и непостижимая умом. И Софроний, украсивший [собой] Иерусалимский патриарший престол: «Как одного Бога мы научились помышлять, так и одну божественность приняли [от отцов] исповедовать»[582]. Так что, разве не научаемся мы от отцов, что «божественностью» Самого Бога называется иногда сущность, а иногда не одна лишь она? Впрочем, разница здесь не в отношении нетварности. Ибо кто из желающих мудрстововать благочестиво назовет тварным благотворный и служащий причиной всех благ промысл под тем предлогом, что богослов из Ареопага Дионисий сказал, что это к нему относится его слово, а не к абсолютно невыразимой и божественной сверхсущественности; или божественную власть, поскольку именование «божественность» несет в себе, согласно великому Василию, указание на нее, а не на сущность Божию; или обоживающую силу Духа, поскольку природа Духа превосходит ее неизреченностью и сверхымянностью (θπερωνυμον), как это богословски изрек божественный Нисский предстоятель Григорий? Итак, не научаемся ли мы тому, что божественность единого Бога одна, но что это не только лишь сущность?
