— А каких-нибудь подсказок дети не дали? Куда Настя могла исчезнуть? Где нам ее искать?
— Погодите-ка, Рушель. Кажется, я понимаю, что делать. Я пошел строить ипсилон, вы не волнуйтесь, я скоро.
Пока Мишель работал, а Алексия строчила письмо Петровичу, я весь измаялся — как тяжело было бездельничать, когда нервы натянуты до предела! Врагу не пожелаешь!
— Готово!
Мессинг явно повеселел, Алексия же захлопнула ноутбук и внимательно, как-то по-особенному посмотрела на отца. Она очень волновалась за Настю, и ее драгоценный папа сейчас воплощал в себе надежду на спасение.
— Из того, что нам известно на данный момент, получаются две дроби, сопряжение которых дает третью дробь, в знаменателе которой и содержится ответ на вопрос, где нам искать нашу Настю. Итак, в числителе первой дроби чудь, в знаменателе — Хранительница Серафима. В числителе же второй дроби — Александр Федорович Белоусов, в знаменателе — способ настроить судьбу будущего ребенка, о котором чудь Чугул рассказала Насте. Сопрягаем две дроби и получаем третью дробь, в числителе которой — алтайцы, а в знаменателе — свадьба. Это я коротко. Объяснения нужны?
Не знаю, как Алексии, а мне объяснения показались крайне необходимыми, потому что я, как всегда, ничего не понял. И Мишель объяснил:
— Чудь, потомком которой является наша знакомая Чугул, — народ, который, как мы знаем, владеет тайнами земли, то есть материнства, плодородия, жизни и наконец смерти. Чудь жила в достойном уважения симбиозе с курумчинскими кузнецами, поэтому я позволил себе объединить этот народ в одну дробь с нашей Хранительницей Серафимой, которая хранит тайны курумчинских кузнецов, в том числе и те, что открыла им чудь. Разумеется, Хранительница Серафима теперь в моем сознании неразрывно связана с Александром Федоровичем Белоусовым, так родилась вторая дробь. Сопряжение этих дробей и привело к третьей дроби, которая отвечает на наш вопрос, где искать Настю. Настю похитили алтайцы, вернее, какой-то один алтаец, чтобы взять ее в жены.
«Ничего себе! Все-таки мой друг Мишель — гений! Пусть я не совсем понял его логику, это и не важно, а важно то, что он абсолютно прав», — я и сам замечал в Тюне, как алтайские мужчины и юноши смотрели на беленькую нежную Настю. Великолепная красота Алексии их привлекала много меньше — здесь явно ценили блондинок. А похищение невесты — необходимая составляющая свадебного обряда алтайцев.
— Папá, ты гений! — Алексия повисла на шее Мессинга. — А где именно, в каком поселке мы будем искать Настю?
— Ну это, доченька, совсем просто: мы прямо сейчас собираемся и идем в Айн.
— Почему именно в Айн, Мишель?
— Похититель Насти думает, что мы отправимся в Тюн, так как там мы уже были и должны решить, что именно там Настя кому-то приглянулась.
— А разве это не так?
— Так. Но в Тюн ее похититель не повезет. Зато Айн ближе всего к месту нашего сегодняшнего ночлега. Я уверен, что отправляться надо туда.
Мы спешно покидали наши нехитрые пожитки в рюкзаки и через пятнадцать минут уже бодро шагали по направлению к Айну.
Производственное совещание
Айн действительно оказался много ближе к месту нашего ночлега, чем Тюн, но меня это не взбодрило.
«Ну придем мы туда, — думал я мрачно. — И что мы здесь будем делать? Понятно, что искать Настю, но как? Просто ходить по аланчикам и опрашивать народ — способ крайне непродуктивный: так они нам и рассказали, как же, дождемся мы от них такой потрясающей душевной щедрости!»
Перед поселком я предложил остановиться на привал и разработать тактику дальнейшего поведения. Вот где пригодился бы Белоусов с его-то громадным военным и просто жизненным опытом; вот когда нам нужен был бы Петрович…
— Петрович! Рушель, папа, давайте посмотрим, что нам написал Петрович, ведь он же лучше всех нас разбирается в поиске, извлечении информации и всем таком!
— Да, ты права, Алексия! Включай компьютер, девочка моя!
— Есть! Есть письмо! — и Алексия стала читать:
«Еще раз здравствуйте, дорогие мои!
Пишу коротко, потому что знаю, как вы сейчас переживаете за нашу милую Настю. Посовещавшись с близнецами, я пришел к выводу, что Настю похитил кто-то из алтайцев для того, чтобы взять ее в жены. И прячут ее, скорее всего, в ближайшем алтайском поселке, но не в том, где вы были.
Теперь как вы ее будете выручать? Впрочем, это вторично. Главное, как вы ее отыщете? Ни в коем случае не расспрашивайте местное население — таким образом вы никогда не добьетесь желаемого результата. Самостоятельно подглядите в те жилища, которые чем-нибудь отличаются от остальных. В первую очередь обратите внимание на самое богатое и самое бедное жилища. Скорее всего, юноша, возжелавший непременно заполучить в жены русскую девушку, да еще и городскую, то есть не приспособленную к жизни в горах среди пастухов, богат — ведь он не ищет себе хозяйку-работницу; поэтому вас интересует богатый аланчик. Поместить же Настю в бедный аланчик ее „жених“ может ради маскировки.
Пишите мне!
Всех обнимаю,
Ваш Петрович».
— Так, замечательно, по крайней мере, хоть что-то прояснилось. Есть еще предложения?
— Рушель, как вы думаете, а Настю не могли…
— Нет, Алексия, не бойтесь, изнасиловать Настю не могли: алтаец не притронется к своей невесте до свадьбы, иначе потом он не позволит себе ввести ее в дом. Украли же ее именно ради свадьбы, здесь Мишель и Петрович абсолютно правы — слишком большую ценность представляет беленькая девушка для алтайцев, слишком, если можно так выразиться, престижно иметь такую жену, чтобы лишить себя этого ради удовлетворения минутной прихоти. Так что не волнуйтесь.
— Вот ведь как! Я стараюсь, ипсилон строю, а оказывается, до детей и Петровича все доходит само, без всяких усилий. Нет, думаю, скоро мы будем брать с собой моих внуков.
— Нет уж, папá! Чтобы их похищали, уводили за собой духи мертвых, убивала некроэнергия! Я к этому не готова!
— Мы отвлеклись, друзья, а сейчас мы ни в коем случае не можем себе этого позволить!
— Простите, Рушель. Вы спрашивали про идеи; я могу сама поискать Настю, сказав, что я — ее подруга и явилась помочь подготовиться к свадьбе.
— Все бы было очень хорошо, Алексия, милая, но вам никто не поверит, ведь еще вчера вы и не подозревали ни о какой свадьбе.
— Да, но…
— Нет-нет, доченька, Рушель совершенно прав, тебе не поверят. А вот если мы выдадим кого-нибудь из нас за Настиного супруга, нам ее сами отдадут безропотно: в алтайских семьях в жены берут исключительно девственниц, и чужая жена никому не нужна!
— Браво, Мишель! Это должно сработать. Значит так. Сейчас идем в Айн и там каждому встречному говорим, что у вас ночью пропала жена, и вы очень, очень просите, умоляете помочь с поисками, обещаете заплатить, потому что она — молодая глупая женщина, и могла заблудиться в тайге, решив ночью побродить в одиночестве. Вместе с тем мы стараемся сунуть наши носы в самый богатый и самый бедный аланчики. Ну что, коллеги, вперед?
— Вперед!
И мы пошли.
Айн оказался меньше Тюна, но выглядел несколько цивилизованнее — сразу видно, что близко от туристских троп, даже Интернет там был. Здесь уже овцы, люди и собаки располагались не вперемешку, как в Тюне, а в относительном порядке: люди либо возились у костров, либо просто куда-нибудь шли; собаки собрались стаей и дремали, правда, лениво зашевелились, почуяв незнакомцев. Лаять никто из них не собирался. Овцы же держались стадом отдельно. Их можно было понять: в отличие от людей и собак их абсолютно не привлекал запах жареной баранины.
Мы подошли к ближайшему костру и поприветствовали трех мужчин, жаривших барана на вертеле:
— День добрый, хозяева!
— И вам, гости дорогие, добрый день! Присаживайтесь к нам, — один из алтайцев подвинулся, и мы не замедлили воспользоваться приглашением.
— Мы в ваших краях — люди новые, — начал издалека Мишель, — это мой друг, его зовут Рушель, это — Алексия, моя дочь от первого брака. Мы приехали сюда, чтобы полюбоваться красотой вашей благословенной земли.
— Да, да, к нам едут, едут многие, издалека едут — у нас воздух здоровый, горный, у нас баран свежий, жареный, красиво у нас, хорошо, а мы гостям всегда рады.
— У нас произошло несчастье, и мы очень просим вас помочь нам, — Мессинг был очень выразителен, даже у камня разорвалось бы сердце. Впрочем, ему и играть особенно не приходилось.