Но, оставляя апостола Павла, взглянем еще и на других апостолов. Они также жили верой в воскресение Христово; но собственно в качестве свидетелей воскресения имеют особенное значение даже не их слова и уверения, a они сами, так как их свидетельство там именно и становится особенно сильным и убедительным, где оно является несознательным и косвенным. Мы знаем, каковыми они выступают в евангельском повествовании, — простыми рыбаками, столь же малопонятными, слабыми и порывистыми, как и вообще этого сорта люди. Круг их воззрений и понятий чисто иудейский, причем эти понятия являются у них вовсе не в тех утонченных формах, которые вырабатывались в школах, a в самых простонародных, деревенских, сложившихся в невысокомудрствующей среде бедных поселян. Единственное царство, которого они ожидали, было восстановление древней теократии с ее славой во времена Давида и Соломона. Их понятия о будущем мире были весьма смутны, и они не могли ясно представить себе того, что выходило за пределы настоящего мира. Им едва ли известно было, что за пределами Иудеи и Галилеи существует еще особый великий мир народов, или если и знали, то это только увеличивало их ненависть к тому чужеземцу, который завоевал их страну, и презрение к язычникам за то только, что они не обрезаны. И вот эти люди испытывают двоякую перемену: во-первых, они твердо удостоверяются в том, что раньше даже превосходило самую способность их разумения, именно, что их распятый Учитель воскрес из мертвых, и во-вторых, — становятся, в силу этой именно уверенности, проповедниками и апостолами новой религии, совершителями того необычайного и блистательного переворота, равного которому еще никогда не происходило в истории человечества. Это совершенно чудесная перемена, и тот подъем духа, который произошел в них, превосходит все возможности, представляемые законами психологической жизни. Ведь мы все знаем, к чему способны рыбаки вообще, и знаем также, что совершено рыбаками галилейскими. В своем первоначальном состоянии последние держались едва ли еще не более узкого круга понятий о религии, о Боге и Его отношении к человеку, чем это бывает обычно среди рыбаков; и однако эти галилеяне настолько преобразовались и вдохновились, что у них явилась грандиозная мысль и вместе с тем желание осуществить схему гораздо более возвышенную и величавую, чем какая когда-либо приходила в голову даже Александру Великому иди Юлию Цезарю. И кто же произвел в них эту чудесную перемену? По их собственному свидетельству — именно воскресение Христа. Если бы они сами создали эту веру, то они остались бы без всякой перемены; если же она создала их, то перемена становится объяснимой и находит для себя достаточное основание. Без этой веры они остаются величайшей загадкой в истории; с ней они и все их дела становятся совершенно понятными. Воскресение есть достаточное основание для объяснения всей последующей судьбы этих людей; без него же сами эти люди совсем не были бы достаточным основанием для объяснения того великого переворота, который христианство совершило в истории человечества.
Истина воскресения Христова имеет еще и другие косвенные основания, которые не менее знаменательны, чем рассмотренные. Это именно отношение иудеев к христианской вере, которое столь же замечательно, как и переворот, произведенный этой верой в апостолах. Иудеи ненавидели христианство даже больше, чем они ненавидели Самого Христа, и не останавливались ни перед какими мерами, только бы подавить и искоренить его. В то время они, как и теперь, были уже народом всемирным, жили во всех странах, торговали по всем городам, представляя собой обособленную расу, которая, повсюду соприкасаясь с язычниками, нигде однако же не смешивалась с ними, — народ, который, несмотря на разбросанность, продолжал оставаться иудеями, был связан с Иерусалимом самыми неуловимыми нитями, досконально знал его историю и был вполне знаком со всем, что только касалось его настоящего положения и прошлых судеб. Как и теперь, иудеи в то время обладали поразительной способностью разузнавать все выгодные для них тайны, знали, как проникнуть в самые тайники общественно-политической жизни и умели воспользоваться этим с наибольшей для себя выгодой.
Даже сама неприязнь, с которой относились к ним другие народы, в значительной степени вызывалась этой именно их особенной способностью и их искусством пользоваться ею так, чтобы достигать своих целей без особенно деликатной разборчивости в средствах. И вот к иудеям именно апостолы впервые обращались с проповедью Евангелия, и от иудеев именно они претерпевали наибольшие гонения и неприятности. Иудеи именно повсюду поднимали против них мятежи, разжигали невежественные страсти язычников, преследовали проповедников христианства (особенно апостола Павла) из города в город, отравляли атмосферу вокруг них самыми злобными и коварными клеветами, и даже привлекали их на суд римских правителей, хотя последние и мало обращали внимания на тонкости иудейского законничества (как это было с апостолом Павлом в Коринфе, где он был приведен разъяренной толпой иудеев к трибуналу благородного Галлиона, брата Сенеки).
Но при всем том, насколько можно судить по древнейшим памятникам, они никогда не делали одной только вещи, — никогда не отрицали действительности воскресения Христа, даже никогда не возбуждали и вопроса о нем.[262] Если бы они в состоянии были доказать, что Христос не воскрес из мертвых, то Его религии был бы нанесен этим доказательством смертельный удар. И если бы только такое доказательство было возможно для кого-нибудь, то именно только для них. Местом воскресения была их собственная столица, их именно правители и старейшины были причиной смерти Христа, и конечно в то же время с особенной подозрительностью и бдительностью следили за учениками в следовавшие затем дни.
Все иудеи рассеяния, живя даже в самых отдаленных странах, находились в тесных сношениях с Иерусалимом, и каждый из годовых праздников наверно привлекал в город и таких фанатиков, которые решались во что бы то ни стало подавить и искоренить это новое “отступничество от закона” и настойчиво спрашивали у первосвященников, как им лучше и удобнее сделать это. Но тут именно и оказывается в высшей степени странная вещь: этот изворотливейший, самый разбросанный и в тоже время самый сплоченный из народов, одушевленный самой неискоренимой ненавистъю к христианству, готовый удовлетворить ее всякими способами, какие только могут быть подсказаны и оправданы неутолимой яростью фанатизма, странным образом оставил неприкосновенным и не подверг опровержению самый главный факт, на котором основывалась вся ненавистная ему религия! Как объяснить это? Факт этот не был каким-нибудь секретом: лица, выступавшие свидетелями и очевидцами его, проповедовали ο нем повсюду, предлагали исследовать дело и просили, чтобы их свидетельство проверено было на основании известных всем событий. И однако лица, которые слышали их свидетельство и которым выгоднее всего было опровергнуть его, никогда не делали ни малейшей попытки на это, и давали возможность этой проповеди без всякого возражения и опровержения свободно распространяться по всему миру. Почему это? В известном заявлении Гамалиила нельзя не видеть некоторой наклонности к признанию того, не правы ли апостолы и не на их ли стороне действительно Бог и истина. Стоит только сопоставить это колеблющееся признание с уклончивостью иудеев от расследования главного факта, — того именно факта, открыто разъяснить и опровергнуть который у них были все побуждения и средства, и тогда окажется неизбежным то заключение, что факт воскресения был оставлен ими без опровержения потому, что его нельзя было опровергнуть, так что уклончивое молчание во всяком случае было менее опасным, чем прямое расследование его. В таком случае молчание иудеев оказывается столь же знаменательным в смысле доказательства истины воскресения, как и проповедь христиан.
Но есть и еще одна сторона, которая также весьма важна в смысле утверждения истины и действительности воскресения Христова. Проповедь, оставленная таким образом без опровержения со стороны иудеев, была в тоже время предметом крайнего смущения и соблазна для язычников. Сама идея воскресения из мертвых отнюдь не была такой, которая могла бы рассчитывать на принятие тогдашним миром, и нисколько не гармонировала с его предрассудками и суевериями. Проповедь о воскресении при тогдашнем состоянии языческих народов могла только производить в них недоумения, a не возбуждать веру. Сам опыт опровергал ее решительным образом, и никто еще не возвращался из того загробного мира, который закрыт от глаз таинственной завесой вечности. Поэтому неслыханное дотоле событие, будучи противным опыту, было равносильно невозможности.
