Возражение 3. Далее, он [(т.е. Макробий)] говорит, что «совершенствующие» добродетели принадлежат человеку, «который отошел от житейских дел и посвятил себя исключительно божественному». Но подобное не представляется правильным – ведь сказал же Цицерон, что, по его мнению, «не только не заслуживает похвалы, но, пожалуй, даже безнравственно, когда человек говорит, что презирает то, чем восхищается большинство людей, а именно силу и власть». Следовательно, нет никаких «совершенствующих» добродетелей.
Возражение 4. Кроме того, он [(т.е. Макробий)] говорит, что «общественными» добродетелями следует полагать те, «посредством которых добрые люди совершают добрые поступки во благо своего государства и ради безопасности своего города». Но в таком случае речь идет о законодательной правосудности, которая, по словам Философа, направлена на общественное благо[237]. Следовательно, никакие другие добродетели не являются «общественными»,
Этому противоречат следующие слова Макробия: «Плотин, наилучший наряду с Платоном философ, разделяет добродетель на четыре вида, говоря, во-первых, об общественных добродетелях, во-вторых, о добродетелях совершенствующих, в-третьих, о добродетелях совершенных, в-четвертых, о добродетелях образцовых»[238].
Отвечаю: как говорит Августин, «дабы родить в себе добродетель, душе необходимо следовать некоему образцу, и таким образцом является Бог: если мы следуем Ему, то живем праведно»[239]. Следовательно, образец человеческой добродетели необходимо предсуществует в Боге, равно как в Нем же предсуществуют образцы всех вещей. Поэтому добродетель можно рассматривать как изначально существующую в Боге, и в этом смысле мы говорим об «образцовых» добродетелях; так, божественный Ум можно назвать Его «рассудительностью», а созерцание Богом самого Себя – «благоразумием» (ведь и у нас оно суть то, что сообразует желание с разумом), «мужеством» Бога – Его неизменность, а Его «правосудностью» – соблюдение Вечного Закона в Его делах, о чем говорит и Плотин.
Затем, коль скоро человек по своей природе является общественным животным, то соответствующие такому состоянию его природы добродетели, благодаря которым человек совершает благие поступки в житейских делах, называются «общественными» добродетелями. И все, что было говорено нами о добродетелях ранее, подразумевало добродетели [прежде всего] именно в указанном смысле.
Но так как человеку приличествует стремиться к божественному, о чем говорит Философ в десятой [книге] «Этики»[240] и о чем сказано во многих местах Священного Писания – например: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный» (Мф. 5:48), – то между общественными, или человеческими, добродетелями и добродетелями образцовыми, т.е. божественными, нам надлежит разместить еще некоторые добродетели. Притом эти добродетели должны различаться согласно различию их движения и предела. Так, некоторые из них являются добродетелями людей, которые склоняются и стремятся к уподоблению божественному, и такие добродетели называются «совершенствующими». В указанном смысле рассудительность, созерцая божественное, полагает все мирское суетой и направляет все помыслы души к одному только Богу, благоразумие, насколько дозволяет природа, пренебрегает телесными нуждами, мужество отвращает душу от боязни небрежения телесным и укрепляет в стремлении к горнему, а правосудность состоит в том, что душа дает искренний обет следовать избранным путем. Кроме того, существуют еще и добродетели тех, кто уже достиг уподобления божественному и они называются «совершенными» добродетелями. В указанном смысле рассудительность созерцает только божественное, благоразумию не нужно обуздывать мирские желания, мужеству неведомы страсти, а правосудность, уподобившись божественному Уму, едина с ним в неизменном согласии. Таковы те добродетели, которые мы усваиваем блаженным и тем, кто уже в этой жизни достиг высшего уровня совершенства.
Ответ на возражение 1. Философ, говоря об этих добродетелях, имеет в виду те, которые касаются человеческих дел; например, под правосудностью он понимает то, что связано с куплей-продажей, под мужеством – то, что относится к страху, под благоразумием – то, что относится к желаниям, и в этом смысле [понятно] нелепо приписывать их Богу
Ответ на возражение 2. Человеческие добродетели, то есть добродетели людей, сообща живущих в этом мире, сопряжены со страстями. А вот добродетели достигнувших совершенного блаженства лишены страстей. Поэтому Плотин говорит, что «общественные добродетели обуздывают страсти», то есть сводят их к некоторой середине; добродетели «второго вида», а именно совершенствующие, «освобождают от них»; добродетели «третьего вида», а именно совершенные, «забывают о них»; в то время как «при рассмотрении добродетелей четвертого вида», то есть образцовых, даже «само упоминание о страстях нечестиво». Можно также сказать, что в данном случае под страстями он понимает неупорядоченные волнения [души].
Ответ на возражение 3. Пренебрежение житейскими делами, когда они необходимы, безнравственно, а в остальных случаях – добродетельно. Поэтому Цицерон несколько ранее говорит: «Из тех, кто отказался в пользу других от власти и славы общественной деятельности, нам, пожалуй, надлежит выделить особо талантливых людей, которые целиком посвятили себя наукам, а равно и тех, кто удалился от общественной жизни из-за слабого здоровья или по какой-нибудь иной серьезной причине». С ним полностью согласен и Августин, говоря, что «[святого] покоя ищет любовь к истине; общественные обязанности принимает на себя неизбежный долг любви. Если никто этого бремени не налагает, то следует пользоваться досугом для познания и созерцания истины; если же его налагают, то его следует принять по неизбежному долгу любви»[241].
Ответ на возражение 4. К общественному благу непосредственно относится только законодательная правосудность, но, распоряжаясь другими добродетелями, она, как говорит Философ, и их привлекает к служению общественному благу[242]. Кроме того, следует иметь в виду, что человеческие добродетели – в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, – должны быть направлены к благу не только общества [в целом], но и частей этого общества, а именно домоводства, или даже отдельного индивида.
Вопрос 62. О ТЕОЛОГИЧЕСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЯХ
Теперь нам надлежит исследовать теологические добродетели, под каковым заглавием наличествует четыре пункта: 1) существуют ли вообще теологические добродетели; 2) отличаются ли теологические добродетели от умственных и нравственных добродетелей; 3) сколько их и каковы они суть; 4) об их порядке.
Раздел 1. СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ВООБЩЕ ТЕОЛОГИЧЕСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ?
С первым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что никаких теологических добродетелей не существует. В самом деле, согласно сказанному в седьмой [книге] «Физики», «добродетель есть некоторое совершенство; под совершенством же вещи я разумею то ее состояние, которое наиболее соответствует ее природе»[243]. Но божественное превосходит человеческую природу. Следовательно, теологические добродетели не являются добродетелями человека.
Возражение 2. Далее, теологические добродетели – это как бы божественные добродетели. Но божественные добродетели, как было показано выше (61, 5), являются образцовыми и находятся не в нас, а в Боге. Следовательно, теологические добродетели не являются добродетелями человека.
Возражение 3. Далее, теологические добродетели называются так постольку, поскольку определяют нас к Богу, Который суть первое начало и конечная цель всего. Но сама природа разума и воли человека определяет его к его первому началу и конечной цели. Следовательно, в каких бы то ни было навыках к теологическим добродетелям, которые бы определяли разум и волю к Богу, нет никакой необходимости.
Этому противоречит следующее: предписываемое законом относится к актам добродетели. Но божественный Закон содержит предписания относительно актов веры, надежды и любви; так, [в Писании] сказано: «Боящиеся Господа! Веруйте Ему», и далее: «Надейтесь на Него», и еще: «Любите Его»[244] (Сир. 2:8 и далее). Таким образом, вера, надежда и любовь – это добродетели, определяющие нас к Богу. Следовательно, они суть теологические добродетели.
Отвечаю: добродетели необходимы для совершенствования человека, поскольку, как уже было показано выше (5, 7), человек может обрести счастье благодаря добрым делам. Но, как было показано (5, 5), человеческое счастье двояко. Одно адекватно человеческой природе, и это счастье, которое, если так можно выразиться, человек может обрести через посредство своих природных начал. Другое же счастье превосходит человеческую природу, и его человек может обрести только с помощью божественной силы через посредство своего рода богопричастности, в связи с чем [в Писании] сказано, что благодаря Христу мы «соделались причастниками Божеского естества» (2 Петр. 1:4). И коль скоро такое счастье превосходит способности человеческой природы, природных начал человека, позволяющих ему совершать соответствующие его способностям добрые дела, недостаточно для того, чтобы определить человека к такому счастью. Следовательно, человеку необходимо получить от Бога некоторые дополнительные начала, посредством которых он мог бы быть определен к сверхъестественному счастью точно так же, как он определяется к врожденной ему цели посредством своих природных начал, хотя и не без божественного вспомоществования. Такого рода начала называются «теологическими добродетелями», во-первых, поскольку в силу того, что они правильно определяют нас к Богу, их объектом является Бог; во-вторых, поскольку они могут быть всеяны в нас только Богом; в-третьих, поскольку об этих добродетелях мы можем узнать только через преподанное нам Святым Писанием божественное откровение.
