Многие христиане первых веков, открыв для себя Новый Завет, приходили к убеждению, что он радикальным образом отличается от значительной части Ветхого Завета. Достаточно рано в истории движения Иисуса появились люди, которые решительно отделяли благого Бога Нового Завета, явленного во Христе, от низшего капризного божества Ветхого Завета, называвшего себя YHWH. Разные секты давали этому старому Богу разные имена: одни называли его Иалдаваофом, другие Демиургом (Мастером, Ремесленником). Конечно, в древности его никто не называл Дартом Вейдером, но этот образ из «Звездных войн» хорошо раскрывает его характер{280}.
Гностические секты создали сложные мифологические системы, чтобы объяснить происхождение этих разных богов. Подчеркивалось значение иллюзии или обмана, благодаря которым низшее божество перехитрило человечество, выдав себя за самого настоящего Единого Истинного Бога, так что его стали почитать таковым многие народы. Гностики – буквально: «знающие» – освободились от этого заблуждения. Обычно такая точка зрения была связана с глубоко пессимистичным отношением к материальному миру, который был творением низшего Бога.
Как считали гностики, Христос открыл мир Духа, он пришел освободить своих последователей от уз материального творения и его Бога. Представление о конфликте между богами Ветхого Завета и Нового Завета автоматически влекло за собой полное отвержение иудаизма и иудейского закона. Во II веке сирийский гностик Сатурнин учил: «Бог евреев был одним из ангелов… Христос пришел низложить Бога евреев и спасти тех, кто верит в него, то есть тех, кто обладает искрой его жизни». Гностики особенно подчеркивали, что учение Иисуса обладало радикальной новизной, а одновременно очерняли старый закон иудеев{281}.
Подобные критики видели в Ветхом Завете раковую опухоль, которую лечить можно только удалением. Как это честно признают сами его последователи, старый Бог был убийцей: он умертвил египтян в Чермном море, повелел истреблять всех ханаанеев и другие народы. Некоторые группы настолько решительно отвергли это божество, что стали прославлять библейских героев, которые против него бунтовали, включая Каина. Они видели в Иисусе одного из таких бунтовщиков, восставших против старого Бога, господина этого мира. Как утверждал около 130 года сирийский учитель Кердон, Христос пришел «упразднить власть и гнет Демиурга, создавшего этот мир»{282}. Пятикнижие Моисея и Книга Иисуса Навина жестоки и ужасны, их Бог во всем, кроме своего имени, больше похож на дьявола.
Две Библии и два бога
Среди первых сторонников теории двух богов самым известным был Маркион, уроженец Понта (север современной Турции). Даже самые злые его критики признают, что Маркион занимал важное положение среди христиан: около 140 года он чуть не стал епископом Рима{283}.
Его взгляды действительно были весьма радикальными. Маркион считал, что Бог Ветхого Завета – это «автор всех зол», который «радуется войне, сознательно непоследователен и даже сам себе противоречит». Маркион указал на логические противоречия и неправдоподобные события в Ветхом Завете, прилагая рациональный анализ к текстам, которые он находил абсурдными. Сначала Бог запрещает поклонение идолам и изображения, а затем он велит Моисею сделать медную фигуру змеи ради безопасности израильтян в пустыне – и тому подобные вещи{284}.
Преимущественно же Маркион в своей критике подчеркивал нравственную сторону вопроса; он показывал, что Бог ведет себя подобно капризному тирану. Маркиона возмущали те библейские отрывки, в которых Бог ожесточал сердца своих жертв, так что они совершали злодеяния, за которые он мог потом их наказать. Маркион явно стоял на стороне тех героев Ветхого Завета, которых повествования описывало как злодеев, ставших жертвами. По его словам, смерть Христа принесла спасение «Каину и тем, кто ему подобен, жителям Содома и египтянам, тогда как ветхозаветные праведники не получили спасения: ни Авель, ни Ной, ни кто-либо из патриархов или пророков, поскольку они слепо следовали за худшим Богом»{285}.
Будучи не в состоянии примирить Ветхий Завет с Новым Заветом, Маркион вспомнил про два речения, приписываемых Иисусу: «Не может доброе дерево приносить злой плод» и «И никто не приставляет заплаты из новой ткани к старой одежде». Этими словами, думал Маркион, Христос сказал, что его благую весть невозможно примирить с Ветхим Заветом. Христианство должно освободиться от этого порочного текста, претендующего называться Писанием, чтобы стать чистым новым творением. Чтобы заложить основание для такого нового религиозного порядка, Маркион приготовил новую Библию – из нее были исключены весь Ветхий Завет и бульшая часть того, что мы называем Новым Заветом.
Маркион пользовался большим влиянием, и его деятельность вызвала немедленную реакцию. В частности, вероятнее всего, именно его версия Нового Завета заставила церковь точно определить, какие книги входят в канон. Кроме того, количество трактатов с критикой Маркиона и его школы, созданных в разных частях христианского мира, указывает на то, что его последователи жили в разных странах и его влияние было широким.
Секты гностиков и маркионитов столетиями сохранялись на Ближнем Востоке, а затем оставшиеся из них с легкостью отождествили себя с манихеями. В III веке жил пророк Мани, радикальный дуалист, учивший о том, что между Светом и Тьмой нет ничего общего. Он считал Христа предводителем сил света, которые вели постоянную борьбу с тьмой и материей. Мани вслед за Маркионом критически относился к Ветхому Завету, причем оба они ссылались на один и тот же ряд библейских отрывков. Подобно Маркиону, Мани смеялся над идеей о гармоничном единстве Библии:...
Благой Бог Закона! Он нанес ущерб египтянам, изгнал амореев, гиргашеев и другие народы, а их землю отдал детям Израиля. Если Он заповедал «Не пожелай чужого добра», то почему Он дал им землю других народов?{286}
После самого Мани самым знаменитым манихеем был Фавст из Северной Африки, который нападал на мейнстрим христианства, в ответ на что Августину пришлось писать труд Contra Faustum {287}.
На протяжении тысячелетия с лишним манихейство держало статус самостоятельной мировой религии. В Средние века секты и церкви гностиков и дуалистов существовали по всей Евразии, в буквальном смысле слова от Франции до Китая, и там звучала проповедь об Иисусе, который пришел освободить мир от власти кровожадного Бога Творца Пятикнижия{288}.
Если говорить о влиянии представлений Маркиона, Мани и Фавста на позднейшие поколения христиан, то мы увидим неоднозначную картину. Сегодня мы встретим немного откровенных последователей Маркиона. Некоторые другие типы альтернативного христианства сегодня привлекают внимание мыслителей, которые стремятся найти новое и более глубокое понимание иудео-христианства. Но маркионизм не был возрожден. Маркион отвергал материальный мир, а это отпугивает современных людей, которые хотят найти учение, утверждающее сексуальность, а не проклинающее ее. Проклятия Маркиона в адрес Бога евреев чреваты антисемитизмом и разжиганием расовой ненависти{289}.
Однако Маркион продолжает оказывать влияние на умы миллионов верующих, которые никогда даже не слышали его имени{290}. Когда рядовые христиане представляют себе Бога Ветхого Завета как свирепого и мстительного Судию, который громит амалекитян и издает постановления о том, чего нельзя делать, тогда как в Новом Завете мы видим добродушного Отца Иисуса, произносящего Нагорную проповедь, – это настоящий маркионизм. Такой взгляд позволяет решить проблему жестоких библейских отрывков, сказав, что это просто часть еврейского Ветхого Завета, отражающая мрачное и кровавое прошлое, о котором теперь, когда у нас есть свет христианства, можно забыть. Маркионизм обладает мощью, а искушение противопоставить Ветхий Завет Новому Завету и отделить один от другого так велико, что каждое новое поколение христиан снова должно сражаться с призраком Маркиона.
Торжество разума
Одни люди отвергли Бога Ветхого Завета, а другие задались вопросом, почему его деяния, описанные в Библии, иногда нас смущают или вызывают наше отвращение. Сам тот факт, что на протяжении христианской истории многие верующие испытывали мучения, читая иные ветхозаветные отрывки, имеет большое богословское значение. Что дает нам, смертным, право судить о поступках Бога, источника всякой справедливости и истины? На что опираются наши нравственные суждения? Если Библия действительно передает слова Творца и Судии всех, ни одно из творений не может относиться к ним как-либо еще, кроме как со смиренной благодарностью и почтением, и тогда сам тот факт, что человека возмущают библейские истории, указывает на тяжелый интеллектуальный грех. Горшки не критикуют горшечника. Тем не менее многие люди, которые стремились следовать за Иисусом, возмущались этими библейскими текстами, как будто они опирались на какое-то более важное откровение, чем эти слова.
