Иисус, благословив вино, огласил благодарственную молитву. Потом отпил глоток и передал чашу по кругу, дабы и мы пили согласно обычаю. Лица серьезные - все то и дело возвращались мысленно к завтрашнему дню, никому и на ум не приходило, сколь трагичен займется этот день. Убогие знали пророчества в самой доступной форме: помазанник божий победит детей Велиала и уготовит пришествие царства божия.
Всевозможные тонкости в толковании Писания были им недоступны, и все же вооруженное выступление вызывало озабоченность, омрачало радостный праздник.
Иисус, омыв руки, благословил чередой все блюда, затем вкусил горьких трав, омоченных во фруктовом взваре с вином. Мы последовали его примеру.
Ритуал требовал далее сказать пасхальную хаггаду об исходе из Египта.
55. Долго и красноречиво говорил учитель и закончил речь epithafium Моисею-законодателю, что вывел Израиль из неволи, установил закон Завета, но так и не ступил в землю обетованную.
Никто, кроме меня, не понял аллюзии.
Потом запели халлель хаггадал и снова испили вина из общей чаши. Иисус сказал:
- Уста мои еще не коснутся чаши, как исполнится воля божия. И пойдет сын человеческий, согласно предрешению, да исполнится воля господня.
Все сочли слова Иисусовы обещанием успеха в деле.
До сего момента, согласуясь с церемонией трапезы, все мы стояли и только теперь, омыв ноги и руки, возлегли на лавах, дабы приступить к пиршеству. Здесь-то и произнес Иисус знаменательные слова, превратно истолкованные впоследствии.
- Один из вас избран, дабы уйти, прежде чем станется, чему статься начертано.
- А почему, - спросил Симон, - кто это?
- Пробил час, и пусть брат не знает брата, дабы не предать его. Возможно, придется бежать в пустыню, ибо на войне всякое бывает.
- Так мы же не проиграем? - спросил кто-то с беспокойством.
Иисус ответил пророчеством Даниила:
И восстанет в то время
Михаил, князь великий,
стоящий за сынов народа Твоего;
и наступит время тяжкое,
какого не бывало с тех пор,
как существуют люди,
до сего времени.
И многие из спящих
в прахе земли пробудятся,
одни для жизни вечной,
другие на вечное поругание и посрамление.
И разумные будут сиять,
как светила на тверди.
и обратившие многих к правде
как звезды, вовеки, навсегда.
Все поняли, се - пророчество о последнем суде, кто-то спросил дрожащим голосом, когда исполнится предречение. Иисус ответил опять словами Даниила:
К концу времени и времен
и полувремени
и по совершенном низложении
силы народа святого
все это совершится.
- А я говорю вам, - сказал Иисус вдохновенно, - не минует этот век, и совершится. Тогда приближайте царство божие, дабы узреть его.
Сего вечера он пророчествовал и сам, давая понять, сколь тяжкие времена наступают, дабы не надеялись - в три дня вершатся судьбы мира. Еще раз напомнил Моисея: вел иудеев велением господа в страну обетованную, сам же не обрел ее. В конце беседы напомнил пророчество Исайи. Все помрачнели, тогда учитель зачел оптимистичный финал книги оного мудреца:
Выслушайте слово Господа,
трепещущие пред словом Его:
ваши братья, ненавидящие вас
и изгоняющие вас за имя Мое,
говорят:
"Пусть явит Себя в славе Господь,
и мы посмотрим на веселие ваше".
Но они будут постыжены.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Ибо как новое небо
и новая земля,
которые Я сотворю,
всегда будут пред лицем Моим,
говорит Господь,
так будет и семя ваше
и имя ваше.
56. Вечеря не затянулась - выступление назначили на час ночи, как только откроют ворота города и толпы верных потекут из околичных мест к святилищу. Разошлись на отдых, мне сдавалось, никто не видел, сколь сердечно расстались мы с Иисусом, а может, кто и видел нас в саду, из того сообщения и родился домысел о предательском поцелуе.
Сознаюсь, меня все сие мало трогает, не дивлюсь я и ненависти, окружающей в иных писаниях секты того Иуду, у коего от меня одно лишь имя, ибо, как справедливо замечает Тацит, proprium humani ingenii est odisse, quem laeseris {Человеку свойственно ненавидеть того, кому причинил несправедливость (лат.).}.
Я расстался с Иисусом еще до полуночи и, миновав стражу, спустился с горы Елеонской в долину Кедрона дорогой от Иерихона в Иерусалим. Обогнув стену, я остался заночевать неподалеку от Овечьих ворот, у работника нашей семьи, некоего Ашера, сына Баруха, - его о моем прибытии известили. Оставаться здесь на весь следующий день не намеревался, в городе меня ждала собственная вилла со всеми удобствами, где я без оглядки снова мог сделаться мирным и уважаемым финансистом.
КНИГА ШЕСТАЯ,
в коей сказывается о смерти Иисуса.
1. Утро у городских ворот. 2. Немного о топографии города. Голгофа. 3. У себя дома. 4. Об устройстве жилой части виллы. 5. Чтение Филонова трактата. 6. Еще о Филоне и его семье. 7. Об основах возможной универсальной религии. 8. О мастере-шатернике из Киликии. 9. Наблюдения с безопасной дистанции. 10. Первые новины. 11. Беспорядки в святилище. 12. Плебейский псалом. 13. Грабеж в конторах и разгром меняльных столов. 14. О Галилее. 15. Где находился Иисус во время беспорядков. 16. Каиафа призывает римлян. 17. Рапорт тайной полиции. 18. Самарянин-мессия. Кто такие самаряне. 19. Пилат учиняет резню. Вителлин лишает Пилата полномочий. 20. Интервенция римлян. 21. Вооруженные столкновения на горе Елеонской. 22. Казнь. 23. Рассказ солдата о смерти псалмопевца. 24. Был ли это Иисус? 25. Рассказ сторожа. 26. Еще раз о псалме. 27. Комментарий. 28. Дальнейшие известия о казни. 29. Еще одна гипотеза.
1. Остаток ночи я провел без сна в ожидании трубного гласа, означающего открытие ворот: хотелось поскорее оказаться в городе и до беспорядков укрыться у себя дома. Не только в ожидании трубы не сомкнул я глаз, надобность провидеть любое осложнение, любую опасность гнала прочь сон; а ежели честно припомнить тогдашние мои тайные мысли (в общем-то, сие не является моей обязанностью, да и ни один автобиограф такого не практикует) , пусть это отчасти и ославит молодого Иуду, не по своей воле очутившегося вне событий, я испытал несказанное облегчение, будто сбросил неосмотрительно взваленный на себя тяжкий груз - ведь любое легкомыслие оборачивается тяготами, а по справедливости оцениваем мы свое деяние, лишь когда терпим поражение или радуемся, счастливо избежав оного. Меня поджидало второе, и я испытал чувство пьяницы, вышедшего из духоты пиршественных возлияний в холодную ночную тишину, и знает он - самое время идти спать, да все еще влечет его к веселым сотрапезникам.
Да, я попросту раздумывал, не ретироваться ли мне, пока есть время, из этого дела, даже если на первых порах все сойдет удачно. Одолела меня обыкновенная трусость, правда, я никогда и не почитал себя героем; придерживаясь максимы мудреца на троне, царя Соломона: псу живому лучше, нежели мертвому льву, склонялся потерять деньги, но не голову, а пребывая у Овечьих ворот, поминутно подвергался опасности - Овечьи ворота в неполных двух стадиях от Золотых ворот, которыми повстанцы намеревались просочиться в город, прямо на подворье святилища. К тому же домой мне надобно добираться нижним городом, мимо замка Антонии, где квартировали главные силы римлян.
2. Я обдумывал (кто не оказывался в столь критической ситуации), не обойти ль мне город вдоль северной стены до Рыбных ворот или даже до Ефраимовых - мое жилище находилось неподалеку от них. В ту пору не была еще застроена Весефа - ее возвел и окружил стеной Ирод Агриппа, городская околица, дикая в этих местах, пересеченная каменистыми тропинками, петляющими в лабиринтах садов, в ночной темноте доставим все возможности расстаться не только с одеждой, но и с жизнью.
За Ефраимовыми воротами находилось место казни, тела преступников сбрасывали в скалистые расселины и засыпали камнями. Нередко из-под камней в расселине белели кости и черепа несчастных; эту гору казни называли еще Живодерней - подобным же образом городские живодеры погребали здесь животных; из-за белевших там и сям черепов народ, возможно, и звал эту гору Голгофой, то есть черепом. Иные толкуют - холм своими очертаниями округлыми напоминал череп, вот и прозвали его этим именем. Так или иначе, но Голгофа не привлекала, одиноких путников - великое множество народу окончило свою жизнь в черных пропастях!
Имея в перспективе столь приятное развлечение, едва лишь избегнув другого, я предпочел рискнуть (опять риск!) пробраться домой северной, внутренней стороной городской стены - мимо пруда и замка.
3. Без всяких приключений, еще до рассвета, я оказался дома - только здесь обрел, наконец, равновесие и ощущение безопасности. Но не успокоился, напротив - и не помыслил об отдыхе; справедлива догадка людей оборотистых: опасно там, где уверен в полной безопасности, а рискуешь тем более, чем вернее заключенная сделка. Памятуя об этом, я лишь принял горячее купанье, с помощью массажиста изгнал из тела усталость и приказал подать чашу с эфиопским напитком, обладающим поразительным бодрящим действием, сильнейшим, нежели вино с горы Кармил, прославленной деяниями пророков Илии и Елисея. Виноград, взращенный на известняковых склонах, отсутствие влаги или обилие солнца, а может, и то и другое вместе, дают крепкому лечебному вину легкий горьковатый привкус; напиток, что сытят на пару эфиопскими жареными орешками, пожалуй, менее вкусен, зато заборист, лекарь рекомендовал мне ежедневно две чаши - утром и пополудни, чудодейственный этот напиток столь сильно гонит кровь по жилам, что и посейчас после него ощущаешь сладостное волнение.
