Со временем больничный персонал свыкся с необычным пациентом. Благодаря ежедневным купаниям, удалось избавиться от зловония. Тривз научился понимать речь Меррика и к своему изумлению обнаружил, что Меррик не только не слабоумный, но грамотный и даже начитанный человек. Меррик хорошо знал Библию и Служебник, а также Джейн Остин и Шекспира. Тривз пишет:
«Беды облагородили его. Он оказался мягким, симпатичным и любящим человеком… безо всяких обид, не способным сказать о ком–либо худое слово. Я ни разу не слышал, чтобы он жаловался. Ни разу не слышал, чтобы он сетовал на разбитую жизнь или жестокое обращение со стороны бессердечных владельцев. Его путь по жизни был воистину крестным, но вел всегда вверх. Когда же упала черная ночь, а подъем сделался неимоверно крутым, он неожиданно оказался, так сказать, в дружелюбной гостинице, где свет, и тепло, и приют».
Тривза поражало, что предмет всеобщей брезгливости, лишенный детства, удовольствий, надежды, даже мало–мальски человеческого обращения не только выжил, но и сохранил добрый и приятный нрав. Вскоре Меррик осторожно спросил, нельзя ли отправить его в приют для слепых. Он читал о таких приютах и мечтал жить среди людей, которые не будут показывать на него пальцем. Однако постепенно Тривз и другие врачи завоевали его доверие. Комната на больничном чердаке стала его домом.
Тривз решил доставить Меррику хоть какие–то радости. Ведь всех сокровищ у Меррика только и было, что тросточка, длинный плащ, покрывавший его тело, огромная шляпа с вуалью и медальон с изображением его прекрасной матери, который он всегда и всюду носил с собой. Меррик утверждал, что «у нее лицо ангела». Вообще о женщинах он говорил с обожанием, хотя все женщины от него шарахались. Однажды Тривз уговорил свою знакомую, молодую и хорошенькую вдову, войти в комнату Меррика с улыбкой, пожелать доброго утра и пожать ему руку, — одним словом, повести себя с ним как с человеком.
«Меррик отреагировал совсем не так, как я ожидал, — пишет Тривз, — отпустив ее руку, он уткнул голову в колени и долго–долго рыдал… Впоследствии он сказал мне, что она была первой женщиной, которая улыбнулась ему, и первой женщиной, которая пожала ему руку. С этого дня началось преображение Меррика. Мало–помалу он стал превращаться из загнанного зверя в человека».
Вдова была не последней женщиной, которая пожала ему руку Когда весть о человеке–слоне распространилась по Лондону, в больницу стали заглядывать известные люди, актрисы и даже принцесса Уэльсская Александра (впоследствии королева). С Мерриком подружился больничный священник и причащал его. Иногда доктору Тривзу удавалось проводить Меррика в частные ложи лондонских театров, чтобы он смотрел пьесы.
На некоторое время Меррика устроили в сельском домике. Меррик жил на природе, вдали от любопытных взглядов. Он слушал голоса птиц, наблюдал за форелью в реке, общался с кроликом и подружился с собакой. Он собирал дикие цветы и приносил букеты Тривзу. На каждое новое событие он реагировал с детским восторгом. «Я счастлив каждый час дня», — говорил он.
Используя только левую руку (правая не работала) Меррик стал сооружать модели соборов, тщательно склеивая кусочки цветной бумаги и картона. Из своей комнаты, которая одним окном выходила на храм св. Филиппа, он наблюдал за строительством новой больничной церкви. Взяв обе церкви за образец, он много дней трудился над моделью собора, сделал картонную копию каждого камня, каждой черепицы. Новый храм он называл «подражанием благодати, взлетающей ввысь и ввысь из грязи», а свою модель — «подражанием подражанию».
Через четыре года счастья, единственного счастья, которое он знал, Меррик умер во сне. Умер от асфиксии: тяжелая голова перегнула тонкую шею. Врачи сделали слепок его тела. Этот слепок можно и поныне видеть в больничном музее, как и модель собора, «подражание благодати, взлетающей ввысь и ввысь из грязи». Такой была жизнь Джозефа Меррика.
***
История человека–слона представляет собой вызов как христианам, так и материалистам.
Если считать, что существует только зримый мир, то возникает вопрос: стоило ли оставлять жизнь человеку–слону. Фридрих Ницше ругательски ругал христианство за то, что оно всегда становится на сторону слабых, жалких и непригодных: мол, религия, основанная на жалости, противоречит законам эволюции и принципу выживания сильнейшего. С позиции такой философии, человек–слон не имел права жить, не имел ценности, да и «души», которую стоило бы спасать, тоже не имел. Ибо зачем сохранять явную ошибку природы? Не лучше ли убрать дефект из генофонда? Нацистский режим довел мысли Ницше до логического завершения: была создана программа уничтожения слабоумных, умственно отсталых, а впоследствии также инвалидов[66].
В наши дни ницшеанская логика отнюдь не исчезла. В начале 2003 года воскресный выпуск «Нью–Йорк таймс» отвел значительную часть номера статье Гарриет Макбрайд Джонсон, адвоката и защитницы прав инвалидов.
Она передвигается в инвалидной коляске, горбится, ей трудно принимать пищу, у нее нарушена координация. Статья же посвящена полемике Гарриет Джонсон со знаменитым современным философом Питером Сингером, профессором этики из Принстонского университета.
Джонсон подвергла критике Сингера от лица движения «Еще не мертвые». Дело в том, что Сингер предложил узаконить право родителей умерщвлять своих детей–инвалидов: дескать, зачем тратить силы на увечных — не лучше ли завести вместо них здоровое потомство? Как сказала Джонсон, нелегко вести «цивилизованную дискуссию о том, имею ли я право жить». Атеист Сингер мыслит категориями законов природы и утилитарной философии.
Джонсон тоже атеистка, но она изо всех сил отстаивает свое право на жизнь, которую Сингер называет «ущербной». Статья Джонсон, да и вся ее биография, представляет собой страстную, остроумную и убедительную защиту этого права. Ее жизнь противоречит принципу выживания сильнейшего. В какой–то момент Джонсон задается вопросом: «Может быть, я верующая?»
Такие люди, как Гарриет Джонсон и человек–слон, заставляют задуматься и христиан. Мы считаем их право на жизнь самоочевидным: они люди, созданные по образу и подобию Божьему. Можем ли мы, однако, видеть их такими, какими видит их Бог? Кьеркегор молился: «Господи! Дай нам ослепнуть для вещей, которые не научают добродетели»[67].
Но, возможно, имеет смысл молиться о даровании очей — очей веры. Они так нужны в мире, который ценит лишь внешность и достаток!
В каком–то смысле Ницше прав: христиане призваны сказать «нет» безжалостной схеме эволюционного взаимопожирания. Человек–слон — один из ярких примеров того, какая пропасть отделяет победителей от неудачников. Красивым всегда были доступны радости, неведомые уродливым. Сильные всегда подавляли слабых. Горстка богатых всегда жила за счет бедняков. Но у Царства Божьего иные ценности.
Как биологические твари, мы делим планету с животными, которые отгоняют конкурентов от пищи, привлекают партнеров красотой и оставляют больных и хромых умирать ради благополучия стаи. Однако мы, люди, призваны не поддаваться инстинкту и взирать не только и не столько на внешнюю сторону, а на образ Бога, скрытый в глубине человека, а значит, заботиться о тех, кому плохо[68]. Ведь так поступал и Сын Божий.
Христа можно назвать первым мировым лидером, Который отвел в Своем Царстве героическую роль неудачникам. Он проповедовал людям, выросшим на рассказах о богатых патриархах, сильных царях и могучих воинах. К удивлению слушателей, вместо элиты Иисус почтил социальных аутсайдеров: нищих и кротких, гонимых и плачущих, голодных, жаждущих и отвергнутых. Таковы и герои Его притч: блудный сын (а не гиперответственный старший сын), милосердный самаритянин (а не благочестивый иудей), сборщик податей (а не фарисей).
Английский проповедник XIX века Чарльз Сперджен сказал: «Его слава была такова, что Он пожертвовал Своей славой. Церковь же Его обретает славу, когда жертвует своей респектабельностью и достоинством и почитает за честь собирать отверженных».
Сходные мысли мы находим и у апостола Павла: «Не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных» (1 Кор 1:26). Умные, сильные и благородные находят слишком привлекательным мир земной — среду, в которой им хорошо и удобно. «Но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, — для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом» (1 Кор 1:27–29).
До нас дошли записи, оставленные Джозефом Мерриком. Они показывают, что он обрел дом в вере, — в той вере, что собирает отверженных. Сам Всевышний сказал пророку Самуилу: «Я смотрю не так, как смотрит человек; ибо человек смотрит на лице, а Господь смотрит на сердце» (1 Цар 16:7). Все, кто знал человека–слона, изумлялись, что в чудовищной оболочке живет столь чистая и кроткая душа.
