Следует напомнить, что в русской историографии традиционно уделялось значительное внимание и проблемам развития византийской государственности. Здесь прослеживаются тенденции, идущие от государственной школы с ее откровенной идеализацией государственной власти и взгляда на монархию как двигателя исторического развития. Свою леп — " ту внесли и теория официальной народности, идеи теории славянофильства.[31] Особенно остро эти проблемы вставали, когда речь заходила об осмыслении русскими учеными преемственности форм отечественной государственности от государственности византийской, о проблеме «византийского наследства». Отечественные византинисты уделяли этой теме огромное внимание, они изучали функционирование и сущность византийских государственных институтов, их особенности с целью уяснить своеобразие развития самой Византии и в широком смысле — византийского общества.[32] Естественная для нашей науки ориентация на интересы русской истории, на выявление роли и влияния «византийского наследия» с необходимостью повлекла за собой обращение и к истории собственно Византийской церкви в ее неразрывной связи с жизнью византийского общества и государства.[33] В ходе разработки проблематики, связанной с историей отношений Церкви и государства в Византийской империи, сформировалась концепция так называемой «византийской симфонии», «диархии» или «двуединства» светской и духовной власти в Византии. Исключительная ценность для русского богословия и светской византинистики конца XIX — начала XX в. этой концепции заключалась в том, что она противостояла концепции цеза–ропапизма, преобладавшей в то время на Западе, противостояла не на уровне декларации, а доказательно, представлением материала первоисточников, причем на основе объективного их анализа. Ее основоположником являлся Ф. А. Курганов (1844–1920), проф. Казанской Духовной академии.[34] Сконцентрировав внимание на раннем периоде византийской истории, на IV–VI вв., он заложил основы того нового направления в изучении общей истории Церкви, развитие которого шло в общем русле отечественной научной византинистики.
Весомый вклад в разработку концепции внес и Н. А. Скабаланович. Он подробнейшим образом на материале разнохарактерных источников тщательно проанализировал состояние государственных и церковных институтов XI в.[35]
Основной вывод исследователя сводился к следующему: теснейший союз Церкви и государства вкупе с такими разнородными факторами, как монархический принцип, свободное крестьянство и Православие определял облик Империи в XI столетии.[36] Развитие церковных учреждений и ■церковного управления совершалось в Византии параллельно и в соответствии с развитием политических учреждений.[37] Государственная власть принимала деятельное участие в церковных вопросах, активно пользуется своим правом назначать на церковные должности и отстранять от них. В свою очередь духовные лица принимали деятельное участие в делах гражданских (занимали разные мирские должности в церковном и областном управлении, выступали посредниками между враждующими сторонами и т. д.). «Во многих случаях, — пишет Н. А. Скабаланович, — это шло вразрез с каноническими правилами, неканоничность сознавалась и высказывалась современниками».[38] Но все это, по мнению ученого, не затрагивало «положения вещей в их корне и не вносило никаких существенных изменений в фактический строй».[39] Нововведения наличествовали, но они были «частного свойства» и касались «частных обстоятельств» (усиление экономической власти патриарха и митрополитов, возвышение некоторых архиепископий и епископий на степень митрополий и т. д.).[40] Эти нововведения, на взгляд историка, «обнаруживают тенденцию к большей церковной централизации, вполне естественной ввиду развития тогда до крайней степени государственной централизации».[41]
Институциональный подход к изучению государственных структур как таковых, которого придерживался Н. А. Скабаланович, достаточно прочно укрепился в историографии. В силу этого общество в целом и его реальное влияние на власть зачастую оказывалось вне поля зрения исследователей. Такой подход, как правило, в немалой степени затруднял понимание характера византийской государственности, реальной роли ее институтов. Тенденцией же, все более набирающей силу в современной историографии, является глубокое изучение характера государственных институтов в неразрывной связи с эволюцией самого общества, а не сведения дела к персональным реформаторским устремлениям якобы абсолютно всевластных византийских императоров.
Появление работы Н. А. Скабалановича стало настоящим событием в научной жизни. На нее появились рецензии выдающихся русских ученых: И. Е. Троицкого,[42] Т. Д. Флоринского,[43] П. В. Безобразова.[44] Отдавая должное достоинствам исследования, рецензенты сожалели о том, что, во–первых, автор слишком жестко соблюдал установленные им хронологические рамки и поэтому факты XI в. не были поставлены им в связь с подобными фактами других эпох византийской истории, и, во–вторых, в книге отсутствует характеристика внешнего положения Византии, «тогда как внутренняя жизнь государства бывает тесно связана с внешними политическими событиями и часто зависит от них».[45]
Главное же возражение сводились к тому, что Церкви уделено в работе гораздо меньшее место, чем государству. На этом основании при защите диссертации еще на заседании Совета Академии даже раздавались голоса против присвоения Н. А. Скабалановичу ученой степени доктора богословия.[46] Такой упрек показателен для настроений в историко–церковных кругах, нередко склонных толковать «симфонию» как союз двух абсолютно равных партнеров. Но он несостоятелен по существу. Основополагающий для Византии принцип «двуединства» государства и Церкви на деле не означал полного равенства сторон: светские властные структуры были гораздо более разветвлены и многофункциональны, и это было убедительно показано Н. А. Скабалановичем. «Церковь в Византии занимала второстепенное положение подле государства»,[47] поэтому и в работе, посвященной Церкви и государству, естественно, большее внимание было уделено последнему.
Нам представляется справедливой оценка проф. И. Е. Троицким докторской диссертации Н. А. Скабалановича: «Подобного рода работы обыкновенно не поражают ни широтою взгляда, ни смелостью и оригинальностью выводов (ни для того, ни для другого обыкновенно не бывает в подобных случаях ни оснований, ни поводов). Их главное достоинство заключается в точности исследования и верности добытых результатов. Они обыкновенно расчищают почву для дальнейших исследований и подготавливают надежный материал для взглядов и выводов. Это и дает нам исследование автора и в этом заключается его великая и бесспорная заслуга перед наукой».[48]
Прошедшие десятилетия развития исторической науки дают основания усилить сделанные некогда положительные оценки монографии Н. А. Скабалановича, поставив их в контекст эволюции наших знаний о Византийской империи и византийских источниках. Действительно, по объему собранного материала, по уровню его исследования, по обилию проблем, поднятых в монографии Н. А. Скабалановича, можно с уверенностью сказать, что в русской исторической литературе мало сочинений подобного рода.
В опубликованной в 1884–1885 гг. работе «Разделение Церквей при патриархе Михаиле Керулларии» Н. А. Скабаланович рассматривает разделение Церквей как последствие «целой совокупности обстоятельств, слагавшихся веками». По мнению ученого, Михаил Керулларии «меньше других повинен в этом факте… обвинительный приговор должен лечь на заправителей политики (папской и византийской)».[49]
Особым знаком признания научных и педагогических заслуг Н. А. Ска–блановича со стороны коллег явилось то, что 17 февраля 1886 г. он был удостоин чести произнести речь на годичном акте Санкт–Петербургской Духовной академии. Темой речи Н. А. Скабаланович избрал «Нравы византийского общества в Средние века». Речь наглядно продемонстрировала высокий научный уровень, достигнутый отечественной ви–зантинистикой в середине 80–х годов XIX в. Всем своим содержанием она обращена к современному Николаю Афанасьевичу русскому обществу. Это видно и из выбора хронологических рамок темы — с конца X в., «когда Русь стала учиться у Византии вере, благочестию, когда весь строй, господствовавший в византийской жизни, не одной религиозной, но и семейной, общественной, государственной представлялся нашим предкам как материал не только для изучения, но частично для подражания».[50] Н. А. Скабаланович разделял и общую для людей его времени мысль о том, что анализ общественной нравственности должен показывать… и общественные недостатки.[51]
