Ознакомительная версия.
Кроме того, в распоряжение священников и их семей поступали все первые плоды урожая, приносившиеся Израилем в жертву, включая оливковое масло, вино и хлеб. Хотя эти первые плоды приносились Господу, на жертвеннике они не сжигались, но становились достоянием священников. То же было и со всем, что посвящалось Господу.
Первенцы людей и нечистых животных подлежали выкупу за пять сиклей серебра. Именно столько платил жертвователь священнику, вместо того, чтобы действительно принести в жертву перворожденного. Что же до первенцев чистых животных (волов, овец и коз), то их следовало приносить Господу в жертву Ему. Мясо их, однако, не сжигалось на жертвеннике, как при обычных жертвоприношениях, но также отдавалось священникам.
Все это обеспечение священников от святых приношений являлось знаком того, что Бог благословлял их по Завету. Их доля была объявлена уставом вечным. Сказано это было с помощью метафоры «завет соли», которая подтверждала долговременность данного постановления. Как соль сохраняет долго свою крепость, так и Завет, заключенный с Господом, никогда не утратит силы своей. Заметим, что солью посыпали хлеб приношения, также в знак прочности взаимоотношений, скрепленных Заветом.
Затем Господь обратился к другому аспекту священнического и левитского служения (18:26-24). Господь сказал Аарону, что, хотя священники и левиты не имеют своих земельных наделов, у них будет нечто большее, а именно: Сам Господь. Это означало, что левиты будут получать десятины от народа за службу, которую они несут в скинии, и эти десятины будут источником их существования. Поскольку израильтяне в массе своей не могли приближаться к скинии, их представляли в скинии левиты.
Но и сами левиты должны были отдавать десятую часть от получаемого ими Господу. (Речь идет о десятой части хлеба и виноградного сока. Их следовало рассматривать как плоды, взращенные самими левитами.) В качестве десятины левиты должны были отдавать лучшее и того, что получали. И эта десятина шла непосредственно священнику, чтобы остаться в скинии как священное приношение Господу. Остальное же левиты могли есть и пить, потому что оно не священнику принадлежало, а только им. Беря десятины у израильтян и в свою очередь, принося собственную десятину Господу, левиты использовали народные приношения именно так, как хотел Бог, и таким образом были чисты перед Ним.
Законы об очищении (гл. 19)
В Израиле считалось, что некоторые дела или контакты превращали человека в церемониально нечистого. Объясняется это тем, что вся жизнь народа и все в ней происходящее было пронизано духом религиозных представлений и имело то или иное религиозное значение. Кроме того, неотъемлемой частью их бытия была символика. Например, кожные заболевания предполагали в человеке нечистоту, поскольку эти заболевания были символом греха. Так, Мариамь после того, как была поражена проказой, сделалась нечистой, ибо проказа недвусмысленно свидетельствовала о том, что подняв бунт, Мариамь согрешила (12:9-15). Также и болезнь Не-емана символизировала его греховность. Будучи исцеленным, он признал, что лишь Господь Израиля есть Бог (4 Пар. 5:15).
У израильтян считалось, что прикосновение к мертвому телу оскверняет особо. Причина этого убеждения в явной ассоциации физической смерти с духовной. Следовательно, для тех, кто соприкасался с трупами, должны были быть предусмотрены средства очищения. Важно, чтобы им можно было свободно пребывать в сообществе живых.
Как обычно, ритуальное очищение предполагало наличие «заместительной жертвы», вот почему общество должно было поставить рыжую телицу без порока и недостатка, на которой никогда не пахали. Хота рыжая телка и приносилась в жертву за грех, но в отличие от обычных жертв за грех, не в искупление. Ее приносили в жертву не ради удаления самого греха, а того осквернения грехом, которое ассоциировалось со смертью. Рыжая масть ее символизировала цвет крови. А то, что она должна была быть из незнавших ярма, говорило о том, что телке полагалось быть абсолютно здоровой и сильной. Животным настолько чистым, чтобы быть годным для исполнения священной роли, ради которой оно было выбрано.
После заклания телки в присутствии священника за пределами стана (последнее символизировало физический акт удаления скверны из среды народа) священник семь раз кропил кровью ее в направлении скинии. Это свидетельствовало о том, что жертва приносилась Господу.
Потом телицу полностью сжигали на огне, вместе с кедровым деревом, иссопом и нитью из червленой (ярко-красной) шерсти. Эти же три компонента использовались и в ритуале очищения при кожных заболеваниях. Выбирая для ритуальных целей породу дерева, брали вечнозеленый душистый кедр. Иссоп брали потому, что пучки именно этого растения макали в кровь ягненка при исходе, а нить красной шерсти – потому, что она символизировала саму кровь.
После сожжения всего этого вместе с телицей пепел перемешивался и становился при этом средством очищения (19:9). После завершения ритуала священник и его помощник сами становились нечистыми. Это происходило потому, что они готовили пепел для очищения. Это может показаться удивительным, но прикосновение к священным предметам делало священника церемониально нечистым.
Итак, когда оставался лишь пепел, кто-нибудь чистый должен был собрать его и положить вне стана на чистом месте. Теперь пепел был готов для воды очищающей.
В очищении нуждался всякий, кто прикасался к мертвому телу, и оставался нечистым семь дней. Такому человеку надо было очистить себя водою с пеплом в третий и в седьмой день, иначе он оставался нечистым. Если он приближался к скинии, будучи церемониально нечистым, то должен был «быть истреблен из среды Израиля», то есть, предан смерти.
В равной мере нечистым становился человек, который хотя бы входил в шатер, где лежал усопший. Воздействие смерти было столь сильным, что распространялось и на открытые сосуды, находившиеся в непосредственной близости от мертвого тела. И кто касался убитого в поле и костей человеческих или могил, делался нечистым.
Совершая ритуальное очищение, в сосуде смешивали пепел и воду и, опустив в эту смесь пучок иссопа (который и сам по себе обладает лечебными свойствами), кропили шатер, все сосуды и людей, оскверненных смертью. И кто-нибудь чистый должен был в третий и седьмой день окропить нечистого человека, после чего тот должен был омыться сам и вымыть одежды свои.
Неисполнение этой процедуры под страхом смерти не позволяло нечистому приближаться к скинии (он подлежал истреблению из среды народа).
Тот, кто совершал акт очищения нечистого, тоже должен был вымыть одежды свои и выкупаться, как должен был сделать это всякий, кто хотя бы прикоснулся к очистительной воде. Все, чего касался нечистый человек, становилось нечистым, и нечистота эта переходила, в свою очередь, на любого, кто так или иначе вступал с ней в контакт.
Кому дано много, много спросится (20:2-13)
Кадес был оазисом с достаточным количеством воды, но на этот раз, войди в него, израильтяне обнаружили, что он высох. Жажда заставила израильтян наступать на Моисея в своей обычной манере. Они укоряли его за то, что привел их из Египта на это негодное место. И так же, как поступал он в прошлом, Моисей обратился за советом к Господу, пав перед Ним ниц с мольбой и молитвой.
В ответ Господь повелел Моисею взять в руку свой посох и, собрав народ, обратиться к скале, и она тогда она даст воду, которой будет достаточно для людей и скота. Из скалы, о которой идет речь, били в обычное время ключи и евреи не раз пили из них в прошлом. Господь повелел Моисею только сказать скале, тогда появление из нее воды приписывалось бы не силе Моисея, а действию чуда Господнего. Моисей, однако, потерял в какой-то момент терпение и поступил так, что всеобщее внимание было привлечено именно к его власти и силе как посредника Завета. Он ударил в скалу своим посохом дважды… И вода появилась, но, понятно, благодаря милости Господней. Моисею же и Аарону за то, что привлекли к себе внимание вместо того, чтобы положиться на Господа, было отказано во вступлении в Обетованную землю.
Решение Господа было твердым. Принцип, по которому поступил Господь в данном случае, ясен: кому дано много, много и спросится. Можно предположить, что личность меньшая во всех отношениях, чем Моисей, не пострадала бы в такой мере в результате Божьего неудовольствия.
О праве наследования в семьях, где не было сыновей (27:1-11)
Когда пришло время определить наделы для племен, кланов и семей, возникла проблема с семьей Салпаада из поколения Манассии. Сал-паад умер, но не вместе с Кореем, а за свой грех, не оставив по себе сыновей. Но у него было пять дочерей. Поскольку земельные наделы полагалось выделять главам семей, т.е. мужчинам, семье и имени Салпаада грозило исчезновение, поскольку вне своего племени они не могли получить землю.
Ознакомительная версия.
