Том Райт - Главная тайна Библии

Это — небо Англии, но вряд ли — небеса христианской традиции или Нового Завета. Подобные взгляды выражал и Джордж Элиот, писавший о «бессмертных умерших, что вновь живут в уме, который становится прекраснее от их присутствия».[11]

В ноябре 1920 года состоялись похороны Неизвестного Солдата, и можно сказать, что это событие уже предвещало всенародное оплакивание погибшей принцессы Дианы. Тогда миллионы потеряли своих близких, часто взрывы разрывали солдат на части или люди пропадали без вести. И участвуя в похоронах неизвестного, скорбящие могли думать, что хоронят своих сыновей или мужей. Эти смерти, а затем, меньше чем одно поколение спустя, смерти во Второй мировой войне сильно повлияли на людей, и, как я думаю, представления о смерти в Англии XX века объясняются тем, что смертей было слишком много, чтобы можно было это осмыслить. Я вырос в такой среде, где о смерти почти не говорили; детей 1950–х берегли от соприкосновения с этой темой. Так, я впервые в жизни оказался на похоронах уже тогда, когда мне исполнилось почти двадцать лет. Возможно, это было реакцией на мелодраматизм викторианства с его смертным одром и похоронными обрядами. Быть может, этим взрослые защищали себя, потому что тайно носили в себе великую скорбь об ушедших, которую снова могла оживить непосредственная реакция ребенка.

Таким образом, смерть и жизнь за ее пределами в 1950–х были запретной темой, но сегодня ситуация изменилась. Появились кинофильмы, пьесы и романы, которые исследуют эту тему со всех возможных точек зрения. Такие фильмы, как «Четыре свадьбы и одни похороны» или «И видеть сны» (Perchance to Dream), отражают горячий интерес нового поколения к вопросу, который раньше не задавали и на который люди не знают удовлетворительного ответа. «Мрачный» сегмент рынка переполнен темой смерти, и это не только сцены насилия, но и «ужастики», в которых смерть становится главным источником тревоги. Нигилизм, порожденный секуляризмом, отнял у многих людей смысл жизни, и это опять–таки заставляет думать о смерти. Один из самых блестящих спектаклей, которые мне удалось увидеть, когда мы жили в Лондоне, — это завоевавшая Пулитцеровскую премию пьеса «Wit», написанная школьной учительницей из Атланты (штат Джорджия) Маргарет Эдсон.[12]Его героиня Вивиан Биринг — известный специалист по «Священным сонетам» Джона Донна, а все действие разыгрывается в больничной палате, где Вивиан умирает от рака, размышляя над великим сонетом Донна «Смерть, не тщеславься…». О нем нам еще предстоит поговорить. Эта пьеса пользовалась большим успехом в Нью–Йорке, чем в Лондоне; возможно, готовность всестороннее обдумать вопрос смерти зрелого человека в США выше, чем в Великобритании. Но подобные вопросы окружают нас со всех сторон. Когда я готовил лекции, положенные в основу данной книги, вся страна говорила о Джоне Даймонде. Этот журналист, обладавший лаконичным стилем и стоическим мышлением, умирал от рака гортани. Убежденный атеист, он писал о том, что отвергает любые утешения и мысли о спасении в загробной жизни. Этот человек уже умер. Интерес к его колонке и обмен мнениями читателей свидетельствуют о том, что в нашем мире тема смерти и того, что лежит (или не лежит) за ее пределами, крайне притягательна.

Куда же это нас ведет? Не так давно Рут Гледхилл, которая освещает религиозную тему в газете The Times, утверждала в своей статье, что сейчас образовалась пропасть между представлениями основных церквей и «волшебством» всевозможных взглядов, культов и верований движения New Age. Один из читателей ответил на это, что для него как для постороннего наблюдателя представления церквей также кажутся верой в волшебство. «С точки зрения нехристиан, — писал он, — члены Церкви Англии, без сомнения, верят в возвращение трупов к жизни». Косвенно он хотел сказать примерно следующее: если это не волшебство, то что же вообще можно назвать волшебством?

Так что же это на самом деле? И во что люди действительно верят, когда говорят о Пасхе? И как их вера связана с тем, что утверждают важнейшие Символы веры, в которых будущая надежда описывается так: «Чаю воскресения мертвых»? Что значили эти слова для первых христиан и что они значат сегодня? В чем заключается наша надежда на жизнь после смерти? Что мы услышим в ответ, если станем опрашивать случайных прохожих на улицах наших городов и селений? А поскольку здравое богословие никоим образом не зависит от мнения большинства — что нам говорит об этом вопросе Библия? Что говорят Иисус или апостолы?

На мой взгляд, среди основных представлений, господствующих в умах сегодня, можно выделить три главных типа — причем ни один из них не соответствует ортодоксальному христианскому учению. Встречаются отдельные попытки заново утвердить более традиционные представления; здесь мне приходит в голову, например, мрачный, но великолепный роман Уильяма Голдинга «Воришка Мартин». Однако в целом общественное мнение склоняется к тому, что традиционные представления, куда входят, с одной стороны, суд и ад, а с другой — воскресение, неприемлемы и оскорбительны для современного человека.[13]

Во–первых, некоторые люди верят в полное уничтожение. Это, по крайней мере, честное убеждение в подобной судьбе человека, хотя оно и не приносит удовлетворения. Возможно, именно этим объясняются гневные строки Дилана Томаса, написанные в связи со смертью его отца:

Однако немногие способны вынести подобное радикальное отрицание будущей жизни. Если вы окажетесь в отделе «Религия» любого книжного магазина, вы легко убедитесь в том, что сегодня все больше и больше людей верят в реинкарнацию того или иного рода. И эти люди не убежденные индуисты или последователи определенных философских систем вроде уже упоминавшегося Гленна Ходдла. Главная героиня ужасающего, но блестящего романа Уилла Селфа «Как живут мертвецы» — постоянно недовольная всем жительница Лондона, которая недавно умерла. Она попадает в призрачную пародию на Лондон, где узнает, что обречена воплощаться снова и снова до того момента, пока не постигнет, что такое (как это называет их проводник в загробном мире) «зацепки благодати» (the hooks and eyes of grace); только последние освободят ее от непрестанного цикла перевоплощений:

Девочка, есть один–единственный шанс вырваться из этого круговорота… У тебя есть шанс прикрепиться к зацепкам благодати. Если ты сама того хочешь. Если ты сможешь — хотя бы на мгновение — сжать свой ум в одну точку.[15]

Но у героини ничего не получается — и она рождается снова как несчастный ребенок, которого ждет короткая и полная жестокости жизнь. Похоже, что Уилл Селф говорит о чем–то подобном индуизму, где способность сконцентрировать мысль, отказавшись от блужданий отвлекающегося ума или души, представляет собой ключ к выходу из этого бесконечного цикла — из колеса смертей и рождений. Существуют и другие вариации на тему перевоплощения, как я могу судить по доступной литературе: многие пытаются с помощью реинкарнации достичь тех же целей, которых достигали с помощью психоанализа, но иным путем. Эти люди исследуют аспекты своей личности, связанные с событиями предшествовавшего воплощения. Все это вбирает в себя культура New Age, которую образуют фрагменты эзотерических знаний, смешанные с мечтами о работе над собой и самореализации.

Среди разнообразных представлений New Age мы встречаем и возрождение того, о чем писал Шелли; это вторичная популярная природная религия с элементами буддизма. Человек после смерти возвращается в большой мир, где дует ветер и растут деревья. Один солдат, имя которого неизвестно, отправляясь в Северную Ирландию, оставил на случай своей смерти такое стихотворение:

После смерти принцессы Дианы кто–то оставил в Лондоне как бы послание от ее имени: «Я вас не покинула. Я остаюсь с вами. Я в солнце, и в ветре — и даже в дожде. Я не умирала, я осталась со всеми вами».[17] Похороны, дни памяти умерших и даже надписи на могилах сегодня отражают подобные представления. Многие люди, считающие себя христианами, стараются убедить самих себя и других в том, что именно такова идея непрерывности жизни традиционного учения о бессмертии души и воскресении мертвых. Хотя многие другие — среди них, например, чрезвычайно популярный детский писатель Филип Пуллмен, который склоняется к подобному пониманию бессмертия, — ясно понимают, что таким образом они нападают на традиционные христианские верования, пытаясь их разрушить и предложить вместо них нечто иное.[18]