Обратившись к Раме, Лакшмана сказал:
Почему люди до сих пор не сознают этого? Возьми бразды правления государством с моей помощью! О Рагхава, кто посмеет восстать против тебя, когда я буду стоять рядом, вооружившись своим луком и поддерживая тебя? О тур среди людей, своими острыми стрелами я уничтожу этот город Айодхью, если они посмеют восстать против тебя. Я истреблю всех сторонников Бхараты и всех, кто разделяет его интересы. Дело не в отставке, наш отец стал нашим врагом, его нужно заточить в темницу или даже убить. Если духовный учитель, одержимый гордыней, забывает о том, что справедливо, а что не справедливо, и отступает от пути истины, нужно ли повиноваться ему? Что это за царь, передавший Кайкейи царство, твое по праву, о добродетельный герой? Разве это не оскорбление тебя и меня? Какое право он имеет возводить Бхарату в столь высокое положение, о победитель врагов? О царица, глубокие узы дружбы связывают меня с братом. Воистину, своим луком, силой розданной милостыни и проведенных жертвоприношений я клянусь тебе, войдет ли Рама в пылающий огонь или в лес — я последую за ним! О царица, как солнце на рассвете разгоняет тьму, я развею твои страдания. Пусть царица и Рагхава узрят мою доблесть! Я убью своего старого отца, увлеченного Кайкейи, чьи старческие привязанности ввергли его в достойное порицания слабоумие. От этих слов великодушного Лакшманы Каушалья, терзаемая горем, со стоном сказала Раме:
О сын мой, ты слышишь, что говорит Лакшмана? Если ты согласен, исполни это немедленно! Не слушай враждебного голоса моей соперницы, не уходи, покинув меня в горе! Ты знаешь, в чем твой долг, ты самый доблестный из людей, исполни необходимые обязанности, останься, повинуясь моей воле!
О дитя мое, послушавшись матери, оставшись дома и приняв на себя суровейшую из епитимий, Кашьяпа достиг небес. Царь достоин почитания, так же как и я. Я не позволяю тебе уходить в лес. Вдали от тебя я не смогу жить, но рядом с тобой я буду счастлива, даже питаясь травой. Если ты уйдешь в лес, я, терзаемая горем, буду поститься и расстанусь с жизнью, потому что не смогу жить. И тогда ты, сын мой, будешь виновен в убийстве брахмана и пойдешь в ад, подобный Самудре, который является супругом всех рек.
Так сокрушалась несчастная Каушалья, и добродетельный Рама отвечал ей:
О богиня, я не могу пренебречь волей моего отца, поэтому почтительно кланяюсь тебе и прошу позволения удалиться в лес. Знай, что мудрец Канду, живя в лесу по воле своего отца, убил корову, хотя знал, что это незаконно. В давние времена в нашем роду сыновья Сагары, роя землю, допустили великое избиение всего живого, послушные воле своего отца. О мать, все эти люди и многие другие, подобные богам на небесах, исполняли безжалостные приказы своих отцов, и я не исключение. О царица, не я один послушен воле отца, все, кого я назвал тебе, вели себя так же. Этот обычай все еще в силе, и поэтому, вопреки твоему желанию, я буду следовать ему. Наши предки прежде нас с верой прошли этим путем. Я буду поступать согласно долгу, не отказываясь от своих обязанностей в этом мире; человек, послушный отцу, не узнает горя.
Сказав это матери, самый красноречивый из людей и искусный среди лучников, обратился к Лакшмане:
О Лакшмана, я знаю, что твоя любовь ко мне не имеет себе равных, а доблесть, верность и сила неотразимы, и все же страдания моей матери безмерны, о знаменитый, ее невозможно успокоить или вразумить. В мире главное — это наш долг. Исполнение долга поддерживает истину. Слова моего отца проистекают из чувства долга. О герой, человек не должен пренебрегать волей отца, матери или брахмана, если верен своему долгу. Я не могу противиться воле отца, по его приказу Кайкейи изгоняет меня.
Откажись от своего позорного замысла, он попирает долг кшатрия!
Почитай свои обязанности и не прибегай к насилию, — вот мой тебе совет!
Затем старший брат Лакшманы снова обратился к Каушалье, сложив ладони и опустив голову:
О царица, теперь позволь мне уйти в лес и благослови. Клянусь, я исполню свой обет и вернусь из леса, подобно Яяти, благородному мудрецу, который в давние времена достиг небес после того как пал на землю! О мать, будь великодушна, обуздай печаль в своем сердце и не плачь; я вернусь из лесного уединения, когда исполню волю отца. Я, а также Ваидехи, Лакшмана и Сумитра должны подчиниться желаниям моего отца. Это наш неписанный долг. О мать, забудь о приготовлениях к моей коронации и подави горе в своей душе; смирись так же с моим пребыванием в лесу, это мой долг.
Решительные, спокойные слова сына словно вернули царицу к жизни.
Устремив на него пристальный взор, она сказала:
О сын мой, в своей материнской любви я для тебя такой же духовный учитель, как и отец, и я не позволю тебе уйти. Не покидай меня в великом несчастье, не уходи. Зачем мне жить в этом мире без тебя? Зачем мне Питрилока или Девалока? Одно мгновение с тобой стоит целого мира!
Рама перед лицом страданий матери казался слоном, который, ища темного угла во время ночной охоты с факелами, освещен еще больше. Верный долгу, он снова с достойными словами обратился к Каушалье, которая от горя лишилась чувств, и к Саумитри, охваченному печалью:
О Лакшмана, я почитаю твою любовь и доблесть, но не принимая мое решение и соглашаясь матерью, ты жестоко терзаешь меня. Долг, личные интересы и удовольствие почитаются в мире; несомненно, если я буду действовать согласно им, долг, личные интересы и удовольствие станут мне как верная и преданная жена, но они не позволят нам свершить то, что выходит за их пределы, и в конце концов ту справедливость, к которой мы должны стремиться. Недостоин похвалы тот, кто преследует лишь удовольствие. Раб своих желаний ни у кого не вызывает восхищения. Что бы ни повелели гуру или престарелый отец, даже в гневе, приятно это или нет, человек добросовестный и мирный примет как долг. Поэтому я не могу не исполнить обещание, данное отцом, целиком и достойным образом. Дорогой мой, он — наш гуру, он — супруг божественной Каушальи, поэтому она должна следовать за ним и слушаться его. Пока этот справедливый монарх жив, и главное, пока он идет своим путем, царица, отправившись со мной, станет подобна чужестранке или вдове. О царица, позволь же мне уйти в лес и дай свои благословения, и, когда придет время, благодаря твоей преданности, я вернусь подобно старому Яяти, который вновь обрел небеса силою истины! Я никогда не отрекусь от того, что принесет благо всему царству; жизнь коротка, о царица, и я не дорожу этой жалкой землей ценой попрания долга!
Так этот тур среди людей успокоил царицу, настояв на своем решении отважно уйти в лес Дандака. С твердостью выразив свои намеренья младшему брату, Рама с любовью простился с матерью, почтительно обойдя вокруг нее.
Глава 22. Рама пытается успокоить Лакшману
Лакшмана, преисполненный горя и негодующий, был подобен великому слону с глазами, сверкающими гневом, опьяненному кровью. Владея собой, Рама приблизился к сыну Сумитры, любимому брату и другу, и с твердостью в голосе раскрыл ему свои мысли:
Усмири свой гнев и стань уравновешен. Оставь эту слабость и преисполнись великой радости. Немедленно забудь обо всех приготовлениях к моей коронации и исполни свой долг. О Саумитри, нужно забыть о моей коронации столь же поспешно, как она была подготовлена. Поступай как царица, чей дух измучен мыслями о моей коронации, и стань умиротворен; я не в силах видеть мгновенья страданий моей матери, о сын Сумитры, и я не могу сознательно или бессознательно стать причиной малейшего неудовольствия всех матерей или отца. О Лакшмана, давай облегчим страдания нашего благородного отца, справедливого и доблестного. Сейчас главное, чтобы его жизни не грозила опасность. Если я не оставлю стремление к короне, я разделю с царем нужду, заставившую его нарушить свой обет. Поэтому отложи приготовления к моей коронации, о Лакшмана; более того, я намерен покинуть город и как можно скорее уйти в лес. Мой уход позволит царице Кайкейи, матери Бхараты, исполнить свое желание короновать сына, цель ее будет достигнута. Кайкейи будет счастлива, когда я в одеждах из древесной коры и шкуры антилопы, собрав волосы в одну косу, удалюсь в лес. Я не должен сопротивляться тому, кто вдохновляет и содействует моему решению. Поэтому я отправляюсь немедля. О сын Сумитры, в моем изгнании и последующем возвращении утраченного царства узри мою судьбу. Как Кайкейи причинит мне боль, если это не велено судьбой? Воистину, все матери мои отмечены любовью ко мне, мой друг, никогда прежде Кайкейи не видела разницы между мной и своим сыном. Я убежден, что ее жестокие слова против моей коронации, так же как требование моего изгнания были продиктованы Провидением и ничем больше. Могла ли иначе столь благородная и добродетельная царица вести себя со мной подобно сварливой бабе в присутствии своего супруга? Этой неведомой силой, именуемой Провидением, не могут пренебречь даже Бхуты; неизменный и твердый указ судьбы лишил меня удачи и изменил отношение Кайкейи ко мне. Зачем сражаться с Провидением, о Саумитри, если исход заведомо известен? Добро и зло, страх и гнев, приобретения и потери, бытие и небытие и все с этим связанное — все это удел судьбы. Риши, которые умерщвляют свою плоть в суровых аскезах, волею Провидения отступают от избранного пути и впадают в гнев или страсть. Не рука ли судьбы препятствует людям в их начинаниях вопреки их знанию и воле? Эта истина не позволяет мне горевать о несостоявшейся коронации; поэтому со своей стороны даруй мне помощь и поскорее отмени приказы, отданные в связи с этой церемонией. Кувшины, полные святой воды, послужат моему очищению, когда я буду давать обет аскетизма, о Лакшмана. Как еще мне использовать воду, приготовленную для коронации? То, что я зачерпну своими руками, станет символом моих новых обязанностей — будь то коронация или изгнание в лес, неизвестно, что сулит большее счастье. О Лакшмана, не мешай матери принять свою судьбу, не хули моего младшего брата за то, что я отказался от трона, не ругай отца или кого бы то ни было еще; тебе хорошо известна неумолимая десница Провидения!
