– Брось ты! Что тут можно сделать?…
И ещё, ещё стали появляться разные Лаоне. Кто дурашливый, кто серьёзный, кто боязливый, кто нахальный. Целая толпа собралась на дне расщелины.
Многие за дело принялись: кто камни из земли выковыривает, кто в глине ступени выцарапывает, кто живую пирамиду построить пытается. Другие суетятся, толкаются и всем мешают. Камни у них рассыпаются, ступеньки обваливаются. В общем, куролесица сплошная. Выше подняться, чем до середины расщелины, никак не получается.
Посмотрел Лаоне наверх, а там, по краям расщелины, тоже толпа из воздуха соткалась. Те уже на Лаоне не похожи, все какие-то необычные. Кто ласковый, кто строгий, кто сам лестницу из веток плетёт, а кто другими командует. Вот у них уже почти до середины лестницы свешиваются.
Обрадовался Лаоне. С помощью нижней толпы до середины стены добрался, до верхних лестниц еле-еле дотянулся – и выбрался из расщелины. Тут же весь народ, нижний и верхний, начал таять в воздухе. Через минуту никого уже не было видно. Только чей-то невидимый локоть толкнул Лаоне:
– Ну как? Говорил: придумаем что-нибудь, – и придумали!…
После этого приключения довелось Лаоне исходить всю Долину Гейзеров, куда только можно было добраться. Ведь здесь, в Долине, было как раз то самое необычное место, о котором он всю жизнь мечтал. Правда, расщелина, куда он в первый день упал, больше уже на глаза ему не попалась. И никого из тех удивительных человечков он больше не видел. Хотя голоса их ему иногда слышались. Вот только непонятно было, откуда они доносятся: снаружи или изнутри?…
Соблазн и благодать: разрушение против созидания
Слишком упрощённо было бы считать, что тёмные силы всегда нападают на нас, а светлые всегда опекают нас и защищают. Всё бывает очень по-разному – в силу множественности нашего внутреннего мира и, наверное, в силу разнообразия тайны.
Кому-то случается вступить в противоборство со светлой силой – и счастье, если его победят. Как у Рильке:
Кого тот ангел победил,
тот правым, не гордясь собою,
выходит из любого боя
в сознанье и в расцвете сил…
Что касается тёмных сил, они редко нападают в открытую: такое ещё надо заслужить своей способностью распознавать прочие их приёмы. Приёмы эти могут быть весьма закамуфлированными, изощрёнными по форме, хотя по содержанию они до скукоты одинаковы. Соблазн, переходящий в помощь по его осуществлению, или помощь в решении какой-то мелкой проблемы, переходящая в соблазн. Многое можно сказать и о внутренней пустоте самих соблазнов, но для понимания этого факта нужны не слова. Нужна мудрость или печальный жизненный опыт.
Мудрости всегда не хватает. Опытом всего не переберёшь (к счастью). На помощь приходят соборная мудрость и соборный опыт.
Отрицание человеком самой возможности существования внешних тёмных сил – в их пользу. Ведь при этом человек считает, что он имеет дело лишь сам с собой и со случайными обстоятельствами жизни. Он замыкается в самодостаточности. Он борется исключительно сам с собой. Он не обращает внимания на искусные тёмные подсказки и поэтому не ищет защиты от них.
Но если говорить о собственном содержании тёмного воздействия, то его и впрямь почти не существует. Темнота – это просто отсутствие света. Чернота – неспособность к его отражению. Хаос – это не смысл, а отсутствие смысла. Суть действия тёмных сил заключается прежде всего в противодействии свету и смыслу, в разрушении сознательного созидания или в карикатурном передразнивании его, которое тоже ведёт к разрушению. Тёмное воздействие направлено на дезориентацию человека, на отвлечение его от соборного мышления.
Межконфессональные разногласия представляют собой самый выразительный пример тонкого действия тёмных сил. Замаскированные под борьбу за светлые истины, они ухитряются разъединять людей в том, что должно было бы соединять их на пути к Высшему. Но нельзя же без конца позволять им это!
Внимание к Высшему, к связанному с ним созиданию, творчеству, к соединённости усилий – это великая работа жизни. Жизни, преодолевающей энтропию и создающей смысл там, где иначе будет лишь постепенное усиление хаоса. Создание смысла – в этом проявляется действие светлых сил. Они не анонимны: каждая религия имеет свои персонифицированные представления о светлых силах. Светлые силы помогают живому человеку осознать себя, свой прообраз личности, своё неповторимое участие в земной и космической жизни.
Светлые силы имеют дело с человеком как с личностью, обладающей и свободой обратиться за помощью, и свободой обойтись без неё. Свободой сотрудничества и свободой противоборства. Свободой выбора своей позиции между светом и тьмой. Свободой выбора своего пути к свету или от света.
Даже та высшая форма действия светлых сил, которую принято называть благодатью и которая может показаться форсированным участием в жизни человека, опирается на его самоопределение. Для этого десанта светлой силы необходима некоторая посадочная площадка в душе – может быть, незаметная до поры до времени для самого человека, но возникшая в результате его волеопределения и его внутренних усилий. Если человек стремится служить истине, но образ истины у него искажён, то всё-таки само это стремление создаёт возможность будущего просветления. Признание самого существования истины – это уже признание света.
Мы далеко не всё знаем о разнообразных приютах для Высшего в человеческих душах. Нередко существование чего-то такого заметно лишь по результату: по свету, источником которого становится – неожиданно для нас – именно этот человек.
Полное непризнание светлых сил или признание их полностью своими, внутренними перекрывает ту область, где могла бы "причеловечиться" поддержка сверху. В этом отличие верхних путей благодати от нижних путей соблазна: подсознательных нор, через которые приходит то, что не нуждается в свободном призыве.
Получается, что тёмным силам выгоднее, чтобы человек не признавал ни их, ни светлые силы. Для светлых сил благоприятнее полный духовный реализм. Нам остаётся решать, что выгоднее, что благоприятнее для нас самих.
Имитация тайны таинственностью
Наша духовная жизнь вытекает из тайны и впадает в тайну. Поэтому интерес (или любопытство) к тайне и почтение к ней (или конфронтация с нею) вплетаются в наши религиозные переживания самым неотъемлемым образом. И поскольку Высшее всегда связано с тайной, иногда мы и саму тайну начинаем считать чем-то особенно значительным и высоким.
Парадокс в том, что тайна не существует самостоятельно. Она возникает тогда, когда кто-то хочет заглянуть куда-то, но почему-то не может. Но к этому добавляется ощущение, что ТАМ скрыто нечто важное для нас.
Не только в виде тайны существует для человека Высшее. Оно открывается нам в соответствии с нашей готовностью к восприятию, порою поражая нас как раз своей пронзительной простотой. Тайна, связанная с Высшим, – это не темнота, а глубина. Это тайна для нас, поскольку нам самим не хватает силы зрения и расположенности к свету. Если мы склонны к почитанию тайны самой по себе, рано или поздно окажется, что мы почитаем собственную близорукость или завесу, за которой нет уже и следа Высшего.
И тогда – свято место пусто не бывает…
У тёмных сил глубокой тайны нет. В их распоряжении лишь тени от недостаточно освещённых явлений, наша пугливая осторожность перед этими тенями и наша готовность почитать тайну саму по себе. Вот из такого материала они и выкраивают для нас свою тайну. Даже не тайну, поскольку ничего содержательного за ней не скрыто, а таинственность, имитирующую тайну.
Таинственность эта лишь ещё больше затемняет наше зрение, уводя нас от света. Если не в темноту, то хотя бы в тень, хотя бы в полутень. Туда, где всё так загадочно, что сама эта загадочность сосредотачивает на себе наш интерес.
Загадочность может вызывать даже больший интерес, чем тайна, – именно потому, что только для этого и предназначена. Этим умело пользуются иллюзионисты.
Имитируя тайну, таинственность как бы уравнивает себя в правах с нею. В темноте или в полутьме как бы подразумевается глубина, неожиданность, новизна. Но глубина оборачивается ямой, неожиданность – всего лишь испугом, а новизны здесь столько же, сколько на пыльном складе устарелого театрального реквизита.
И всё же таинственность полутьмы ещё допускает блики света, а значит и возможность двигаться в направлении к нему. Каким бы ни был душевный сумбур, как ни сгустилась бы сердечная смута, мы можем, если захотим, выбраться к свету. Правда, при этом придётся уйти от театральной загадочности. Но жалеть о ней нечего: впереди нас ждёт настоящая романтика души, имеющей дело с настоящей тайной.
